– Не волнуйся, Арман, я очень постараюсь!

Изора вскочила и выбежала в коридор. Нежное «сестричка» эхом звучало в ее сердце, радуя и дурманя. Она готова была разрыдаться от нахлынувших чувств.

В своей комнате девушка натянула парадное пальто, обула ботинки, надела круглую шляпку с вуалеткой и торопливым шагом покинула ферму. Родители не видели, как она бежит через грязные поля, чтобы поскорее попасть на дорогу, ведущую в Феморо.

«Оберж-де-Вуван», в тот же день, в тот же час

Йоланта лежала, прижавшись к обнаженному торсу Тома. Взгляд ее больших светло-голубых глаз блуждал по потолку. Проснувшись, они слегка удивились, обнаружив себя в одной постели на красивых белых хлопчатобумажных простынях, пахнущих лавандой, и занялись любовью. Кровать была просторная и мягкая. Спокойный сон дал отдых их телам и душам, и они какое-то время просто смотрели друг на друга, а потом стали целоваться до потери пульса. Страсть взяла свое, и молодожены не стали откладывать на потом радость обладания друг другом.

– Мой любимый муж, никогда еще я не была так счастлива, – призналась она ласкающим голосом. – Я думала, что сейчас умру, и чуть не закричала. Что бы подумали о нас в соседних номерах?

– Что мы – молодожены, и у нас медовый месяц… и что я – великолепный любовник! – пошутил Тома.

Йоланта смутилась, а потом засмеялась – тихо и сладострастно. Тома внимательно посмотрел на жену.

– Скажи, а почему ты заплакала – ну, сразу после? Объясни, пожалуйста, а то я подумал, что тебе плохо.

– Нет, наоборот! Я плакала от радости, уверяю тебя! И мне бы хотелось целыми днями быть с тобой, подальше от шахты!

– Знаешь, Йоланта, я бы тоже этого желал. Но завтра надо выходить на работу. А моя маленькая женушка будет обустраиваться в нашем доме, среди наших вещей, но я запрещаю ей переутомляться. Начинается семейная жизнь… Весной я перекопаю участок за домом, и у тебя будут овощи и цветы. Ты ни в чем не будешь нуждаться, уж я позабочусь.

– Если бы только можно было не работать в шахте! – заволновалась она. – Теперь я буду жить в постоянном страхе!

– Карманы с рудничным газом в Феморо попадаются редко, взрывы тоже случаются не каждый день. Отец спускается в шахту тридцать лет подряд – и никаких последствий.

Молодая полька обняла Тома и нежно поцеловала в плечо.

– Раньше я тоже не думала, что может произойти несчастье, – сказала она едва слышно. – Тома, я не хочу тебя потерять. Ты – моя любовь, отец моего малыша.

– Йоланта, не надо думать о плохом. Сегодня – наше воскресенье. Сейчас мы встанем, оденемся и спустимся в зал завтракать. А потом пойдем гулять. Первый день в статусе мужа и жены – он должен быть прекрасным! День для любви, поцелуев и смеха. Нас оберегает сама фея Мелюзина!

– Я не верю в фей, – надула губки молодая женщина.

– А Изора верила, когда была маленькой. Мы ходили в лес, и она, выдумщица, начинала мне рассказывать, что видит крылатых существ в платьях из зеленых листьев.

– Не говори об Изоре! Я ревную.

– Ревность – ужасный недостаток, мадам Маро, особенно когда для нее нет повода. Но я обещаю, что до завтрашнего утра ты больше не услышишь этого имени.

Насмешливо подмигнув Йоланте, он обнял ее, и рука по-хозяйски скользнула между теплых упругих бедер. Она была обнажена. Он потерся лбом о ее грудь, легонько прикусывая то один, то другой ярко-розовый сосок.

– Не надо, – слабо попыталась возражать Йоланта. – Я проголодалась, и нам пора вставать.

– Я тоже проголодался, дорогая, и только ты можешь меня насытить!

Молодая женщина не смогла противиться ласкам мужа. Он вошел осторожно, предвкушая удовольствие, все еще терзаемый внутренним страхом, пережитым там, в глубинах земли. Как сладко, побывав на волосок от смерти, обладать красивым женским телом!

– Я тебя обожаю, люблю тебя! – повторял он снова и снова, пока удовольствие не заслонило собой реальность.

Йоланта сжала его в объятиях, нежная и податливая, словно удивляясь эгоистичной пылкости мужа. Снова брызнули слезы, но на этот раз она успела незаметно смахнуть их рукой.

