Кэндис Кэмп - Лилия под дождем

Он вспомнил, как она ворвалась в хлев: в распахнувшемся халате, мокром от дождя, белой хлопчатобумажной рубахе, повторяющей все изгибы ее тела, и с винтовкой в руках.

Черт побери! Эта женщина обладала изрядным мужеством, в противном случае, она ни за что бы не решилась выйти из дому навстречу человеку, без разрешения вторгшемуся в ее владения. Она ведь понимала, что это мог быть не замерзший путник, ищущий укрытия от дождя, а матерый вор или убийца, встреча с которым могла окончиться далеко не безобидно.

Ну, а если оставить в стороне ее мужество, надо было признать, что она чертовски красива. У него перед глазами стояла ее стройная фигура, светлые глаза, сверкающие из-под густых бровей, рассыпавшиеся по плечам роскошные каштановые волосы и здоровый румянец на щеках, говоривший о молодости и силе.

Она вела себя на редкость спокойно и хладнокровно даже тогда, когда он отобрал у нее ружье. Единственное, что вывело ее из равновесия, так это появление в хлеву мальчика. Однако, почувствовав, что нежданный гость не намерен нападать на них, она проявила истинную доброту, принеся ему сухую одежду и еду. На ее месте многие посчитали бы, что, разрешив ему остаться в хлеву до утра, они проявили неслыханную по этим временам щедрость.

Рейд не мог заснуть. Он думал о Мэгги. Мальчик, вероятно, был ее сыном: они были похожи как две капли воды. Очевидно для Рейда было и то, что в доме нет взрослого мужчины, так как в противном случае именно он вышел бы навстречу незнакомцу. Может, муж женщины погиб во время войны? Если это так, значит, она жила одна, по крайней мере, с шестьдесят пятого года, борясь за выживание и сохранение ребенка. Вдовам сейчас было очень тяжело. Это обстоятельство придавало ее щедрости еще большее значение в глазах Прескота. С другой стороны, ее положение вдовы говорило о том, что по ночам она спит в одиночестве. И снова Рейд почувствовал беспокойство и томление, удивившее его самого. В кровавой бойне, в которой ему довелось участвовать, многие эмоции и желания притупились. Иногда, правда, он испытывал некоторое волнение, но это был обыкновенный животный инстинкт, который следовало либо удовлетворить, либо оставить без внимания. Острое желание, которое он сейчас испытывал, было совершенно иным, и он не был уверен, что это состояние ему нравится. Война сделала его черствым, и это часто спасало в самых немыслимых ситуациях.

Рейд заставил себя думать не о прелестях фермерши, а о ее щедрости, и задумался о том, как отблагодарить ее. Он мог бы покрасить изгородь, нарубить дров и выполнить любую другую мужскую работу. С другой стороны, может, следовало уйти на рассвете? Именно так он и привык жить, зная, что если свяжется с кем-нибудь даже на время, то на него начнут надеяться, а дать ему, кроме себя, нечего.

Все-таки он решил, что утром выполнит какую-нибудь работу по дому и этим рассчитается с хозяйкой за ее доброту. А потом можно уйти и забыть о ней, так будет для него лучше и спокойнее.

Проснувшись поутру, Мэгги почувствовала легкую боль в горле, что было не удивительно, учитывая, сколько времени она провела ночью под проливным дождем. Однако она не могла позволить себе расслабиться, поэтому встала с постели, оделась, привела себя в порядок и спустилась вниз, чтобы приняться за домашние дела.

Когда Мэгги вышла из дому, рассвет только занимался. Закутавшись в шаль, чтобы уберечь себя от утренней прохлады, она взяла в руки корзину и направилась к курятнику, даже не взглянув в сторону хлева. Мэгги надеялась, что Рейд Прескот уже покинул ее ферму. После их ночной встречи она не была уверена, что сможет спокойно смотреть ему в глаза после того, как увидела его голым. Она не хотела признаться себе, что эпизод в хлеву растревожил ее, и уж совсем не хотела, чтобы Прескот заметил ее смущение.

В теплом, темном курятнике она принялась собирать яйца, осторожно укладывая их в корзину, не забывая шептать курам теплые слова. Сегодня яиц было много, можно было оставить несколько штук и для себя.

Вернувшись в дом, Мэгги отсчитала яйца для Ти, которые он должен отнести в Пайн-Крик на продажу, а остальные отложила на завтрак. Затем она надела фартук, растопила печь и принялась за приготовление пищи.

В это время через заднюю дверь вошел Ти с ведром молока в руке. Бодро пожелав ей доброго утра, он осторожно стал переливать пенящуюся жидкость в кувшин.

– Ты видел нашего гостя? – спросила Мэгги, стараясь придать своему голосу равнодушный оттенок.

