Изора получила первую оплеуху, следом за ней – другую. Нижняя губа треснула, во рту появился вкус крови. Но это было только начало: отец швырнул ее на землю и стал хлестать кнутом – сначала по ногам, потом по спине. Изора закрыла лицо руками и откатилась в темноту – испуганная, онемевшая от страха, она снова почувствовала себя ребенком, столкнувшимся с внезапной вспышкой отцовского гнева. Пальто из шерстяного драпа немного смягчило укусы кожаных плетей.

– Прячешься, маленькая шлюшка? – рычал отец. – Знай, я тебя нарочно поджидал, чтобы выкинуть на улицу! Чтобы духу твоего не было в моем доме! Твой братец, со своей искореженной физиономией, сматывает удочки, так что и тебе тут делать нечего. Да где же ты, черт бы тебя побрал?

Девушка на четвереньках забралась под двуколку. Было темно, и Бастьен никак не мог ее найти. «А если крикнуть? Позвать Армана на помощь?» – мелькнуло в голове у Изоры, однако она не осмелилась подать голос, понимая, что из ее сжатого ужасом горла не вылетит ни звука.

Оттолкнувшись, девушка откатилась к противоположному колесу. Она могла бы выскочить из сарая, быстро перебежать через двор к дому – и тогда уже можно спастись. Но вместо этого парализованная страхом Изора попыталась уговорить отца:

– Ведь я не сделала ничего плохого! Пожалуйста, отпустите меня! Я была в Сен-Жиль-сюр-Ви с мадам Маро. Я понятия не имела, что Женевьева придет к Арману!

Бастьен ринулся на голос, схватил девушку за волосы – сначала на затылке, потом перехватил повыше, где они были собраны в аккуратный узел, – и без всякой жалости поволок на улицу.

– Если крикнешь, лишишься своей гривы, – пригрозил он зловещим шепотом.

Скоро они оказались на тропе, ведущей к центральной дороге. Здесь фермер, наконец, разжал пальцы и стегнул хлыстом.

– Убирайся ко всем чертям, Изора! Чтобы глаза мои на тебя, бесстыдницу, не смотрели! Ты мне больше не дочь! Знать тебя не желаю!

– Отец, но куда мне идти? Одежда осталась дома, и ноги промокли. Позвольте хотя бы переодеться! Завтра я уйду.

– Ну уж нет, никаких завтра! – издевательски протянул Бастьен.

Изора почувствовала, как кнут полоснул по левой руке и правой лодыжке. Отца накрыла новая волна ярости – девушка инстинктивно попятилась.

– Ладно, я ухожу и домой возвращаться не стану, раз уж и брат уезжает. Он прав: вы – чудовище, душевнобольной человек, мерзавец и насильник! Убейте меня, если вам это доставит удовольствие! В любом случае, вы никогда меня не любили – никогда, ни секунды! Будете умирать у меня на глазах, я и пальцем не шевельну! Прощайте, мсье Мийе, вы мне больше не отец, да вы никогда им не и были!

– Замолчишь ты наконец? – возопил фермер, замахиваясь на нее кнутом.

Изора подобрала с земли булыжник и швырнула в него изо всех сил. Получив удар в плечо, Бастьен испустил ужасающий вопль. Девушка со всех ног бросилась бежать, и очень скоро зимняя туманная ночь поглотила ее. Сумочка где-то потерялась, лицо немилосердно ныло, однако останавливаться она не собиралась. Спустя полчаса, задыхаясь и сгорая от пожара в горле, Изора брела вдоль домов квартала От-Террас.

– Тома, помоги мне! Тома, помоги! – бормотала она.

Занавески почти на всех окнах были задернуты, и эта знакомая линия двухэтажных домиков, таких похожих друг на друга, вдруг показалась Изоре непреодолимой преградой между ней – а также обстоятельствами, в которых она оказалась, – и нормальными людьми с их обыденной жизнью. Ощущая себя заблудившейся в кошмарной ночи – холодной и влажной, в которой царил легкий туман, – она остановилась в нерешительности перед дверью Онорины и Гюстава Маро. Конечно же, Жером примет ее с распростертыми объятиями, его родители тоже, однако Изора не чувствовала в себе сил отвечать на неизбежные расспросы и как-то реагировать на возмущенные возгласы и сочувствие.

«Я хочу увидеть Тома!» – думала она, даже не отдавая себе отчета в том, что на нее страшно смотреть – волосы растрепаны, губы в крови, на лице – отчетливые следы пощечин. Пошатываясь, она подошла к дому молодоженов и заглянула в окно. Судьбе было угодно, чтобы именно в этот вечер Йоланта не закрыла ставни. Правда, белые льняные занавески были аккуратно задернуты, а между ними осталась щель – очень маленькая, но ее хватило, чтобы Изора смогла увидеть супружескую чету.

