— Крессида.

Ее сердце екнуло. Она стремительно повернулась и увидела Алека, в плаще и шляпе. Он, должно быть, прошел через боковую дверь, ближе к конюшням, и поэтому не увидел ее возле дома. Он выглядел уставшим и измученным, но Крессида вдруг почувствовала себя счастливой.

— Да?

В этот момент в гостиной засмеялись, послышались голоса Джулии и Эмили. Его взгляд, скользнув по двери, снова переключился на нее.

— Надеюсь, вы приятно провели вечер? — Она кивнула. Алек вздохнул, стянул с себя перчатки для верховой езды и сунул их в карман. — Замечательно. Могу я… минутку поговорить с вами?

Она снова кивнула и молча пошла за ним в кабинет.

Огонь в камине еще горел, лампы не были потушены. Появился слуга, чтобы взять у него плащ и шляпу. Алек смотрел куда-то в сторону и ждал, когда тот уйдет. Крессида была воплощением соблазна в своем платье цвета морской волны, с высоко убранными волосами и одной выбившейся прядью, колечком свернувшейся на щеке. Это напомнило ему о другом дне, когда он удерживал ее в библиотеке и, ее волосы растрепались под его руками. Он указал ей на диван, а сам сел подальше от нее.

— Я должен просить у вас прощения. Я всю неделю занимался поисками вашего отца, но пока не нашел никаких следов.

— Почему вы должны просить за это прощения? Потому что он усиленно занимался поисками, чтобы не оставаться дома и не видеть ее. Если бы он нашел ее отца, она могла бы покинуть их дом прежде, чем он, растеряв остатки своего благородства, соблазнит ее. А он думал об этом почти каждую минуту с тех пор, как удерживал ее в своих руках в библиотеке. Он прекрасно запомнил ощущения от ее нежной кожи и аромат ее волос. Он не хотел, чтобы она съехала, наоборот. Но он был тверд в намерении, предоставить ей свободу выбора. Он слишком хорошо знал, каково это — чувствовать себя загнанным в угол и не способным что-либо изменить в своей жизни. Лучшее, что он мог сделать для нее, если не считать сдерживания собственных желаний, — вернуть ей то, что она потеряла.

Так что, уезжая из дома рано утром и возвращаясь поздно вечером, он отслеживал все ниточки, использовал любые возможности, при этом не делал секрета из своей миссии и щедро оплачивал информацию. Узнай Стаффорд, сколько денег потратил Алек на поиски какого-то сержанта, с ним случился бы апоплексический удар.

— Потому что я обещал информировать вас обо всех своих действиях, — пояснил он. — В свое оправдание могу лишь добавить, что я не жалел сил и старался ничего не упустить. Я ездил повсюду и задавал вопросы множеству людей. Она с пониманием кивнула.

— Я проехал до Лондона и обратно, побывал во всех местечках, расположенных по обеим сторонам этой главной дороги, — никто не видел вашего отца и не слышал о нем с тех пор, как он исчез. — Он выдержал паузу. — Мне очень жаль.

— Спасибо вам.

Алек не стал рассказывать ей о безобразных подробностях, о том, сколько счетов Джордж Тернер оставил неоплаченными и сколько трактирщиков и торговцев высказали желание добраться до его кошелька и даже до шеи. Он не рассказал ей об отставных солдатах и офицерах, на лицах которых при известии об исчезновении Тернера появлялось выражение странного облегчения, об одной вдове, которая уверяла, что была помолвлена с ним, и сплюнула при упоминании его имени. Но в целом можно было считать, что все его расспросы закончились ничем. Какая-то информация могла еще всплыть позже, но пока Алек был в полнейшем недоумении. Человек просто исчез — вместе с лошадью и какими-то вещами, которые он взял с собой, отправляясь в Лондон.

Ничего этого Алек не хотел обсуждать с Крессидой. И еще эта случайная встреча в библиотеке. Она была гостьей в доме его матери, приглашенной из жалости, а он поймал ее, не давал уйти, целовал. Когда он попытался придумать причину для извинения, у него ничего не получилось. Он только знал, что виноват и должен сожалеть о своем поведении, хотя желал повторения этого каждый день. Уклонение от встреч нисколько не уменьшало желания, и вот она здесь, рядом, еще более соблазнительная, чем всегда, и совсем не собирающаяся его укорять. Сирена, взывающая к зверю внутри его, искушающая и соблазняющая, призывающая преодолеть разделяющее их расстояние и начать с того, на чем он остановился в тот день, когда она была возбуждена и готова уступить желанию.

