Я схватила его за руки. Они оказались совсем ледяными.

— И ты больше никогда о нас не услышишь. Я больше ни о чем не стану тебя просить.

Сомерс медленно покачал головой, словно я была непослушным ребенком, пойманным за кражей сладостей.

— Ты не понимаешь, Линни? Ты же всегда была такой сообразительной девочкой. — Он освободил свои руки из моих ладоней. — Я не могу довериться тебе настолько, чтобы позволить тебе уйти. И я не могу доверить тебе нашего сына. Единственный возможный для меня выход — это убрать тебя так, как полагается, законным путем, чтобы в будущем ни у кого не возникло вопросов.

Теперь он смотрел на меня не мигая, словно змея.

— Я позабочусь, чтобы доктор Хаверлок как можно скорее приготовил все необходимые бумаги. Конечно же, его не придется долго уговаривать. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы убедиться в том, что тебе необходим специальный уход. Что же касается Дэвида… Я буду воспитывать его так, как сочту нужным. Мне не понадобится много времени, чтобы сделать его таким, каким он должен стать.

Сомерс попробовал было снова рассмеяться, но тут же закашлялся и задрожал.

Я смотрела на него, на его трясущееся тело, на усы, увешанные пенными клочками слюны, и мне вдруг показалось, что его лицо приняло злобное выражение, совсем как у его мертвого отца. Я потерла глаза, но наваждение не исчезло. По ужасному стечению обстоятельств злая рука судьбы, когда-то направившая меня на Роудни-стрит, теперь привела меня в эту комнату. Я поднялась на ноги и, спотыкаясь, отошла от кровати. Я в ужасе смотрела на человека, который был моим мужем. Я знала, какой властью он был наделен. Знала, что его изощренная ненависть, развратность и злобность с каждым годом будут только усугубляться.

Этот человек мог уничтожить меня и получить власть над моим сыном.

Я должна была помешать тому, что он собирался со мной сделать. Я должна была защитить своего ребенка.

Я знала, что сейчас самое подходящее время. Ночью я не сомкнула глаз, но, несмотря на это, встала с кровати рано утром и приняла ванну. Я не чувствовала усталости. Я закурила трубку, но только чтобы предотвратить болезненные судороги. По моей просьбе Малти уделила особое внимание моей прическе, и я тщательно выбрала наряд. Сев за туалетный столик, я посмотрела на себя в зеркало. Теперь я понимала, что чувствовала Фейт в свои последние дни в Симле. Когда ты полностью уверен в том, что сейчас должен сделать, ощущаешь небывалую легкость, словно тяжелая ноша свалилась с плеч. Я знала, что иного пути у меня нет.

Малти странно на меня посмотрела.

— Мэм Линни? Я не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — я повернулась к ней.

— Прошлым вечером вы казались такой расстроенной, когда возвратились из комнаты саиба Инграма. А сегодня вы спокойны. Я не видела вас такой уже очень, очень давно. И что я вижу у вас на лице, мэм? Кажется, это счастье. Но такое невозможно в этом печальном доме.

Я улыбнулась ей.

— Это не счастье, Малти. Еще не счастье. Но у нас все впереди. Мы должны зажечь новые огни, чтобы осветить себе путь в будущее.

Малти озадаченно покачала головой. Остаток дня я провела, играя с Дэвидом на веранде и мысленно составляя план. Один раз я взглянула на окна в комнате Сомерса и увидела, что доктор Хаверлок за мной наблюдает. Встретившись со мной взглядом, он поспешно отвернулся.

Я пошла в комнату Сомерса. Доктор Хаверлок сидел за столом и что-то писал. Интересно, он работал над медицинским заключением? Увидев меня, он прервался и посмотрел на Сомерса, лежащего на кровати.

— Ты что-то хотела, Линни? — спросил Сомерс с притворной заботой. — Или ты что-то здесь забыла?

— Я подумала, что тебе может понадобиться свежая вода.

Сомерс жестом указал на полный кувшин возле кровати.

— Но, Линни, это же ты принесла его сюда как раз перед приездом доктора Хаверлока.

— Нет, это была не я. Должно быть, это сделал кто-то из слуг.

Сегодня я еще не заходила к нему в комнату.

Сомерс покачал головой, кротко улыбаясь. Затем, подняв брови, взглянул на доктора Хаверлока: «Ну вот, вы видите?»