Белокурые волосы новобрачных блестели в свете электрической лампы под стеклянным абажуром. Сцена могла бы умилить беспристрастного зрителя, но Изора таковым не являлась. Тома был в майке и своими мускулистыми руками с нежностью обнимал красавицу жену, сидевшую у него на коленях. Они целовались. Их губы разомкнулись, и Йоланта показала мужу на тарелку, стоящую тут же, на столе. Тома взял кусочек бриоши и дал ей откусить, улыбаясь и глядя на нее влюбленными глазами.

Изора отпрянула от окна. Ее сердце словно обожгло раскаленным железом. Напрасно она ищет защиты здесь, у друга детства, который теперь для нее – не более чем обольстительный призрак.

Глотая слезы разочарования, она побрела прочь. Сначала собиралась попросить приюта у Женевьевы, но потом передумала – была слишком сердита на нее. По дороге к Феморо девушка размышляла о случившемся, и невеста Армана представлялась ей чуть ли не предательницей, которая тайком пробралась на ферму, чтобы украсть брата, от которого Изора надеялась получить немного нежности и защиты.

Мысли путались. Этот день мог стать одним из самых лучших в ее жизни, если бы не пренебрежение и жестокость Бастьена Мийе, который настиг ее и сделал все, чтобы испортить ей радость.

Дрожащим пальцем Изора провела по истерзанным губам. Она ощущала себя ужасно уязвимой – негде согреться, нет ни сухой одежды, ни даже кусочка хлеба, чтобы утолить голод.

«Отец Жан, церковь… Он, конечно же, не дома! Я найду его в пресбитерии!»[44]

Вера ее не была крепка, однако, подобно отверженным прошлых веков, девушка решилась попросить приюта на пороге дома господня. Слегка успокоившись, Изора ускорила шаг и свернула в узкий проулок. Дорога вела к кафе-ресторану, и местные часто посещали его. Однако света здесь было мало, и Изора рассчитывала, что никого не встретит. И снова ей не повезло: двое углекопов-поляков распивали бутылку водки на двоих – хотели хоть на время забыть о своей тяжелой работе в недрах вандейской земли. Они были примерно одних лет с Изорой.

– Мадемуазель пришла, чтобы выпить с нами по глоточку? – заплетающимся голосом поинтересовался парень, который увидел ее первым.

– Угощаем за поцелуй! – пошутил второй, подходя ближе и пошатываясь на ходу.

Изора попыталась пройти мимо него вдоль стены, но тот, что покрупнее, поймал ее и прижал спиной к кирпичной кладке.

– Я не против выпить, но целовать никого не стану, – ответила девушка с вызовом, без тени страха: глубочайшая безнадежность и гнев сделали ее безрассудной.

– А жених у нас имеется?

– Ни жениха, ни сердечного друга! – выпалила Изора, мысленно отшвыривая Жерома в темноту.

Изора была глубоко разочарована, и, что еще хуже, ее не отпускало чувство, что она падает в бездну отчаяния, из которой уже никогда не выбраться. Слишком дорогую цену заплатила она за прекрасный и радостный день: побои, упреки, унижение, и все это – на фоне счастья Йоланты! К брату Тома она больше ничего не испытывала, равно как и к Арману, который так торопится уехать, бросив родителей и младшую сестру. Вдыхая запах спиртного, исходящий от поляка, она вдруг подумала о Женевьеве, которая готова связать жизнь с обезображенным мужчиной, и исключительно по любви.

– А вы хотя бы знаете, что такое любить? – спросила она неожиданно ясным голосом, словно стремясь растоптать остатки собственных чувств и уважения к чувствам других, что в итоге и привело ее в темный проулок, где никто не придет на помощь.

– О да, любить – это приятно, – оскалился тот из парней, у которого в руке была бутылка.

Изора выхватила у него бутылку и стала жадно пить. Вспомнилось приятное ощущение опьянения, испытанное в вечер свадьбы Тома – иллюзия внутренней свободы, когда забываешь о робости, и все кажется забавным.

– Эй, не так быстро! Она крепкая! – хором закричали парни, когда она, запрокинув голову, снова прильнула губами к горлышку. – Или придется-таки расщедриться на поцелуй! Нет, на два – каждому!

Разбитого лица Изоры во мраке видно не было, иначе парни незамедлительно оставили бы ее в покое. А так – очень удобный случай. Отчего бы им не воспользоваться? Тот, что понаглее, обхватил девушку за талию. «А почему бы и нет? – не сопротивлялась Изора. – Хотя бы узнáю, чем женщина привязывает к себе мужчину, и наоборот! Для кого мне себя беречь? Будь что будет…»

Водка немного ее согрела, притупила чувства. Изора закрыла глаза, словно демонстрируя покорность. И вдруг ей показалось, что рядом мелькнул яркий свет. В следующее мгновение послышались шаги, а потом – жесткий приказ:

– Полиция! Немедленно прекратить!

