Устремленные на Крессиду глаза заблестели. Сердце Крессиды подпрыгнуло — такое неприкрытое желание было в его взгляде. Слово «друг» никуда не годилось.

Она взволновалась. Этот взгляд воодушевил ее. Здравый смысл, призванный защищать ее сердце, испарился, куда-то подевалось намерение уйти и лечь спать. «Кто не рискует, тот и не выигрывает». Ее непреодолимое желание быть рядом с тем, кто понимал ее, ценил и восхищался ею, с тем, кто заставлял ее сердце биться чаще и смеяться, даже когда на душе было скверно, больше ничем не сдерживалось. Она положила дневник на стол. Руки у нее уже не дрожали. Она обхватила его лицо ладонями, привстала на цыпочки и поцеловала.

Его губы были мягкими, но немного напряженными. Но он ответил ей — легко и нежно, как в тот раз, когда они долго гуляли вместе по окрестностям Пенфорда. Его сдержанность подхлестнула ее. Она хотела большего и положила руки ему на грудь, а потом обвила его шею. Мышцы на его плечах напряглись, и Крессида затрепетала, осознав, каких усилий ему стоило обуздывать себя, и как тяжело давалась ему сдержанность.

Она прервала поцелуй и с удивлением посмотрела на него. Желание, которое она всегда видела в его синих глазах, осталось неизменным — он хотел ее, она была в этом уверена. Но тогда…

— Что вы собираетесь делать? — прошептал он. На виске у него пульсировала жилка, но в остальном он казался спокойным, как всегда.

Она попыталась ослепительно улыбнуться ему, но улыбка замерла на ее губах.

— Я пытаюсь соблазнить вас. Он глубоко вдохнул.

— Почему?

Лицо ее горело от смущения.

— Потому что я хочу этого.

Он легко дотронулся до ее щеки, потом его пальцы скользнули по ее шее и легли на затылок. Теперь он крепко держал ее, привлекая к себе. Крессида качнулась к нему, а когда он наклонился и поцеловал ее в щеку у самого уголка рта, глаза у нее стали закрываться.

— Вам следует пойти спать, — прошептал он где-то у ее щеки.

— Одной?

Он поцеловал другой уголок ее рта.

— Так будет лучше.

— Но тогда я не смогу соблазнить вас.

— Вы разве не чувствуете, что уже преуспели в этом?

Она открыла глаза. Его губы чуть изогнулись в грустной улыбке, его большой палец поглаживал ее щеку. Внутри Крессиды словно что-то оборвалось, она вдруг поняла, насколько ей не хватало этой улыбки и этого прикосновения. Но ей было мало улыбки, и ее никогда не утомили бы его прикосновения.

— Докажите это, — прошептала она. Он больше не улыбался.

— Я не должен…

Она притянула его за ворот рубашки и поцеловала, не дав ему сказать, что ей нужно идти спать. Он задохнулся и взял ее за талию, как будто собирался отстранить ее, но Крессида прижалась к его твердой груди, и его руки обхватили ее. Их тела сделались половинками целого, и он сдался.

Он провел руками по ее спине, еще крепче прижал к себе, а потом захватил конец косы и дернул. Крессида охнула, откинулась назад, а он стал нежно целовать ее шею. Голова у нее шла кругом. А он продолжал целовать ее и играл с ее волосами. Его пальцы теребили косу, пока она не рассыпалась — волосы беспорядочной массой упали ей на спину, и он сразу же запустил в них пальцы, бережно поддерживая ее голову у своего лица.

Вдруг он поднял ее и посадил на стол. Их пальцы переплелись — они оба принялись торопливо расстегивать ее платье, потом он спустил его с ее плеч. Он продолжал целовать нежный изгиб ее шеи, пока она не задрожала. Он лихорадочно расстегнул пуговички на ее ночной рубашке и рывком стянул тонкую ткань вниз до локтей. Потом он откинулся назад — она прищурилась, дрожа от возбужденная, и была так великолепна с этими распущенными волосами.

Он внимательно смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Ее кожа от прохладного воздуха и жара его взгляда покрылась пупырышками.

— Как вы прекрасны, — пробормотал он, проведя кончиками пальцев по ее ключице.

Крессида застонала, ее тело содрогнулось от этого нежнейшего прикосновения. Ей хотелось освободиться от сковывающей движения ткани, она пыталась высвободить руки, чтобы обнять его. Алек прижал ее ладони к столу.

— Подождите, — выдохнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в губы. — Немного подождите…

Раздетая до пояса, она остро ощущала свою наготу. Ей казалось, что с каждым вдохом ее кожа все больше натягивается, у нее мелькнула мысль, что при следующем прикосновении она просто может взорваться. Но он не прикасался к ней. Кисти его рук оставались лежать на ее руках, пригвождая Крессиду к месту. Потом он наклонился и опять стал ее целовать.