Феморо, особняк мадам и мсье Обиньяк, через полчаса

По пути к дому Обиньяков Изоре пришлось пройти мимо поселковой церкви. Несколько наряженных в воскресные одежды прихожан кивком головы поздоровались с ней. Директорский особняк и прилегающий к нему большой парк были обнесены впечатляющим массивным забором из кованой стали. Девушка прошла через ворота и направилась к дому.

«Маро тоже скоро придут на мессу, – думала она. – Они, наверное, встревожились, когда папа посреди ночи приехал за мной. Не стану им рассказывать, что он заподозрил маму в измене. Получается, он так сильно ее любит? И ревнует, в свои-то годы!» Вспоминая прошлую ночь, Изора отметила, как отец нервничал, как тряс охотничьим ружьем и опасался, что наделает беды, если застанет жену с другим мужчиной.

Занятая своими мыслями, она уже подходила к дому по усыпанной светлым гравием дорожке, когда послышались раскаты мужских голосов. Возле парадной двери Изора увидела двух жандармов. Женевьева как раз о чем-то говорила с ними, в то время как владелец дома, Марсель Обиньяк, с раздраженным видом прохаживался тут же. Увидев Изору, директор горнорудной компании замахал руками:

– Уходите! Только зевак нам не хватало!

– Прошу прощения, мсье, – забормотала девушка, от смущения не зная куда деваться.

Бледная как полотно Женевьева Мишо поспешила навстречу гостье.

– Изора, у господ неприятности, так что, пожалуйста, уходи поскорее, а то мсье сердится.

– Нам нужно поговорить, это очень важно.

– Как тебе только в голову пришло войти в усадьбу через парадный вход, чтобы поговорить со мной? В следующий раз иди сразу к моему флигелю и постучи в дверь. А сейчас извини, но у меня нет ни минутки. После обеда я собиралась к твоим родителям, если, конечно, мадам станет легче. Доктор прописал ей успокоительное.

Последнюю фразу экономка произнесла шепотом. Не зная, как поступить, Изора бросила пытливый взгляд в сторону жандармов. Тогда-то она и заметила двух рыжих псов, неподвижно лежащих на земле.

– А в чем дело? – спросила она.

– Женевьева! – рыкнул Марсель Обиньяк. – Извольте выпроводить мадемуазель за ворота, ей нечего делать в моем доме!

– Да, мсье, сию минуту! – ответила экономка, беря Изору под локоть и уводя обратно к воротам.

Возле самой ограды она пояснила вполголоса:

– Хозяйских боксеров отравили. Я нашла их сегодня утром под кустом бирючины. Мадам Вивиан зашлась криком – у нее сдали нервы. Господи, видела бы ты ее – еле-еле удалось успокоить. Она все твердила, что следом за собаками убьют и ее вместе с мужем. А теперь, Изора, пожалуйста, будет лучше, если ты удалишься.

Изора колебалась, не зная, как правильнее поступить. Но уйти, ничего не сказав, означало бы обмануть ожидания брата.

– Пожалуйста, не приходи к нам, Женевьева! Я принесла тебе новости: Арман вернулся.

Усталое лицо экономки моментально просветлело. У Женевьевы заблестели глаза, она тихонько охнула и улыбнулась, как улыбаются люди в момент наивысшей радости.

– Спасибо, господи! Спасибо! Я знала, что он жив! Крошка Изора, и ты прибежала мне сказать?

– Да, но только радоваться рано, Женевьева. Мой брат не похож на себя, у него обезображено лицо. Таких, как он, в народе называют «gueules cassés». Поступим так: встретимся возле церкви. Я должна сообщить, о чем просил Арман.

– Изуродовано у него лицо или нет – он мой жених! Господи, как я просила, как молилась! Хорошо, подожди меня, я постараюсь вырваться из дома.

Женевьева убежала во двор, где все еще стояли жандармы и мсье Обиньяк. Взволнованная Изора проводила ее взглядом. Кто-то тронул девушку за плечо, и она вздрогнула от неожиданности.

– Доброе утро, мадемуазель Мийе! – сказал Жюстен Девер низким голосом. – Какими судьбами в столь ранний час?

– Я зашла поздороваться с давней подругой, а потом пойду на мессу. А вы?

Она уставилась на него невинными глазами цвета вечернего неба. Взгляд ее был ироничным, что несколько позабавило полицейского.

– Готов поспорить, ответ вы уже знаете. – Он испытующе поглядел на девушку. – Да это и не секрет. Слухи здесь расходятся быстро. Мне позвонил мсье Обиньяк и сообщил, что кто-то отравил его собак.

– Да, я знаю.

– Мне не особенно симпатичны боксеры, но совершенно недопустимо, чтобы несчастные животные умирали во имя классовой борьбы.

– Такая ваша версия? – удивилась Изора.

– А как еще, по-вашему, можно это объяснить? Вспомните «Жерминаль» Золя. Хотя, быть может, вы и не читали.

