В клубе и в отделе периодики я видела мужчин, которые сидели в мягких кожаных креслах и с наслаждением курили сигары и пили кофе или чай. Некоторые из них читали тщательно расправленные экземпляры «Вестника Ливерпуля» или другие газеты и журналы. Кое-то обсуждал предстоящее прибытие и отправление кораблей. Я узнала, что многие из членов клуба являлись богатыми судовладельцами. Некоторые из них были когда-то моими клиентами, но я уверена: они не то что не узнали бы меня, а даже не заметили бы.

В здании на первом этаже размещался также зал для лекций, рядом с ним на подставках стояли тщательно продуманные и написанные мистером Уорсом таблички, сообщающие о предстоящих литературных и научных лекциях, устраиваемых для членов клуба и их гостей.

Это было великолепное, величественное место.

Проводя весь день в библиотеке, а вечер — в уютном доме под строгим надзором миссис Смолпис, я понимала, что прежнюю Линни Гау заменила другая женщина, которая уверенно шагала по жизни. Я часто испытывала чувство удовлетворения, приятную уверенность в том, что все-таки смогу стать такой, какой меня мечтала видеть мама. Но в то же время меня беспокоило ощущение пустоты. Мне не хватало искреннего смеха в обществе девушек с Парадайз-стрит. Я утратила непосредственность, стала более сдержанной. Возможно, я казалась себе не такой искренней, как раньше. Но, наверное, нельзя продвигаться вперед, не сожалея о прошлом.

Моя жизнь становилась размеренной и предсказуемой. Я познакомилась с друзьями Шейкера — двумя бледными и серьезными, но учтивыми молодыми людьми, у одного из которых в моем присутствии отнимался язык. Они знали меня как кузину Шейкера. Раз в две недели они приходили к нам на Уайтфилд-лейн на обед, который проходил в официальной обстановке, омраченной присутствием миссис Смолпис. Но затем она наконец уставала и удалялась в свою комнату. Предоставив Нэн и Мэри убирать со стола, мы вчетвером уходили в гостиную, и, после того как Шейкер с друзьями пропускали по стаканчику, беседа становилась более оживленной. Более разговорчивый из молодых людей рассказывал мне истории из детства Шейкера. В эти вечера я узнала о своем «кузене» многое из того, что прежде оставалось для меня загадкой. И это меня радовало.

Я следила за тем, чтобы не сболтнуть лишнего и не проговориться о моей прежней жизни, понимая, что должна придерживаться вымышленной истории. Шейкер тоже никогда не терял бдительности и часто упоминал моего якобы отца — своего дядю — так, чтобы мои слова звучали более достоверно. Иногда я действительно начинала верить, что с рождения носила фамилию Смолпис.

Я часто говорила себе, что мне был дарован шанс на лучшую жизнь, такую жизнь, за которую любая девушка с Бэк-Фиби-Анн-стрит была бы вечно благодарна судьбе. Мне больше не нужно было каждую ночь выстаивать долгие часы на мокрой и холодной улице. Мне больше не приходилось каждое утро, сидя на корточках над выщербленным тазом, вынимать из себя скользкий, пропитанный спермой слизистый кусок губки. Я могла не беспокоиться о том, что меня травмирует какой-нибудь мужчина с членом под стать лошадиному или что меня будут щипать, бить и шлепать, чтобы помочь своему «дружку» прийти в боевую готовность. Мои юбки больше не были испачканы мочой и блевотиной после пьяных в стельку клиентов, а зарплату мне теперь выдавали в конверте, а не бросали на грязную мостовую, где мне приходилось выискивать монеты среди собачьего дерьма и плевков. Я не голодала. Я могла прочитать любую книгу, которую пожелаю и когда пожелаю. У меня теперь была своя чистая постель.

Так почему же тогда все это не приносило мне удовлетворения? Почему меня терзало отчаяние и мысли, которые уносили меня далеко от библиотеки и дома на Уайтфилд-лейн, не давали мне покоя? Мечта об Америке умерла, но я все равно представляла себе иную, незнакомую жизнь, отличную от той, какую мог предложить мне Ливерпуль с его туманами, чайками и серой рябью на широкой глади Мерси. А еще меня терзало мое прошлое и ужас содеянного: старый кошмар снова не давал мне покоя.

Почему же я не могла принять этот подарок, бескорыстно предложенный Шейкером, и счастливо жить новой жизнью или, вернее, исполнять роль под именем мисс Линни Смолпис?