Крессида никогда не ощущала себя красивой. Слишком высокая, обыкновенная, волосы ни белокурые, ни каштановые, глаза странного светло-коричневого оттенка, порой бывают такими светлыми, что кажутся почти желтыми. Фигура у нее ни пышная, ни тоненькая, и ступни ног довольно крупные. Но когда Алек благоговейно склонял голову к ее плечу, она ощущала себя если не прекрасной, то желанной. Очень желанной. И это ощущение ей очень нравилось. От одного его взгляда, напряженного и томного от желания, по ее телу пробегала судорога возбуждения. Бабушка всегда твердила им с Калли, чтобы они не доверяли мужчинам, охваченным желанием, но это был не какой-то мужчина, это был Алек. Она чувствовала, что ею дорожат, что она в безопасности. С ним она чувствовала себя даже… да, красивой.

Внезапно он отпрянул от нее.

— О Боже, — прошептал он с раздражением и досадой. — Не на столе. — Почти с отчаянием он повернулся к ней. — Пойдемте наверх…

Сердце у Крессиды отчаянно колотилось — она не была уверена, что ноги будут держать ее. Но, взглянув на Алека, она поняла, какое необузданное желание охватило его, как ждет он ее реакции. Его коротко остриженные волосы встали торчком, когда она провела по ним рукой. Его грудь высоко вздымалась с каждым вздохом. Крессида чувствовала бушующую в его крови тяжелую смесь любви и вожделения.

— Я пойду с вами куда угодно, — шепнула она.

Его глаза горели. Он схватил ее руку и прижался губами к внутренней стороне запястья. Поцелуй был таким горячим, что глаза у нее стали закрываться. Потом он потянул ее со стола и прочь из комнаты.

Глава 24

Позже Крессида порадовалась, что все это происходило глубокой ночью. Держась за руки, они с Алеком почти бежали по дому. Их одежда была в беспорядке — было, на что посмотреть со стороны. Два раза Алек резко останавливался, притягивал ее к себе и впивался в нее голодным поцелуем. Когда, наконец, он, толкнув дверь своей спальни, пропустил ее внутрь, оба почти лишились дыхания.

Он выпустил ее руку и закрыл дверь.

— Вы уверены? — тихо спросил он. Голос его дрожал от напряжения.

Крессида только кивнула:

— Да.

Ключ в замке издал легкий щелчок. Отброшенный в сторону, он поблескивал в падающем от камина неясном свете, но Крессида уже не видела этого. Пока Алек намеренно неторопливо шел к ней, ее руки сжимались и разжимались. Она не двигалась с места, только смело смотрела ему в глаза.

Он дотронулся до ее щеки, нежно провел по линии подбородка. Крессида не пыталась унять дрожь, ей нравилось ощущать его руки на своем теле. Она через голову стянула платье и бросила его на пол. Дыхание вырывалось у него со свистом. Она потянула за рукав своей ночной рубашки, оголив плечо. Он провел пальцем по ее ключице, на его губах появилась озорная улыбка.

— Мне очень нравится быть соблазняемым, — прошептал он. Не успела Крессида покраснеть от своей развязности, как он запустил палец под вырез ее рубашки и спустил ее с плеч.

Под его взглядом ее соски набухли и стали твердыми. По коже побежали мурашки. Ей нестерпимо хотелось прикасаться к нему. Но Алек отступил назад, не сводя с нее глаз, сорвал с себя галстук, потом жилет и отшвырнул их в сторону. Крессида пожирала его глазами, ей хотелось кричать от нетерпения. Но когда он снова шагнул к ней, она отступила, качнув бедром, и ослепила его кокетливой улыбкой. Ей и в самом деле нравилось обольщать его. Ночная рубашка скользнула вниз до бедер, но она, подхватив ткань рукой, не давала ей сползти ниже. Он сделал еще один шаг к ней, но она опять отступила. Но сзади оказался столбик кровати, и Алек сделал рывок.

Они вместе опрокинулись на кровать. Крессида потянула рубашку Алека. Он наклонился и поцеловал ее за ухом. Рубашка вылезла из его штанов, и она просунула под нее руки, ощутив теплую и живую кожу с мощными мышцами. Краешком сознания она отмечала шрамы, которые видела раньше в библиотеке. Это был Алек, которого она любила, со шрамами или без них, и он слишком медлил.