– Читала, и роман показался мне интересным.

– Тогда вы меня понимаете. Добавить нечего. До свидания, мадемуазель Мийе. Мне пора.

Жюстен Девер приподнял одним пальцем фетровую шляпу, изобразив жест вежливого прощания, и удалился.

«Он считает, что работники мстят директору за недавний несчастный случай, – размышляла девушка. – В „Жерминале“ углекопы устроили забастовку, а потом выместили зло на дочке своего патрона».

Она даже забыла, что шла в церковь, – настолько увлеклась решением дилеммы: прав Девер или нет. Она бы охотно поговорила с ним об этом.

– Изора!

Ее зовут… Девушка повернулась и увидела Онорину Маро, которая знаками просила подойти поближе. Зильда с Аделью шли рядом. На лицах молодых послушниц застыло выражение тревоги. За ними следовали Жером и Гюстав. Оба – отец и сын – были в воскресных костюмах.

– Благодарение богу, ты тут! – запричитала будущая свекровь. – Мы почти не спали, Изора! Ты уж меня прости, но твой отец понятия не имеет о приличиях! Приехать среди ночи и так барабанить в дверь! Надеюсь, он тебя не бил?

– Нет, и даже не ругал. Мне очень жаль, мадам Маро. Папе нужна была моя помощь.

– Когда мы поженимся, он тоже будет вытаскивать тебя из теплой постели и заставлять гнуть спину на ферме? – вскипел Жером.

– Говори тише, сынок, – одернул его Гюстав. – Будь вежливым и дай Изоре объяснить.

Гюстав Маро был человек очень порядочный, строго соблюдающий приличия, сострадательный и спокойного нрава. После гибели Альфреда Букара в его жизни, обычно размеренной и понятной, появилась масса новых забот. Допросы в полиции, газетные публикации, в которых высказывались совсем уж фантастические версии трагедии, – все это беспокоило и тяготило.

Что до Изоры, то она поняла намек Жерома относительно их будущей семейной жизни. Слепой юноша уже сейчас воображал их вдвоем на супружеском ложе. От одной мысли Изоре стало противно.

– Думаю, такое больше не повторится, потому что у отца был повод: мой брат Арман вернулся, – жестко ответила она. – Он остался жив, но цена слишком высока!

Услышав новость, члены семейства Маро буквально оцепенели, не зная что сказать, и только молча переглядывались. После продолжительной паузы Онорина первой пришла в себя и заговорила, лучась улыбкой:

– Арман, твой брат? Живой? Благословен будь, Господи! Какое чудо, Изора, какое счастье для твоих родителей, и для тебя тоже! Моя дорогая девочка, иди я тебя обниму!

Она по-матерински раскинула руки, на которых когда-то с бесконечной нежностью баюкала своих детей. Изора с благодарностью позволила себя приласкать.

– Но ты что-то говорила о высокой цене? – спросил Гюстав. – Несчастный мальчик вернулся инвалидом?

– Хуже, мсье Маро, – прошептала Изора. – У нашего бедного Армана обезображено лицо. Его много месяцев лечили в разных больницах, оперировали – и все без толку. Я пришла в поселок пораньше, чтобы предупредить Женевьеву. Арман просил поговорить с ней от его имени, и это будет грустный разговор. Брат не желает ее видеть, и его можно понять.

Забыв о предубеждениях, Зильда и Адель преисполнились жалости к Изоре и принялись наперебой ее утешать.

– Господи, какое несчастье! – Гюстав покачал головой. – Теперь я понимаю, почему отец так торопился забрать тебя домой.

Зазвонил церковный колокол, и жители Феморо, которые до сих пор стояли на паперти перед раскрытой двустворчатой дверью, поспешили войти в храм.

– Идемте, или опоздаем к мессе, – заторопился пожилой угольщик. – А ты, Жером, не хочешь сказать что-нибудь, чтобы утешить свою невесту?

Сжимая пальцами правой руки набалдашник белой трости, слепой с раздражением произнес:

– Когда такое горе, как прикажешь мне ее утешать? Изора, подойди поближе! Война разбила столько судеб, в том числе мою и твоего брата! Передай, что я всей душой сочувствую его горю и отчаянию. Мне, в отличие от Армана, еще повезло, потому что ты согласна выйти за меня – за калеку!

Девушка подошла к Жерому, удивляясь той ловкости, с какой он вплел в разговор их якобы взаимные нежные чувства друг к другу. И тут ее осенило:

– Арману понадобится твоя поддержка, – ласково проговорила она. – В школе вы учились вместе, и ты – единственный, с кем он сможет видеться, не опасаясь напугать или внушить отвращение, и кого не станет стесняться!