– Мистера Прескота? Конечно. Когда я зашел в хлев, он спал как убитый. Однако он тут же проснулся, принес воды из бака и начал бриться.

– Понятно, – произнесла Мэгги, неестественно внимательно наблюдая за тем, как варится кофе. – Как ты думаешь, когда он собирается уходить?

Наморщив лоб, Ти пожал плечами:

– Ты думаешь, он уйдет, не позавтракав с нами? Я сказал ему, что мы сядем за стол, как только я закончу свой обход.

Сердце Мэгги заколотилось, но она постаралась не подать виду, что слова мальчика ее обеспокоили. Ти проявил к незнакомцу доброту и внимание, и не имеет значения, что это может поставить ее в неловкое положение. Она снисходительно наблюдала за тем, как сын подошел к лавке, на которой стояла миска с маисовым хлебом, накрытая салфеткой, и украдкой вытянул оттуда золотистый квадратный хлебец. Откусив кусок, он налил в кружку молока из кувшина и залпом осушил ее.

– Ти, прежде чем глотать пищу, разжуй ее как следует, – машинально напомнила ему Мэгги.

– Да, ма…

– И не разговаривай с набитым ртом. Мальчик согласно закивал головой.

– Надеюсь, у тебя сегодня достаточно яиц для миссис Кендал? – спросил он. – Вчера она была очень огорчена, что ей досталось одно яйцо вместо трех.

– Знаю, сегодня я положила ей два лишних яйца, а ты не бери с нее денег за них.

– Ма… – мальчик бросил на нее сердитый взгляд.

– Ну, что ты хочешь мне сказать? – скрестив руки на груди, спросила у него Мэгги. – Не забывай, мы должны поступать так, чтобы наши покупатели оставались довольны. Что будет, если миссис Кендал станет болтать направо и налево, что мы не выполняем заказы покупателей?

– Все это так, но ведь она два месяца брала у нас яйца в долг, а денег до сих пор не отдала, – недоумевал мальчик.

– Я помню об этом, дорогой, но сейчас очень тяжелые времена, а миссис Кендал некому помогать, кроме дочери. Я не сомневаюсь, что когда обстановка улучшится, она непременно вернет долг.

Ти задумчиво покачал головой и нежно улыбнулся Мэгги.

– Да… – развел он руками. – Не похоже, что ты когда-нибудь сделаешь нас богатыми.

Мэгги усмехнулась:

– Вот в этом ты прав. – Она обняла сына за плечи и чмокнула его в макушку. – Но разве нам необходимо быть богатыми? Слава Богу, нам удается сводить концы с концами, да еще дядя Гидеон время от времени нам помогает. Так что я скорее откажусь от денег вообще, чем буду выжимать последний цент из тех, у кого дела идут еще хуже, чем у нас.

– Я знаю. – На этот раз Ти не стал уклоняться от материнских ласк. – Я рад, мама, что ты у нас такая.

На лестнице послышались громкие шаги, и в комнату вбежал Уилл. Как только он увидел своего сына, лицо его осветилось радостной улыбкой.

– Ти! Почему ты не разбудил меня? Я думал, ты уже ушел.

– Я собираюсь уходить. Хочешь пойти со мной?

– Конечно. Можно, я повезу тележку?

– Недолго, и то только в том случае, если ты не будешь с ней бегать, как в прошлый раз.

Уилл помрачнел:

– Я больше не буду, клянусь. Я не хотел разбивать яйца, Ти. – Немного поразмыслив, он предложил: – Я повезу тележку по дороге назад.

Ти хитро ухмыльнулся, и важное выражение сошло с его лица.

– Хорошо, пойдем. – Он взял корзину с яйцами и направился к задней двери. – До свидания, мама.

– До свидания, ма… – как эхо повторил Уилл, махнув Мэгги рукой.

– До свидания, дорогой. – Голос ее немного задрожал. Она вспомнила, как в старые добрые времена Уилл перед уходом подмигивал ей. У него была веселая, бесшабашная улыбка, а называл он ее ласково Мэгс. Все изменилось с тех пор, как он вернулся с войны. Первое время он вообще не узнавал ее, а потом стал звать мамой. Тогда Мэгги поняла, что ее любимый мужчина, которого она проводила на войну, не вернулся с нее.

Изменилось даже его лицо. От прежнего Уилла остались только черты, а выражение, характер, все это ушло. Теперь это было лицо несмышленого, умственно отсталого ребенка.

