Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

– Кажется, море успокаивается, – поделилась она с Жеромом. – Оно больше не рокочет, слышишь?

– Следом за приливом наступает отлив, – пояснил слепой юноша. – Океан отступает, и обнажается полоска мокрого плотного песка.

– Обнажается? Какое странное слово ты выбрал!

Девушка нервно засмеялась и, словно по старой привычке, повисла у него на руке. Эмоции захлестнули Жерома:

– Изора, ты сегодня – сама доброта! – вздохнул он.

– Это потому, что я счастлива! Ой, прости, мне не следовало так говорить. Мне очень жаль маленькую Анну, но я все равно рада, что побывала у моря. Нужно еще найти ракушку для Армана. Знаешь, а ведь он теперь меня защищает! Мой брат переменился. Лицо у него стало страшное, а сердце смягчилось. Еще немного, и я начну думать, что он меня любит – совсем немножко. Ой, я вижу тропинку между дюнами! Пойдем туда!

Жером позволил ей увлечь себя, думая о том, что они могли бы быть по-настоящему влюблены друг в друга, делить беды и радости. Но странное чувство мешало поверить, что все сбудется. «По правде говоря, я ведь совсем не знаю Изору. Она всегда мне нравилась, и я фантазировал о нас, но никогда всерьез не интересовался ее душой… Тома знает ее лучше, чем кто бы то ни было, глупо отрицать!»

Он с удивлением и благодарностью слушал, как Изора забавляется с куклой на радость его маленькой сестренке. Об этой грани ее характера он даже не подозревал. Чего еще он о ней не знает?

– Если найдешь несколько, одну подарим Анне! – предложил он.

– Конечно! Я тоже об этом подумала. Жером, я ненадолго отпущу твою руку. Постой пока здесь, на сухом песке.

Жером едва заметно улыбнулся. С тех пор, как его глаза перестали видеть, у него обострились остальные чувства, и он прекрасно ощущал, насколько плотная почва у него под ногами, хотя Изора, наверное, об этом не догадывалась. Он стоял, наслаждаясь йодистым воздухом, шумом прибоя и птичьими криками. Мысли теснились у него в голове, перескакивали от неминуемой смерти младшей сестренки к свадьбе Тома – его неотразимого старшего брата, которому он с подросткового возраста втайне завидовал. Вспомнилось время, когда он стал спускаться в шахту, гордясь тем, что приносит родителям зарплату. Потом всплыло воспоминание, похожее на удар молнии – такое же внезапное и ужасающее: снаряд разрывается совсем рядом, так близко, что может стоить жизни… или зрения. Но сейчас нужно подумать о другом.

– Изора, ты где? – позвал он.

– Уже иду! – откликнулась девушка. Она сидела на корточках в паре десятков метров от него, запустив руку в ворох водорослей. – Жером, я нашла ракушку, красивую! И еще одну, маленькую, для Армана. Она похожа на китайскую шляпку!

– Надо же, как тебе повезло! – похвалил ее Жером.

У него сжалось сердце – настолько по-детски прозвучали слова Изоры. Таким же наивным был и ее энтузиазм. Ему вдруг вспомнилось воскресенье, лет десять тому назад, когда Гюстав с Онориной решили свозить своих пятерых детей к морю. Дружное семейство сошло с поезда в Сабль-дʼОлоне – все в полотняных шапочках с козырьками, у отца в руках – тяжелая корзина с провизией для полуденного пикника. При виде огромного океана дети не могли сдержать восторга. «Зильда и Адель были тогда совсем юными девушками. Чтобы намочить ноги, им пришлось приподнять свои длинные юбки… Тома бегал по пляжу. Папа и мама смеялись. Мне было одиннадцать. И я размечтался, как буду путешествовать на корабле. Маленькая Анна барахталась в лужице возле замка из песка, построенного Зильдой. Малышка с пухлыми щечками, она тогда все больше ползала, нежели ходила…»

Он представил сестру мертвой, одетой в белое, бледной как смерть, и всхлипнул.

– Жером, ты плачешь?

Изора указательным пальцем смахнула слезу с его щеки. Ничего больше не говоря, она вложила раковины ему в ладонь.

– Ощущаешь их форму? – шепотом спросила она. – Пожалуйста, не надо плакать! Господи, как мне тебя жалко! Ты больше никогда не увидишь ни моря, ни неба! И моего бедного брата тоже жаль.

Она погладила мнимого жениха по щеке. Кожа у Жерома была нежная, черты лица – правильные. Красивый нос, изящно очерченные губы. Она сравнила его с тем, во что превратился Арман, и воспоминание о брате заставило ее содрогнуться.