Доктор пристально смотрел на мои кисти. Я осознала, что постоянно сжимаю и разжимаю руки. Я прекратила это делать, но он уже отвернулся к своим бумагам и снова принялся писать. Я вышла из комнаты, но задержалась за дверью и услышала, как доктор Хаверлок сообщил Сомерсу, что все готово. Сомерс уверил его, что тот получит обещанное вознаграждение, как только все меры будут приняты.

Он воплощал свой план в жизнь. Пора было и мне заняться своим.

Мне не составило труда в тот же день достать необходимое количество дурмана у зашедшего к нам торговца. Англичане называют это растение «дурман обыкновенный» или «дурман вонючий». Это одна из сорных трав, растущая повсеместно на пустырях. Я помнила, что мне говорила о дурмане Нани Меера. В определенных дозах он полезен при кашле и коклюше и при заболеваниях мочевого пузыря. Большие белые венчики цветков тоже обладали наркотическими и болеутоляющими свойствами, но растертые в порошок листья действовали сильнее. Передозировка приводила к смертельному исходу.

Несмотря на улучшение состояния, Сомерс все еще был слаб и у него случались периоды упадка сил и полного изнеможения. Медленно оправляясь от болезни, он по нескольку раз в день в больших количествах пил холодный чай с сахаром. Я взяла на себя заботу приносить ему этот напиток каждый раз, когда Сомерс испытывал в нем потребность, как поступила бы на моем месте любая заботливая жена. Судя по тому, как Сомерс посмотрел на меня, когда я впервые появилась возле его кровати с чайным подносом, он решил, что я изо всех сил пытаюсь доказать ему, что я не сумасшедшая. И я позволяла ему так думать.

Я начала с минимальных доз. Необходимо было проявлять осторожность: все должно было выглядеть так, словно его подкосила старая болезнь.

Через два дня состояние Сомерса заметно ухудшилось. С его лица не сходил горячечный сухой румянец, ему стало трудно глотать, и Сомерс все чаще начинал что-то неразборчиво бормотать и совершать мелкие бессмысленные движения.

На третий день Сомерс погрузился в сон, такой глубокий, что его не могли разбудить на протяжении нескольких часов. Я знала, что такой сон может перейти в кому. Когда Сомерс наконец открыл глаза, его зрачки были расширены и не реагировали на свет. Я продолжала поить его чаем каждый раз, когда он приходил в сознание, крича слугам, что господину необходимо пить побольше жидкости.

Заламывая руки перед доктором Хаверлоком, я молча благодарила небо за то, что этот старый хрыч оказался таким профаном.

— Ведь он уже шел на поправку! — восклицала я. — Что же вызвало такое стремительное ухудшение?

Доктор Хаверлок покачал головой.

— Никогда нельзя с уверенностью предсказать, как иноземный недуг подействует на свою жертву.

Я смотрела на него, широко открыв глаза.

— Боюсь, дело обстоит серьезнее, чем раньше. Мой диагноз, миссис Инграм, — это мозговая малярия.

Я в ужасе прижала ладонь к губам.

— Мозговая малярия?

— Ваш муж постоянно теряет сознание, и налицо умственное расстройство — это основные симптомы. Как только у него разольется желчь или начнутся конвульсии…

— Но… Но он же поправится?

— Моя дорогая, вам не следует чрезмерно волноваться. Ваше состояние и так крайне неустойчиво.

— Доктор Хаверлок. — Я встала в полный рост. — Мое состояние в полном порядке, и меня нельзя назвать болезненной. Вы хотите сказать, что мистер Инграм может не пережить этот приступ? Я хочу знать правду, доктор Хаверлок.

Доктор с неискренним сочувствием на лице взял меня за руки.

На следующий день доктор Хаверлок вернулся и осмотрел Сомерса, а затем провел меня в гостиную.

— Пожалуйста, приготовьтесь к самому худшему, моя дорогая, — сказал он.

Я ждала.

— Смерть вашего мужа неизбежна. Я не думаю, что он переживет эту ночь.

Я позволила себе сесть в кресло, опустила голову и закрыла лицо ладонями.

— Пожалуйста, отпустите слуг, — попросила я, не убирая рук, — но сами останьтесь со мной.

Когда мы оказались наедине, я подняла голову.

— Я хотела поговорить с вами с глазу на глаз, доктор Хаверлок, — произнесла я, не стараясь больше изображать из себя убитую горем жену.