Глава четырнадцатая


Я познакомилась с Фейт Веспри через Селину Брансвик. Селина была темноволосой, ничем не примечательной девушкой, хотя ее ярко-синие глаза, обрамленные густыми темными ресницами, казались довольно привлекательными. Однажды вечером, спустя два месяца после того дня, как я стала жить в доме Смолписов, мы с Шейкером вышли из библиотеки и встретили Селину, которая прогуливалась под руку с отцом по Болд-стрит.

— Мисс Брансвик, мистер Брансвик, — поздоровался Шейкер, остановившись возле них и приподняв шляпу.

— Добрый вечер, мистер Смолпис, — сказала Селина. Затем она взглянула на меня, и на ее щеках появились пятна румянца.

— Здравствуйте, Джефри, — поздоровался пожилой джентльмен.

— Джефри?

— Мы вас давно не видели, — сказала мисс Брансвик. Ее взгляд перебегал с меня на Шейкера. — За эти последние несколько месяцев вы практически не появлялись на приемах.

— Да. Я был… занят, — ответил Шейкер. — Мистер Брансвик, мисс Селина Брансвик, позвольте мне с превеликим удовольствием представить вам мисс Линни Смолпис, недавно приехавшую из Моркама.

— Мисс Смолпис? — холодно спросила Селина, рассматривая мой немодный наряд.

Сама она была одета в длинное дымчато-синее пальто, прекрасно гармонировавшее с ее глазами. Ее руки были спрятаны в меховую муфту. Шляпка Селины была украшена окантовкой из такого же меха. Судя по покрою и ткани, ее одежда была недешевой.

— Значит, она ваша родственница?

— Она моя кузина, — сказал Шейкер, и напряженное лицо Селины слегка расслабилось. — Линни пережила большую трагедию — смерть отца — и переехала к нам с матерью. Сейчас она работает вместе со мной в библиотеке.

— Она работает? — переспросила Селина и одарила меня слабой улыбкой, глядя на книги у меня в руках, затем наклонила голову и с вопросительной интонацией прочитала вслух их названия: — «Об образовании ума» Эстер Шапон[12] и «Поиски счастья» Ханны Мор? — Она с непонятным вызовом посмотрела мне в глаза. — Претенциозное чтение. Могу ли я предположить, что вы увлекаетесь идеями «синих чулков», мисс Смолпис?

Я неуверенно улыбнулась.

— Моя кузина предпочитает разнообразие в чтении, — пришел мне на помощь Шейкер. — Я не могу сказать, что ее выбор ограничен только работами этих склонных к педантизму женщин. Или я не прав, Линни?

— Ну конечно же, это так, — ответила я, старательно копируя интонации Селины, несмотря на то что от волнения у меня пересохло в горле. — Хотя должна признать, что я уважаю «синих чулков» за их бесстрашное высмеивание общепринятого мнения о том, что женщины ограниченные и недалекие существа. О, это, кажется, наш экипаж, — добавила я.

Мне хотелось убраться подальше от этой мисс Брансвик с ее высокомерием и надменным выражением лица.

— Да, нам нужно торопиться. Было очень приятно снова с вами встретиться, мисс Брансвик, и с вами, сэр.

Шейкер снова приподнял шляпу.

Селина еще раз окинула меня долгим взглядом из-под полуопущенных век, и мы расстались.

— Она догадалась, — прошептала я Шейкеру, когда мы заняли свои места в экипаже и поехали в направлении Эвертона.

— Догадалась о чем? — спросил он, открывая книгу.

— Обо мне. Она сразу же поняла, что я не ее круга.

Шейкер захлопнул книгу.

— Глупости. Ты ответила ей вполне достойно, коротко и ясно. Но Селина действительно не так дружелюбна, как раньше. Я знаю ее около года. Нас представили друг другу на одной из лекций — по ботанике, кажется. Мисс Брансвик очень интересуют флора и фауна.

— Кажется, моя персона ее тоже очень заинтересовала, — сказала я, а затем добавила: — Джефри.

Шейкер криво улыбнулся.

— Это мое христианское имя. Но все, кто со мной в хороших отношениях, называют меня Шейкером, как я тебе уже говорил.

— Тебе подходит имя Джефри. Определенно подходит, — произнесла я, затем открыла книгу и читала ее, не отрываясь, до самого дома. Но я заметила, что, прежде чем вернуться к чтению, Шейкер покраснел.