Но он не зверь. Сердечко у Крессиды Тернер верное, но недоверчивое, однажды оно уже было разбито. Как он может рисковать? Он не тот, кто ей нужен. Ей нужен мужчина с хорошей репутацией, который сможет обеспечить ей надежный тыл. А он со своей неопределенной судьбой вынужден барахтаться в водовороте событий. Ему не доверяют даже родственники, так что уж говорить обо всех остальных. Даже если бы он предложил ей выйти за него замуж, с ее стороны было бы глупо принять его предложение. Алек сосредоточил взгляд на своих руках, сцепленных на коленях. Стоит ему посмотреть на нее, как он начинает сходить с ума.

— Если не обнаружится что-нибудь в его записях, боюсь, у нас будет мало шансов на успех.

Крессида встрепенулась:

— О да, я продолжаю работать над ними, но пока еще не очень продвинулась.

Он кивнул:

— Может быть, все-таки обнаружится что-то. Крессида провела ладонями по своим коленям.

— Может быть. — После неловкого молчания она поднялась. — Спасибо за то, что вы рассказали мне это. Спокойной ночи.

Она пошла к двери. Алек прерывисто вздохнул.

— Крессида. — Она остановилась в дверях, но не оглянулась. — Тогда, в библиотеке… — Она медленно повернула голову, но при этом не посмотрела на него. Ресницы скрывали ее глаза. — Прошу прощения.

Ресницы задрожали.

— За что?

— За… Не за то, что целовал. Не за то, что обнимал, а за то, что удерживал вас, когда вы хотели уйти.

— А за остальное?

Она, наконец, посмотрела на него — прямо и открыто, как тогда, в их первую встречу. Алек не смог бы соврать ей сейчас даже во спасение души.

— Я сожалею только о том, о чем уже сказал. Краска залила ее лицо, в глазах разгорался жар. Он никогда не смог бы дать определение их цвету.

— Хорошо, — шепнула она, — и я тоже. — Затем открыла дверь и вышла, притворив ее за собой.

Крессида пошла к себе, с трудом веря, что она сказала ему это. С таким же успехом она могла громко сказать, что хочет его. Пока она поднималась по лестнице, с ее лица не сходила загадочная улыбка. Желание в его глазах — все, что давало ей надежду. Она просто не знала, к чему это может привести.

Калли тихонько напевала, вынимая шпильки из волос. В ее лице появились краски, глаза блестели — Крессида давно не видела ее такой. Платье из розового шелка висело на двери шкафа, как если бы его расправили и вывесили для любования и радостного созерцания. Платье вернуло Крессиду к разговору с Томом и избавило от навязчивого желания. Она молча взяла щетку, чтобы помочь Калли расчесать ее кудри.

— Какой замечательный вечер, — сказала Калли. Она сидела перед зеркалом и кокетливо улыбалась своему отражению, наклонив голову набок. — Тебе понравилось?

— Да.

Сестра взглянула на нее.

— Ты рано куда-то исчезла. Где ты была?

— В отличие от тебя мне не досаждали обожатели. Я вообще удивлена, что ты заметила мое отсутствие.

— Ну, уж обожатели. Всего один джентльмен был добр ко мне.

Крессида с силой провела щеткой по волосам Калли, заставив сестру взвизгнуть.

— Мне показалось, слишком добр. — Она помолчала. — Я просто вышла поговорить с Томом. Иногда мне кажется, что мы воспринимаем его присутствие рядом как вполне естественное, но это и понятно, ведь он с нами уже столько лет.

— Так и есть, — сказала Калли, охнув — Крессида рывком провела по ее спутанным волосам, и она ухватилась за край стола. Крессида умерила свое рвение, стала действовать осторожнее, и ее сестра перестала цепляться за стол, опустила руки на колени.

— Мне кажется, мы как-то недооцениваем Тома, — продолжала Крессида. — Он один из самых достойных мужчин в нашем окружении. Джентльмен если не по рождению, то по своим поступкам. Ведь с тех пор как пропал отец, он все время нас выручает и поддерживает. Я не могу себе представить жизнь без Тома, а ты?

— Конечно, нет. — Вопрос Крессиды удивил Калли.

— Когда я наблюдала, как мистер Дэвис вьется вокруг тебя, меня вдруг пронзила мысль, что я знаю Тома много лет. Мы отлично уживались все вместе. — Теперь Калли слушала ее с большим вниманием. Крессида была этим удовлетворена и продолжала трудиться над волосами сестры, не прекращая говорить: — Может быть, я вела себя глупо, не обращая внимания на того, кто был у меня перед глазами, и в результате упустила что-то очень важное.

