– Ты сама – как Мелюзина, прекрасная и таинственная! – с улыбкой прошептал он.

Сравнение удивило Женевьеву, но, поскольку молодые люди собирались пожениться, она расценила это как проявление нежности.

– Ты тоже скоро будешь невестой, Изора, – сказала она. – Мне рассказал полицейский инспектор мсье Девер. Сегодня вечером он ужинал у моих господ.

– Ты все так же служишь экономкой у мсье и мадам Обиньяк? – спросила Изора.

– Да. Правда, надолго отлучалась в Люсон и только-только вернулась. На днях я похоронила мать, которая оставила мне дом и гектар виноградника. Думаю все продать. Я решила остаться жить в Феморо, в память о твоем брате. Кстати, хорошо, что я тебя застала. Завтра собиралась к вам – поздороваться с твоими родителями.

Протрезвевшая Изора пожала плечами.

– Не знаю, хорошо ли тебя примут, Женевьева, – засомневалась она. – Отец день ото дня становится все злее и сварливее. Маме тоже приходится несладко. Они так и не оправились после потери сыновей.

– Их можно понять… Прости меня. И вы извините, мадам Маро. Я не хотела портить вам праздник.

– Ну что вы, мадемуазель, не извиняйтесь, – успокоила ее Онорина. – А вот и Гюстав! Он мне машет! Пойду, а вы, молодежь, пока поболтайте о своем!

С ее уходом все трое вздохнули свободнее. Захмелевший Жером обнял Изору за талию и притянул поближе. Устыдившись Женевьевы, она не решилась отодвинуться. Обеим хотелось сменить тему разговора.

– Говорят, ты скоро станешь учительницей, Изора? – задала новый вопрос экономка Обиньяков.

– Об этом ты тоже узнала от инспектора?

– Да, он делает вид, что знает подноготную каждого жителя Феморо, хотя пробыл здесь всего три недели! Так печально, что кого-то убили в шахте! Я не представляла, что такое вообще может случиться.

– Газеты в Люсоне не писали? – удивился Жером.

– У меня не было возможности покупать прессу. Я почти не отходила от матери. Но расскажите мне лучше о вас! У тебя красивый браслет, Изора!

– Это я ей утром подарил! – похвастался слепой юноша. – Я – счастливчик, потому что только Изора могла согласиться выйти замуж за инвалида!

– Когда любишь, даже тяжелое увечье – не помеха! Поверьте, Жером, если бы Арман вернулся с войны слепым, мои чувства к нему не изменились бы. Я бы бросилась ему на шею и расцеловала! Господи, вот было бы счастье!

– Женевьева, ты согласишься стать свидетельницей на нашей свадьбе в мэрии и подружкой невесты в церкви? – тихонько спросила Изора. – Ты была ко мне так добра, когда приходила к нам на ферму, я помню!

– Конечно, с большим удовольствием! Боюсь только, что мой траур к тому времени еще не кончится. Не очень весело – быть в черном в такой день!

– Для меня это неважно, – вмешался в разговор Жером. – Я все равно вас не увижу, только почувствую запах духов, как сейчас.

– Мадам Обиньяк отдает мне флаконы с духами, когда там остается совсем чуть-чуть. Все – от парижских парфюмеров. Ты не представляешь, сколько у нее ароматов и разной косметики!

– И правда, от тебя очень приятно пахнет, – подтвердила Изора.

Пока девушки болтали, зал ресторана потихоньку опустел. Жером слушал их, улавливая малейшие нюансы в голосе, ощущая ритм дыхания. Пальцами он чувствовал тепло, исходящее от тела любимой, которую он по-прежнему обнимал за талию. Он усматривал в этом обещание уступить, признание собственной слабости, залог радостей, предназначенных для него одного. «Когда мы поженимся, я докажу в постели при выключенном свете, что ничем не хуже остальных и могу сделать ее счастливой. Лицо у меня не искалечено, руки-ноги на месте. В конечном итоге она обязательно меня полюбит!»

Онорина оборвала мечтания сына. Она была в пальто и в шляпке из тонкого войлока и смотрела на Изору уже куда мягче:

– Где будешь ночевать, девочка?

– Пойду домой.

– В такое время? Уже темно, а путь неблизкий. Скажи, ты предупреждала родителей, что можешь остаться на ночь в поселке?

– Кажется, я говорила маме, чтобы она не волновалась. А отец заявил, что я могу катиться ко всем чертям и там остаться. Сейчас мать, наверное, уже спит. Я не рассказывала вам, мадам Маро, что она переменилась ко мне с тех пор, как я болела?

– Ей давно пора бы относиться к тебе получше, Изора. Сделаем так: комната Тома освободилась, и ты можешь переночевать у нас. А тебя, Жером, предупреждаю: никаких глупостей! Если услышу твои шаги в коридоре, мало не покажется!