– Ты прав, Жером, мне повезло. И знаешь, почему? Я – девушка, а девушек не забирают в армию. И не посылают на поле боя с оружием в руках.

– Зато они могут умереть при родах или страдать от мужских издевательств… Не беспокойся обо мне, Изора. У меня, в отличие от тебя, хорошие родители. Когда мы были маленькими, они баловали нас по мере своих возможностей. Тебе же доставались только тумаки и упреки. Мне стыдно, что я предложил тебе выйти замуж, мотивируя тем, что ты сможешь сбежать с фермы и чаще видеться с Тома. Это был своего рода шантаж, и я признаю́, что обошелся с тобой скверно. Ты не обязана становиться моей невестой. Я повел себя, как идиот. Но по-другому и быть не могло: я очень тебя люблю!

Изора слушала его в совершеннейшей растерянности. Она собиралась поговорить с ним о том же, но теперь нужные слова почему-то не приходили в голову.

– Мы подумаем об этом позже, Жером, – наконец предложила она едва слышно. – Я тоже хотела с тобой поговорить. Я должна помочь маме ухаживать за Арманом. И пока брат в доме, отец ничего плохого мне не сделает!

– Хорошо, отложим разговор на потом, – согласился слепой юноша. – Тем более что у Тома могут быть большие неприятности.

– У Тома? Почему?

Они поднялись на дюну и присели на пожелтевшую траву. Жером никак не мог решить, стоит ли посвящать в это Изору, однако новость его тяготила, хотелось с кем-то поделиться.

– Обещай, что никому не расскажешь, Изора! – начал он. – Дело очень серьезное.

– Обещаю! – кивнула она.

– Вчера вечером я поднялся к себе и уже собирался лечь, когда обнаружил, что забыл графин с водой. Я переоделся в пижаму и спустился в прихожую. Дом у нас маленький, поэтому, если кто-нибудь разговаривает в кухне или гостиной, с лестницы можно услышать каждое слово. Мама уже легла, а отец с Тома о чем-то спорили. Я намеревался войти к ним, когда прозвучало слово «пистолет». Я замер, как вкопанный, и стал слушать. Оказывается, Станислас Амброжи хранил дома оружие, и его украли. По голосу Тома было понятно, что он обеспокоен и пытается разобраться, не убийца ли его тесть.

– Мсье Амброжи совсем не похож на убийцу! – удивилась Изора.

– А ты много их встречала в жизни?

– Нет, ни одного. Хотя, если бы ты увидел моего отца в гневе… Я часто думаю, что он способен убить, и даже меня. А где была Йоланта?

– В доме по соседству, где же ей еще быть? Тома не смог бы свободно разговаривать при ней, потому что она же ему все и рассказала, еще в Вуване. Она подозревает отца.

– Наверняка это не тот пистолет!

– Тома тоже так говорит. Он попытался уговорить мсье Амброжи пойти к инспектору Деверу и во всем признаться. А тот наотрез отказался. Согласись, как-то странно!

Изора в замешательстве пожала плечами.

– А почему у Тома могут быть неприятности? – поинтересовалась она после недолгой паузы. – Он ведь не имеет отношения к истории с пистолетом.

– Если отец Йоланты, к несчастью, окажется виноват, моего брата тоже могут обвинить, что не донес на него, скрыл от полиции правду. И я, болван, так и не осмелился войти к ним в комнату. Тома скоро ушел, а я поднялся к себе. Папе я так и не признался, что все слышал, а маме, естественно, и слова не сказал. Изора, постарайся не проговориться, это очень важно! Ни Арману, ни своим родителям. Надеюсь, у мсье Амброжи хватит ума пойти и дать показания. Флики ведь знают, какой модели пистолет был у преступника. И все подозрения с него снимут.

– Надеюсь, так и будет!

Изора еще какое-то время молча смотрела на лазурно-лавандовое небо и бирюзовые волны, бликующие всеми оттенками радуги в лучах робкого декабрьского солнца, которое освободилось, наконец, из плена облаков.

– Сейчас океан еще красивее, – вздохнула девушка.

Феморо, родительская ферма, Тома с Йолантой – все это, казалось, осталось в каком-то ином мире.

– Я бы хотела здесь жить, – добавила она.

Ее маленькая, испачканная в песке ручка нашла руку Жерома, словно требуя поддержки и понимания.

– Может, когда-нибудь так и будет, – сказал он.

Изора положила голову ему на плечо, и сразу стало спокойно и уютно. Жером с бесконечной нежностью поцеловал ее в лоб.