В шестьдесят пятом году, когда Мэгги привезла его из госпиталя, он был так сильно покалечен, что она была вынуждена поселить его на первом этаже, так как он не мог подниматься по лестнице. После того, как раны затянулись, он начал постепенно ходить и через некоторое время смог подниматься по лестнице в комнату Ти. Там ему настолько понравилось, что он захотел туда перебраться. Мэгги сначала хотела, чтобы Уилл занял место в спальне рядом с ней, но, очевидно, металл, который проник в его мозг, уничтожил в нем все от взрослого мужчины. Всякий раз, когда он прикасался к ней, ей казалось, что рядом с ней какое-то бесполое существо. Он был настолько похож на ребенка, что она не могла представить себе, как заниматься с ним любовью. Это было все равно, что затащить к себе в постель мальчика. Ее передергивало от одной только мысли об этом.

Прошло четыре года, и Мэгги полагала, что привыкла к подобному положению вещей. Часто ей казалось, что Уилл – ее второй сын, но только менее смышленый, чем Ти. Но сегодня утром она вдруг вспомнила, каким Уилл был когда-то. Мэгги не хотела признаваться себе, отчего подобные воспоминания вдруг пришли ей в голову. В глубине души она считала, что обязана поставить заслон этому тревожному чувству, раз уж ей так не повезло с Уиллом. Однако сознание того, что на ферме присутствует незнакомый мужчина, причем весьма интересный, заставляло ее сердце тоскливо сжиматься.

В заднюю дверь постучали, и она вздрогнула. Должно быть, это Рейд Прескот, подумала она, не решаясь открывать, однако стук настойчиво повторился. Взяв себя в руки, Мэгги подошла к двери и открыла ее, попытавшись придать своему лицу бесстрастное выражение. Однако это оказалось непростым делом. Как только она увидела Прескота, краска залила ее щеки.

– Мистер Прескот, – едва произнесла она.

– Миссис Уиткомб! Доброе утро, – галантно произнес он, казалось, не замечая смущения женщины. Он был чисто выбрит и, похоже, даже подрезал свои волосы. Одежда Уилли пришлась ему впору, хотя и сидела слегка мешковато, так как он был очень худым. Однако он выглядел гораздо лучше, чем показалось ей ночью. При свете утреннего солнца его каштановые волосы отливали бронзой, а в светло-карих глазах вспыхивали золотистые огоньки. Мэгги поспешно отвела от него взгляд.

– Ти повез яйца и молоко на продажу. Мы будем завтракать, как только он вернется. Это будет скоро. Мы будем рады, если вы останетесь на завтрак, но если вам нужно уходить, я соберу вам что-нибудь с собой.

Мэгги надеялась, что ее намек не прозвучал как явная попытка избавиться от него, однако он не обратил на ее слова ни малейшего внимания.

– Я думал, может быть, вам надо что-нибудь сделать по дому, – сказал он. Его голос звучал странно отчужденно, как будто, предлагая свои услуги, он что-то скрывал.

– Не беспокойтесь. – Мэгги тоже не могла избавиться от чувства неловкости, несмотря на то, что в поведении мужчины не было и намека на происшедшее прошлой ночью.

– Вы были со мной добры и внимательны, – ответил Рейд. – Я обязан вам и не люблю оставаться в долгу.

– Да. – Мэгги это было понятно; она так же не любила быть кому-либо за что-то обязанной. Но в его тоне звучали холодные и жесткие интонации. Казалось, ему неприятно принимать ее бескорыстную доброту.

– Ну что ж, – задумчиво сказала Мэгги, – думаю, мне понадобятся еще дрова. Она указала ему в окно на большой старый пень, который спилил ее брат Гидеон, приезжавший сюда пару недель назад, чтобы помочь ей по хозяйству. – Топор висит на стене в хлеву, – объяснила она.

Он кивнул головой.

– Что еще?

Мэгги осмотрелась вокруг. Работы собралось так много, что она была не в состоянии сейчас сообразить, какая самая необходимая. Она не рассчитывала на то, что он проработает у нее целый день в благодарность за ночевку в хлеву.

– Если вас не затруднит, в свинарнике треснула одна из досок, ее нужно заменить.

– Хорошо. – Он продолжал смотреть на нее.

– Мне кажется, что этого вполне достаточно.

Рейд больше не настаивал и направился во двор. Этот Прескот не очень-то дружелюбен с людьми, решила Мэгги. Даже благодаря ее за оказанную ему ночью помощь, он, казалось, больше стремился избавиться от тягостного долга, чем просто радушно и сердечно выразить ей свою признательность.

Вновь странно взволнованная, Мэгги вернулась к приготовлению завтрака. Боль в ее горле не утихала, а она надеялась, что как только начнет двигаться, ей станет лучше. Наоборот, у нее разболелась голова в придачу к горлу. Мэгги поморщилась от боли, молясь в душе, чтобы не слечь в кровать. Болеть было некогда, и, кроме того, на многие мили вокруг не было ни одного доктора.