– Спасибо, мадам Маро, очень мило с вашей стороны! – растрогалась Изора.

Никогда раньше она не была столь искренна в своей признательности. Спать на кровати Тома и, быть может, даже на постельном белье, которое хранит его запах, – это же просто подарок небес!

– Ты теперь почти член семьи. Кстати, я хотела спросить: хочешь завтра поехать со мной в Сен-Жиль-сюр-Ви? Собираюсь навестить нашу малютку Анну. Билет на поезд я куплю, если для тебя слишком затратно.

– Не беспокойтесь, у меня есть деньги, и я с удовольствием составлю вам компанию! Никогда не видела моря!

– Я тоже поеду! – заявил Жером. – Как бы мне хотелось любоваться твоим лицом, пока ты будешь смотреть на океан, Изора! Но я почувствую твое волнение, я уверен. Океан – он такой красивый! Волны, бескрайние пляжи…

– Не терпится увидеть своими глазами! – обрадовалась девушка.

Женевьева попрощалась. Смех, разговоры и музыка смолкли. Официантки подметали пол, расставляя по местам стулья и скамьи.

– Праздник кончился, – вздохнул Гюстав, подойдя к сыну и жене.

В гостинице «Оберж-де-Вуван», в тот же вечер, два часа спустя

Войдя в гостиничный номер, Йоланта принялась с восторгом рассматривать обстановку – шторы из туаля[38], красное атласное покрывало на кровати, пушистый ковер, на прикроватных столиках – лампы под розовыми тканевыми абажурами, украшенными золотой бахромой. От батареи центрального отопления приятно веяло теплом, и – верх комфорта! – в номере, в отдельной комнатке, была ванна!

– Ну, дорогая, ты довольна? – спросил Тома. – В дороге ты все больше молчала и как будто думала о своем. Я ничем тебя не обидел?

Йоланта погладила пальчиком белую фарфоровую статуэтку на комоде. Ей хотелось прижаться к мужу, насладиться близостью и уединением, однако смутное раздражение мешало ей почувствовать себя счастливой.

– Наша свадьба… Это только наш с тобой праздник, но я видела вас с Изорой! Ты ее обнимал! И у меня стало тяжело на сердце. Тома, поставь себя на мое место! Что бы ты почувствовал, застав меня в объятиях другого парня в вечер свадьбы?

Признание Йоланты, похоже, стало неожиданностью для Тома. Молодая жена, очень красивая в своем платье с кружевами, присела на край кровати. Он подошел и встал перед ней на колени, чтобы видеть глаза.

– Какой же я болван! И все это время ты места себе не находишь? Я знаю, что ты нас видела, но представить не мог, что рассердишься. Йоланта, милая, в который раз повторяю: Изора мне как младшая сестра. Стала бы ты обижаться, если бы видела, как я обнимаю Анну или Зильду?

– Они тебе родные сестры, а Изора – нет!

– Твоя правда, это разные вещи. Скажу по-другому: она моя протеже[39]. Ну не собираешься же ты дуться на меня всю ночь? Дорогая, ты такая красавица! Забудем Изору и Феморо. Я мечтал о часах уединения с тобой, желал, чтобы они были волшебными! Йоланта, это же наша первая брачная ночь! Первый раз мы будем вдвоем под одеялом, на большой удобной кровати!

Тома выпрямился и заставил встать Йоланту. Обнял ее, поцеловал сначала в шею, потом в губы.

– Что скажешь насчет теплой ванны?

– Скажу «С удовольствием!». Я всегда моюсь в тазу, и приходится прогонять папу и Пьера из дома, чтобы не испытывать стеснения, или же поднимать несколько ведер горячей воды на второй этаж, в свою комнату.

– У нас я поставлю настоящую сидячую ванну. Я даже знаю, где ее можно раздобыть… «У нас»… Йоланта, как это приятно говорить и слышать! Мы станем жить вместе, никто не будет мешать… Не пора ли мне раздеть новобрачную?

– Погоди, я хотела еще кое о чем тебя спросить, – сказала она, обнимая его за плечи. Лицо у молодой женщины было серьезным. – Скажи, если бы не ребенок, ты бы на мне женился?

– Конечно, глупая! Я влюбился в тебя с первого взгляда! И рассказал об этом семье, и Изоре тоже. И каждый день люблю тебя еще сильнее. Я пообещал, что мы поженимся, еще до того дня, когда совсем потерял голову, и ты стала моей. Я не из тех, кто соблазняет девушку, а потом бросает. И ребенка, которого ты носишь, люблю так же, как тебя. Откуда у тебя такие мысли? Почему ты во мне сомневаешься? Господи всемогущий, да в том штреке, заживо закопанный с твоим братом, я только и молился, чтобы выбраться и быть с тобой рядом! Ты и Пьер – вот о ком были все мои мысли и молитвы, поверь!