Они молча неспешным шагом направлялись к вокзалу городка Сен-Жиль-сюр-Ви. Онорина шла, опираясь на руку Жерома и понурив голову: все ее мысли вертелись вокруг одного – как жестоко обходится с ними судьба, забирая маленькую Анну.

Изора следовала за ними с пустой корзинкой и ридикюлем Онорины. «Было больно расставаться с Анной, говорить ей „До свидания!“, – переваривала пережитое она. – Однако малышке нельзя переутомляться, да и нам не стоит опаздывать на поезд…»

Она искренне сочувствовала больному ребенку, но даже в состоянии глубокой задумчивости машинально подмечала детали окружающего пейзажа. Ей нравились купающиеся в лучах солнечного света невысокие домики с синими ставнями и белеными известью сероватыми стенами. Облака ушли, и с просветлевшего неба лился мягкий свет – на тамариски, сосны и розовые черепичные крыши. «Надо же, кто-то сдает дом!» – обратила внимание девушка, когда они подошли к перекрестку – одна улица вела к вокзалу, а другая заканчивалась тупиком. Изора снова подумала, что с радостью поселилась бы здесь, на берегу океана. Объявление о сдаче жилья было прикреплено к деревянной калитке. В мощенном булыжником дворе виднелся колодец, а на розовом кусте Изора приметила последний красный цветок с увядшими лепестками. «Кто знает, быть может, наступит день, и я буду спокойно жить в таком вот домике, далеко от Феморо», – мечтала она.

Вынужденное одиночество способствовало тому, что воображение у Изоры развилось рано и было куда богаче, чем у сверстников. Она нашла способ переживать горести и обиды – попросту надеялась на лучшее будущее. Жером невольно оборвал какие-то из ее фантазий, заставив лицом к лицу столкнуться с реальностью.

– Если станешь моей женой, отец больше не сможет помыкать тобой. Войдешь в нашу семью и будешь ежедневно видеться с Тома! – таков был основной посыл разговора со слепым юношей.

Во всяком случае, именно так Изора трактовала для себя его предложение. Раньше ей и в голову не приходило, что проблемы можно решить посредством замужества.

Поднимаясь в вагон третьего класса, она все еще взвешивала «за» и «против» возможного брака с Жеромом. Поразительно, однако там, на вершине дюны, когда слепой юноша ее обнял, она ощутила легкое, но приятное волнение, ей было с ним на удивление уютно.

От размышлений Изору отвлек стон Онорины, которая снова залилась слезами.

– Бедная моя Анна! Несчастная дорогая девочка! – всхлипывала убитая горем мать.

– Ты должна быть сильной, мама, – вздохнул Жером.

– Мне и правда понадобятся силы, чтобы рассказать о нашей беде твоему отцу и Тома! Зильда и Адель наверняка в курсе, что наша крошка обречена, – вчера вечером они приезжали ее навестить. И скоро пришлют из монастыря письмо… Господи, и побыть-то с ней позволяют недолго! Вы сами видели, нас выставили за дверь, потому что мы ее утомили! Только это от медсестер и слышно!

Несчастная женщина зарыдала еще горше. Вынув из кармана большой носовой платок, она громко высморкалась.

– Скоро два года, как мою крошку увезли из дома, – причитала она, смахивая слезы. – Я езжу к ней настолько часто, насколько могу, и стоит это недешево! С недавних пор Гюстав попросил меня реже бывать в санатории. Выходит, что Анна может умереть, а меня даже не будет рядом, чтобы с ней попрощаться! Из санатория позвонят мсье Обиньяку, и будут считать миссию выполненной. Господи, за что мне такое горе!

Расстроенный Жером только покачал головой и, как подобает любящему сыну, крепко обнял мать. Женщина немного отдышалась, но по щекам все еще струились слезы.

В плацкарте они были одни, поэтому Изора решилась озвучить свою идею. Несколько недель назад она, скорее всего, промолчала бы, но недавние события многое изменили – если не в характере девушки, то в поведении уж точно: за последние пару месяцев она заметно повзрослела.

– Мадам Маро, – отчетливо произнесла Изора, – не хочу вас обидеть, но на вашем месте я бы не стала опускать руки. Слезами горю не поможешь. Анна призналась мне, чего ей больше всего хочется. Она мечтает отпраздновать Рождество с родными, как раньше!

– И что, по-твоему, я должна делать? – сердито оборвала ее Онорина. – Правила в компании строгие: чахоточных запрещают привозить в поселок, чтобы другие не заразились. Но даже если мы и решим забрать Анну, директриса санатория и врач не разрешат – она слишком слаба! По крайней мере, там она получает лучший уход!