— Крессида. — Казалось, что Калли было тяжело говорить. — Ты… пытаешься сказать… Том… что… он?

— Ну, если я женю его на себе, это будет благоразумно, разве не так? Никто из нас не будет, обманут в своих ожиданиях. У бабушки всегда будет дом и у тебя, если ты пожелаешь.

— Да… может быть, но…

— И у него есть пенсия. Он сказал мне об этом, когда купил для нас шелк. Теперь, когда мы потеряли Бригхэмптон, нам же надо куда-то деться. В Портсмуте легче найти работу, мы сможем снять один из тамошних, уютных домиков, которые так нравились нам с тобой.

— Так ты… влюблена в него? Крессида грустно вздохнула:

— Нет, не влюблена, но он мне нравится. Папа ведь всегда утверждал, что этого более чем достаточно. А я уже не настолько молода, чтобы быть капризной.

— Папа сказал… — Калли перешла на визг. Потом, помолчав, она заговорила прежним тоном: — Папа не одобрял Тома. Мистера Уэбба, хочу я сказать.

Это был второй раз, когда Калли оговорилась и назвала его Томом. Крессида бы улыбнулась, если бы не чувство, которое выдала не обмолвка, а то, что Калли назвала его мистером Уэббом.

— Папы больше нет с нами, и я начинаю думать, что он уже теперь не вернется. В любом случае я уже не та молоденькая девушка, которой непременно требуется одобрение отца. Если Том согласится, мне не найти лучшей партии.

Калли молчала.

— Ты не одобряешь моей идеи? — не отступала Крессида.

Ее сестра в смятении смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Крессида опустилась на скамейку у туалетного столика.

— Конечно, совсем другое дело, если ты сама неравнодушна к нему, — спокойным тоном сказала она. — И он проявляет ответные чувства.

— Возможно, — прошептала Калли, поймав взгляд Крессиды в зеркале.

— А отец…

Калли моргнула и чуть заметно кивнула головой. Гнев на отца переполнил Крессиду. Она обняла сестру за плечи:

— Тогда тебе нужно…

— Крессида, ты не понимаешь! — Калли резко вскочила, но чуть не упала, споткнувшись о скамейку, ей хотелось куда-нибудь убежать. — Ты можешь противостоять отцу. А мне… он внушает страх. Когда он сурово смотрит на меня, словно ждет, что я должна поступать, как требует он, если не хочу навсегда утратить его расположение, у меня внутри все холодеет. Я страшно боюсь разочаровать его. У него становится такое лицо, что мне хочется плакать.

— Вот поэтому он и запугивает тебя. Ему нравилось командовать в армии, и он не собирался перестраиваться и исходить из того, что рядом живут дочери. — Однако Крессида знала, что это не оправдывает его. Она снова вспомнила об Алеке, как он кружил племянниц на вечеринке у своей матери, и они при этом радостно повизгивали. Вряд ли он привык иметь дело с маленькими девочками, но его нежное отношение к детям было очевидным. Калли с безнадежным видом покачала головой:

— Какое это имеет значение. Когда он ругает меня, я просто теряю разум.

— Но теперь его нет с нами, ведь так? — проговорила Крессида. Калли покусывала губу и смотрела в пол. — Том хочет покинуть нас. — Калли метнула на сестру вопросительный взгляд. — Почему бы и нет? У нас нет денег, мы потеряли дом. Надо быть совсем недогадливой, чтобы не понять: в другом месте у него будет больше шансов. Но по какой-то причине он еще здесь. — Она встала и взяла сестру за руки. — Ты неравнодушна к Тому?

Краска залила лицо Калли.

— Да, — шепнула она. Крессида сжала ее пальцы.

— Тебе нужно сказать ему о своих чувствах. Боюсь, отец совершенно определенно дал ему понять, что не одобряет его устремлений, поэтому Том не может позволить себе, открыто смотреть на тебя так, как тогда вечером, когда он думал, что его никто не видит.

Калли еще больше зарделась.

— А как он смотрел на меня? Крессида задумалась.

— Как человек, для которого самое большое счастье — смотреть на тебя, не отводя взгляда.

— Но папа — когда вернется…

— Лови момент, Калландра Филлипс, — твердо сказала Крессида. — Вы с Томом сможете сказать отцу, что он не имеет права мешать вам, быть вместе.