Молодая женщина опустила глаза, тихонько вздохнула и прильнула к груди мужа. Оставалось сделать последнее признание.

– Прости меня! Ты часто доказывал, что любишь. И я не сомневаюсь, просто боюсь. Мысли, которые в последнее время лезут в голову из-за инспектора и убийства в шахте, – вот что меня пугает! Я часто думаю: «А что, если это сделал мой отец?».

Откровение поставило Тома в тупик. Он не сводил глаз с возлюбленной и все еще сомневался, правильно ли расслышал.

– Йоланта, что ты несешь! Твой отец? Зачем ему такое творить, подвергая смертельной опасности всю бригаду? Боже, да если бы он захотел избавиться от Букара (хотя я и представить не могу, зачем), он бы сделал это вечером в поселке, на свежем воздухе, а не глубоко под землей. Ну вот, теперь и я по твоей милости говорю ерунду! Станислас – порядочный человек!

Очень бледная, со слезами на глазах, Йоланта отстранилась от его и стала ходить по комнате, заламывая руки.

– У него есть оружие, Тома! Пистолет! Однажды я видела, как он его чистил. Отец приказал, чтобы я никому не говорила.

– Ну хорошо, у него есть пистолет. Я, конечно, удивлен, но об этом мы можем поговорить завтра, а не сейчас! Скажу честно, дорогая, я думал, наша первая брачная ночь будет радостнее! Ты могла бы рассказать мне раньше.

– Я не смела, не знала, как ты к этому отнесешься. Боюсь, случится что-то плохое. Если полицейский инспектор узнает, что отец хранит в доме пистолет, он его арестует!

– Не арестует, если пуля, которой убили Букара, выпущена из другого пистолета. Думаю, ты накручиваешь себя, Йоланта. За последнее время тебе многое пришлось пережить. Вспомни, как ты раньше веселилась, как любила петь песни! Пожалуйста! Сегодня же наша брачная ночь!

Тома начал раздеваться. Оставшись в брюках и майке, он прошел в ванную комнату и пустил воду. Здесь, в уединении, можно было все обдумать.

Он ощущал потребность опровергнуть домыслы Йоланты, зная, что иначе не сможет ни уснуть, ни насладиться любовными играми. Он мечтал об этом весь день: никто не мешает, они вдвоем на большой кровати, Йоланта обнажена и страстно ему отдается… Раньше они занимались любовью украдкой – в каком-нибудь заброшенном сарае или под кустом, на мягкой траве. Стоит ли удивляться, что в комфортном номере «Оберж-де-Вуван» Тома чувствовал себя, как в раю? И тем сильнее оказалось разочарование.

– Думаю, после купания в теплой воде ты почувствуешь себя лучше, – сказал он, возвращаясь в комнату. – Знаешь, а ведь я уже несколько раз мог стать покойником, и неважно, каким образом и по чьей вине. Но я живой, мы вместе, а теперь – женаты. Давай отложим заботы до понедельника!

Йоланта шепотом согласилась и начала расстегивать пуговки на груди. Каждый ее жест, деликатный и осторожный, казался Тома очаровательным. Он жадно, с удовольствием наблюдал за ней.

– Моя прекрасная маленькая женушка, не бойся, с нами не может случиться ничего плохого! – проговорил он. – Мы вдвоем, только ты и я. Прошу, подари мне свою ласковую улыбку мадонны!

Молодая женщина, которая как раз с задумчивым видом вынимала шпильки из волос, повернулась к нему. От всего ее облика веяло нежностью. Мгновение – и волосы упали ей за спину. Йоланта сняла платье и исподнюю рубашку из тонкого батиста. Оставшись наполовину обнаженной, в розовых трусиках и поясе для подвязок, она дала ему полюбоваться изящными, как у статуи, плечами, крепкой грудью и едва наметившимся животиком.

Розовато-золотой свет прикроватных ламп скользил по изгибам ее тела.

– Как бы вода не перелилась через край! – встревожилась Йоланта. – Жалко будет, если причиним хозяевам неприятности…

– Не бойся, чтобы наполнить такую большую ванну, надо очень много воды. Идем, я намылю тебе спинку!

– Так мило с твоей стороны, Тома! – растрогалась она. – Я говорю не только о намыленной спинке, нет! Ты столько хорошего для меня делаешь!

Он обнял жену, провел губами по ее щеке, спустился к губам. Трепеща, она отвечала на поцелуи и гладила его по голове.

– Я люблю тебя, мой муж, очень сильно люблю! Умоляю, прости меня! Ты был таким счастливым, а я тебя огорчила. Но когда ты все разложил по полочкам, на душе стало легче…