Алек больше не мог сдерживаться. Он не знал, почему Крессида решила соблазнить его именно этой ночью, да и не хотел знать. Он был без ума от нее, с ее дерзостью, нежностью, добрыми глазами, с ее манерой задумчиво смотреть на него — один уголок рта приподнят вверх, голова наклонена, дразня его видом оголенной шеи. «Может быть, она уже задумывалась… об этом», — пришло ему в голову, когда он погрузил руки в шелковый водопад ее волос.

Долго размышлять ему не пришлось, потому что, когда она прижалась к нему и начала ласкать его руками, он почти потерял голову. Ему хотелось любить ее нежно, со всей деликатностью и утонченностью, хотя он готов был содрать ее проклятую ночную рубашку и наброситься на нее с необузданной первобытной страстью.

Он предполагал, что она не девственница, но не знал наверняка, поэтому нужно было действовать осторожно.

— Я хочу почувствовать вас внутри себя, — произнесла она гортанным шепотом, и он сразу налился силой, отбросив всякую мысль о том, чтобы остановиться. Ее руки двинулись вниз и обхватили его. Алеку пришлось задержать дыхание, чтобы немедленно не войти в нее. Пробормотав проклятие, он задрал ей рубашку. Она приподняла колени, и он смог ввести пальцы через влажные завитки волос между ее ногами прямо во влажный жар ее тела. Она выгнула шею, глаза у нее стали большими, и Алек потерялся в ощущениях.

Он сбросил туфли и освободился от брюк. Она села, через голову стянула с него рубашку и тут же оказалась в его объятиях. Теперь ее гладкая мягкая кожа касалась его тела. Он снова трогал ее, но она была уже влажной, приподнимала бедра и реагировала на движение его пальцев внутри ее.

«Пожалуйста», — молила она. Она лизнула кончик своего пальца и поводила рукой по своему плоскому животу. Алек задрожал. Видеть, как она ласкает себя, было непереносимо. Он ввел один, потом два пальца внутрь ее и стал ласкать, наблюдая, как ее пальчик кружил над потайным местечком. Глаза его загорелись. Пот выступил у него на лбу, руки дрожали. Он схватил ее руку, взял в рот ее палец и облизнул его, чтобы почувствовать ее вкус. Она потянула к нему другую руку. Тогда он поймал оба запястья, пригвоздил ее руки к постели над головой, а другой рукой ввел пенис в ее влажное разгоряченное лоно.

Крессида задохнулась. Руки ее напряглись, но она не смогла высвободить их. Он поднял голову и подождал — ее голова неистово металась из стороны в сторону. Ее прерывистое дыхание свидетельствовало о приближении к вершине сексуального наслаждения. Не в силах произнести ни слова, она закинула на него ноги и приподняла бедра, чтобы лучше чувствовать его.

Голод подстегивал их, они не могли сдерживаться и со всей страстью предавались любви. Он отпустил ее руки, иначе не мог бы ласкать ее грудь. Потрогал большим пальцем сосок, наклонился и взял его в рот. Крессида гладила его руки и плечи, ощущала, как твердели и расправлялись его мышцы, когда он двигался внутри ее, заполняя собой ее тело и сердце.

Почувствовав приближение оргазма, Крессида натянулась как струна. Она с такой силой прижимала к себе Алека, что, должно быть, сделала ему больно, но он крепко поцеловал ее, изменил ритм движений и начал входить в нее под разными углами. Она трепетала под ним, слезы текли по ее щекам, по телу побежали волны и привели ее к вершине наслаждения. Спина Алека была напряженной, он содрогался в оргазме. Наступило освобождение.

Они долго не двигались. Крессида лежала, не открывая глаз, ощущение полного удовлетворения и счастья овладело ею. Она не хотела выпускать его руки, вставать с постели. Это был риск — заниматься любовью с Алеком, но она не колеблясь, с удовольствием рисковала бы вновь и вновь. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы завладеть его сердцем в той же мере, в какой это удалось сделать ему. Крессида знала — она так любит его, что готова рисковать, даже если это принесет ей несчастье или погибель.

Алек поднял голову и посмотрел на нее сверху. Охваченная страстью, улыбающаяся, обнимающая его, Крессида Тернер была самой прекрасной женщиной из всех, которых он знал. Его влекло к ней с первой встречи, с того самого момента, когда она целилась в него из пистолета — там, в конюшне. Он уважал ее смелость, восхищался ее честностью, достоинством, находил забавным ее юмор, ценил ее доверие. Теперь он точно знал, что испытывал к ней нечто большее, чем притяжение или восхищение. Он был околдован и очарован, он не мог представить себе жизнь без нее. Алек никогда не был сентиментальным романтиком, но когда она улыбалась ему вот так, как сейчас, сердце его до краев наполнялось счастьем. Ничего подобного он не испытывал раньше.