Раздался громкий топот – поляки удирали со всех ног.

– Святые небеса! Изора? – не смог сдержать эмоций Жюстен Девер.

Инспектор направил на нее карманный фонарь. Следы мстительной ярости фермера Мийе на нежном личике девушки моментально бросились ему в глаза. Однако в своих предположениях относительно виновника случившегося Девер ошибся.

– Это они вас побили? – Он пришел в бешенство. – И я их упустил!

Ослепленная ярким светом, плохо соображая, где она и что происходит, Изора безучастно помотала головой.

– Как вы тут оказались – одна, в таком месте, да еще ночью?

В голосе инспектора звучало неподдельное беспокойство. Он выключил фонарик и взял девушку под руку.

– Я не знаю, куда идти, – призналась она. – Отец напился и побил меня. А я выпивала с этими парнями, но ничего плохого они мне не сделали. Меня выставили на улицу, инспектор, хотя правильнее будет сказать – вышвырнули из дома, потому что около фермы нет никаких улиц.

Изора едва ворочала языком, у нее подгибались колени. Негодуя и сочувствуя, Жюстен подхватил ее покрепче.

– Ваш отец… Вот по кому камера плачет! Но, увы, тюрьмы очень быстро переполнятся, если всех отцов, срывающих зло на детях, отправлять за решетку, – процедил он. – Идемте, Изора! Вы позволите угостить вас ужином в каком-нибудь месте, где вы сможете согреться?

Девушка только кивнула, удивляясь про себя, что кто-то о ней заботится. Девер, со своей стороны, поймал себя на том, что называет девушку по имени, – настолько он разволновался.

– Мадемуазель Мийе, прошу меня простить, я вел себя слишком фамильярно. Пойдемте, я отведу вас в Отель-де-Мин. У меня есть чем перекусить. Если кто-нибудь сейчас увидит вас со мной в ресторане, подумает, что я пытался силой выбить из вас показания!

– Что значит «выбить показания»?

– Это когда подозреваемого бьют, чтобы он в чем-то признался.

Изора не стала больше ни о чем спрашивать. Она мечтала оказаться в тишине и тепле, скинуть мокрые чулки и ботинки и поесть чего-нибудь горячего.

– Куда бы вы пошли, если бы мы не встретились? – почти ласково спросил полицейский.

– Я хотела попроситься на ночлег к священнику. Мсье кюре не отказался бы меня приютить. Кто-то же должен проявлять христианское милосердие!

* * *

Между тем в пяти метрах от отеля, в приземистом жилом доме, Гюстав Маро и Станислас Амброжи разговаривали о пустяках в присутствии юного Пьера, который недавно лишился ноги. На покрытом клеенкой столе стояла бутылка белого вина и три стакана.

Подросток примостился на потертой деревянной лавке, и лицо у него было бледное и озабоченное: у Гюстава должна быть веская причина для столь позднего визита. Мужчины работали теперь в одной бригаде и возможностей поговорить у них хватало и днем.

– Пйотр, ну-ка выйди минут на десять, – приказал отец. – Думаю, мсье Маро хочет поговорить с глазу на глаз.

– Пускай мальчик остается, Станислас! – разрешил углекоп. – Не думаю, что такие вещи надо скрывать от собственных детей. Раз уж Йоланта рассказала Тома о вашем пистолете, Пьер тоже имеет право знать.

– А если я не хочу? – взвился поляк. – Я у себя дома и буду поступать, как считаю нужным!

Пьер не шевельнулся, только смущенно опустил голову, а через минуту выпалил:

– Я знал, что у папы есть пистолет!

– Час от часу не легче! – рассердился Гюстав. – Беда в том, что твоя сестра в брачную ночь проболталась обо всем Тома, и теперь, если мы не решим что делать, нам всем грозят неприятности! Нас обвинят в том, что мы чинили препятствия правосудию, или в лжесвидетельстве. Я сделал для себя вывод, что оружие у вас украли. Это верно?

Станислас Амброжи вздохнул, налил всем вина и показал собеседнику на стакан.

– Не верю я полиции! – занервничал он. – Виноватого так и не нашли, поэтому сразу засадят меня за решетку! А пока я молчу, обвинить меня не в чем.

Гюстав в замешательстве начал наматывать круги по плохо освещенной комнате, бедная обстановка которой производила удручающее впечатление. Йоланта как могла постаралась украсить дом – один из старейших в Феморо, – но теперь к убогости добавился еще и беспорядок.