На следующей неделе Шейкер предложил мне задержаться в пятницу после работы и пойти на вечернюю лекцию.

— Я не могу, — ответила я.

— Но почему? Как работник библиотеки, ты имеешь право их посещать. И я уверен, что Селина Брансвик тоже там будет, так что ты по крайней мере не будешь чувствовать себя одиноко.

«Это еще одна причина, по которой мне не стоит туда идти», — подумала я.

— Я просто… Я никогда не посещала подобных мероприятий.

Я подумала об объявлении, которое мистер Уорс вывесил сегодня утром. «Бабочки Индии» — было написано на нем, а ниже, маленькими буквами: «Приглашаются все члены клуба и их гости».

— Ты тоже туда пойдешь?

Шейкер покачал головой.

— Меня не интересуют ни Индия, ни бабочки. Но я уверен, что тебе эта лекция понравится.

Он посмотрел на старую шляпку своей матери, которую я все еще носила.

Я знала, что одета слишком старомодно, чтобы посещать лекции. Моя одежда недвусмысленно давала понять о моем скромном достатке, и, хотя для работы этого было достаточно, у меня перед глазами стояла заносчивая мисс Брансвик, одетая в элегантное пальто.

— Подумай над моим предложением, — сказал Шейкер.

На следующий день Шейкер стремглав помчался куда-то во время обеденного перерыва и вернулся с пухлым, упакованным в бумагу свертком. По пути домой он держал сверток на коленях, положив сверху руки, словно ему нравилось его касаться. Как только мы зашли в гостиную, Шейкер вручил этот сверток мне. Я его открыла. Там лежали платье и накидка с капюшоном. Платье было сшито из тяжелого узорчатого янтарного шелка с широкими, постепенно сужающимися книзу рукавами. Воротник и низ платья были украшены зубчиками. Накидка оказалась шерстяной, более насыщенного золотистого оттенка.

Миссис Смолпис, которая сидела на диване, прижимая руки к животу, приглушенно вскрикнула.

— Несварение, — сказала она громче, чем это было необходимо. — Я посылала сегодня Мэри за семенами тмина, но они совсем не помогли.

— Я не знал, понравится ли тебе эта одежда, — произнес Шейкер, после того как мы отвернулись от его матери. — Но я подумал, что для лекции…

— Конечно. Это прекрасный наряд, Шейкер! — воскликнула я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Продавщица в магазине сказала мне, что тебе понадобятся также… некоторые вещи. Они внутри платья, — произнес он, стараясь не смотреть мне в глаза.

Я поискала в складках благоухающего сиренью шелка и нашла накрахмаленную нижнюю юбку и турнюр[13].

— Здесь все такое красивое, Шейкер, — сказала я. — Я не знаю, могу ли я принять такой подарок.

— Просто примерь его, Линни. Пожалуйста.

Платье действительно было очень красивым. Я мысленно сравнила его с нарядами Китаянки Салли и поняла теперь, что они были гораздо хуже и не выглядели так достойно, как это платье из узорчатого янтарного шелка. Когда я спустилась в гостиную, Шейкер, улыбаясь, захлопал в ладоши.

— Я так и знал, что этот цвет будет гармонировать с твоими глазами, — произнес он.

Миссис Смолпис прикрыла рот рукой, сдерживая отрыжку.

— Линнет хорошо выглядит и в своих рабочих платьях, — язвительно заметила она. — Нельзя сшить шелковый кошелек из свиного уха. И потом, зачем покупать ей что-то новое? Ты ее балуешь. Тех денег, которые она платит за еду и ночлег, все равно слишком мало.

— Мама, что ты имеешь в виду? Как это «платит»?

Миссис Смолпис задрала подбородок, но ее голос задрожал.

— Все это время я забирала те деньги, которые она зарабатывала, и в конце этого месяца я поступлю так же. Это справедливо.

Шейкер подошел к матери.

— Ты вернешь ей эти деньги, — сказал он. — Линни их заработала. И если я решу купить ей что-нибудь красивое, то это мое дело, и оно больше никого не касается.

Я отвернулась к каминной полке, словно проверяя, есть ли там пыль, а на самом деле скрывая от миссис Смолпис слабую, но удовлетворенную улыбку.

Мне так понравились новое платье и накидка, что я решила все-таки посетить лекцию о бабочках. Однако стоило мне прийти туда, как всю мою самоуверенность словно ветром сдуло. Пробираясь сквозь толпу, я ужасно нервничала.