— Да-да, миссис Инграм. Вам не стоит волноваться. Очень скоро вы окажетесь в доме, где люди, способные оказать вам должный уход, помогут вам пережить трудности, с которыми вы столкнулись. И вам не нужно беспокоиться о ребенке. Мистер Инграм оставил мне четкие указания по поводу…

Я встала и подошла к нему так близко, что доктор попятился.

— Вы и правда считаете меня сумасшедшей, доктор Хаверлок?

Его глаза забегали.

— Ваш муж решил, что для вас так будет лучше. Существует множество методов лечения для таких людей, как вы, которым не повезло, которые…

Я перебила его:

— И, насколько мне известно, существует множество способов, чтобы… как бы это поточнее выразиться… убедить такого человека, как вы, взглянуть правде в глаза.

Подбородок доктора Хаверлока нервно дернулся, подтверждая, что я на правильном пути. Он совсем не умел скрывать свои чувства.

— Я знаю, что вы, должно быть, устали от своей работы. Всю свою жизнь вы посвятили оказанию помощи другим людям, доктор Хаверлок.

Моя речь лилась плавно и гладко.

— И вы, несомненно, заслуживаете того, чтобы провести остаток своей жизни в роскоши, здесь или в Англии. Какую бы сумму ни обещал вам мой муж за написание… скажем так, рекомендации, касающейся моего будущего и будущего моего сына, я удвою ее — если вы передадите мне этот документ. И мы больше никогда не возвратимся к этому разговору.

Подбородок мистера Хаверлока снова дернулся, и это, как и сомнение, появившееся в его взгляде, уверило меня в том, что он заглотнул наживку. Он взял меня за руку и усадил рядом с собой на диван. Затем огляделся по сторонам, хотя в комнате никого, кроме нас, не было.

— Я мог поспешить с диагнозом, моя дорогая, — сказал он. — Ваш бедный муж настаивал на таком решении, руководствуясь заботой о вас и о вашем сыне.

— И, конечно же, за все эти годы постоянная борьба с малярией подкосила мистера Инграма, — добавила я, — так что вы знаете, что в последнее время он не отличался ясностью мышления. Я понимаю, доктор Хаверлок, — я доверительно посмотрела на него и понизила голос, — о, как я понимаю, в какое неловкое положение он вас поставил. И я настаиваю, чтобы вы назвали сумму, обещанную вам за беспокойство, причиненное этим малоприятным делом. Давайте же, назовите ее.

Доктор Хаверлок громко прочистил горло. Старый жадный козел. Он боялся назвать цену, так как она могла оказаться меньше, чем я готова была ему заплатить.

Я подошла к комоду, достала из него сверток, который спрятала там сегодня утром, и вернулась к дивану. Я положила его между нами и развязала бечевку. Затем я развернула бумагу, явив взгляду внушительную кипу накопленных мною рупий, которые я на протяжении всех этих лет воровала у Сомерса и тщательно прятала. Теперь здесь лежала довольно солидная сумма.

Доктор учащенно задышал и облизал тонкие сухие губы. Я почти слышала, как лихорадочно работает его мозг.

— О Господи, миссис Инграм! Боже, Боже! Я не хочу показаться алчным, но это дело отняло у меня немало времени и, как вы справедливо заметили, душевного здоровья. В последнее время я вел себя достаточно несдержанно. Было бы невежливо называть сумму, оговоренную мистером Инграмом, но…

Доктор Хаверлок снова впился взглядом в деньги, лежавшие совсем рядом с ним.

Я похлопала его по руке.

— Я понимаю, — сказала я с жалостью в голосе. — Не могли бы вы теперь принести документы, мистер Хаверлок, и произвести обмен?

— Ну, — медленно начал он, — я не уверен, какие именно документы вы имеете в виду.

— Медицинское заключение, доктор Хаверлок, — сказала я сладким голосом.

Я пододвинула деньги чуть ближе к нему.

По-прежнему не сводя глаз с сотен тысяч рупий, доктор Хаверлок полез во внутренний нагрудный карман, и я услышала шелест разворачиваемой бумаги.

Он отдал мне документ, и, прочитав его, я снова упаковала деньги и передала доктору сверток, затем протянула ему правую руку.

Он хотел было поцеловать ее, но, наткнувшись на мой взгляд, ограничился крепким рукопожатием. Мы встали, каждый держа в руках свою добычу, и обменялись улыбками.