Джулия Куинн - Лондонские тайны

Письмо было коротким, всего в два предложения, и совершенно ясным. Гарри следовало немедленно явиться в Хорс Гардс(3).

Он застонал. Ничто, требовавшее его личного присутствия, не оборачивалось для него добром. В последний раз его вот так срочно вызвали, чтобы заставить нянчиться с престарелой русской графиней. Ему пришлось буквально приклеиться к ней на целых три недели. Она жаловалась на жару, на еду, на музыку… Она не жаловалась только на водку, да и то потому, что привезла ее с собой.

И еще она все время его угощала. И заявляла, что тот, кто говорит по–русски так хорошо, как Гарри, просто не может пить английскую бурду. Этим она, кстати, немного напоминала ему бабушку.

Но Гарри не пил ни капли и ночь за ночью упорно выливал содержимое своей рюмки в какое–то комнатное растение.

Удивительно, но растению это пошло на пользу. Возможно, лучшим во всем задании был момент, когда дворецкий, нахмурившись, оглядел это ботаническое чудо и произнес:

– Не думал, что оно умеет цвести.

Тем не менее, Гарри вовсе не горел желанием повторить этот опыт. Но, к сожалению, он редко когда имел роскошь отказаться. Вот, кстати, забавно. Это они в нем нуждались, ведь переводчики с русского на дороге не валяются. И все же считалось, что он должен плясать под их дудку.

Гарри поразмышлял, не закончить ли сначала страницу, над которой он работает, но затем решил ехать сразу. Лучше поскорее с этим покончить.

Кстати, та графиня уже вернулась домой в Санкт–Петербург и сейчас, вероятно, жаловалась на холод, на солнце и недостаток английских джентльменов, носящихся с ней, как с писаной торбой.

Чего бы от него ни хотели, хуже, чем она, быть уже не может, не так ли?

___________________________________

(1) when pigs fly

(2) Make a mountain out of a molehill

(3) Horse Guards – Здание, построенное в 18 веке и служащее штаб–квартирой английского командования

Все оказалось гораздо хуже.

– Какой–какой принц? – переспросил Гарри.

– Принц Алексей Иванович Гомаровский(1), – ответил мистер Уинтроп, обычно осуществлявший связь Гарри с военным министерством.

У Уинтропа возможно было и имя, но Гарри о нем ничего не знал. Для Гарри он оставался просто мистером Уинтропом, среднего роста и телосложения, с обыкновенными каштановыми волосами и совершенно незапоминающимся лицом. Насколько Гарри мог судить, он никогда не покидал здания военного министерства.

– Он нам не нравится, – сказал Уинтроп почти без выражения. – Он внушает нам беспокойство.

– И что же мы думаем, он может сделать?

– Мы еще не уверены, – ответил Уинтроп, очевидно не уловив сарказма. – Но его пребывание здесь имеет множество аспектов, ставящих его под подозрение. И самым главным из них является его отец.

– Отец?

– Иван Александрович Гомаровский. Ныне покойный. Он поддерживал Наполеона.

– И принц все еще занимает видное место в русском обществе?

Гарри трудно было в это поверить. Со времен похода французов на Москву прошло уже девять лет, но франко–российские отношения до сих пор оставались, в лучшем случае, натянутыми. Царю и его людям совершенно не понравилось наполеоновское нашествие. Французам тоже было что вспомнить: унижения и бедствия отступления долго еще не сотрутся из их памяти.

– Предательская деятельность его отца так и не была раскрыта, – объяснил Уинтроп. – Он умер в прошлом году естественной смертью, и его до сих пор считают верным слугой царя.

– А откуда мы узнали, что он предатель?

Уинтроп отмел этот вопрос широким взмахом руки:

– У нас свои источники.

Гарри решил просто принять это как данность, поскольку непохоже было, что ему скажут что–нибудь еще.

– Нас так же насторожило время, выбранное принцем для своей поездки. Три известных сторонника Наполеона – двое из них британские граждане – вчера прибыли в город.

– Вы позволяете предателям гулять на свободе?

– Часто нам выгодно позволять оппозиционерам думать, что они в безопасности. – Уинтроп наклонился вперед, упершись ладонями в стол. – Бонапарт болен, возможно, смертельно. Он тает, как свеча.

– Бонапарт? – с сомнением спросил Гарри.

Он однажды видел корсиканца. Издали, конечно. Бонапарт был коротышкой, но с весьма выдающимся животом. Трудно было представить его худым и костлявым.

– Нам стало известно, – Уинтроп долго рылся в бумагах на столе, пока наконец не нашел нужную, – что брюки ему пришлось ушивать почти на двенадцать сантиметров.

Вот тут Гарри удивился. Воистину, никто не мог обвинить военное министерство в невнимании к деталям.

– Он не убежит со Святой Елены, – продолжил Уинтроп. – Но мы должны сохранять бдительность. Все еще могут найтись желающие устроить заговор, прикрываясь его именем. И мы думаем, что принц Алексей может оказаться из их числа.

Гарри вздохнул. Громко и раздраженно, поскольку хотел показать Уинтропу насколько ему не хочется быть втянутым ни во что похожее. Ради всего святого, он переводчик! Ему нравятся слова. Бумага. Чернила. Ему не нравятся русские принцы, и он совершенно не хочет провести ближайшие три недели, изображая, что он от них без ума.

– Чего вы требуете от меня? – спросил он. – Вам известно, что я не участвую в шпионаже.

– Мы и не хотим вовлекать вас в шпионаж, – ответил Уинтроп. – Мы слишком ценим ваши лингвистические способности, чтобы заставлять вас прятаться по темным закоулкам с риском, что вас застрелят.

– Что–то не верится, что вам тяжело находить шпионов, – пробормотал Гарри.

И снова сарказм пропал втуне.

– Ваше знание русского языка и положение в высшем обществе делает вас идеальным кандидатом для слежки за принцем Алексеем.

– Я не часто выхожу в свет, – напомнил Гарри.

– Да, но вы можете.

Слова Уинтропа прорезали пространство комнаты, подобно мечу. Гарри прекрасно знал, что в военном департаменте служил лишь один человек, чье знание русского языка можно было сравнить с его собственным. И помнил, что отцом Джорджа Фокса был хозяин гостиницы, женившийся на русской девушке, которая приехала в Англию в качестве служанки при каком–то дипломате. Фокс был отличным парнем, умным и храбрым, но он никогда не получит доступа к кругам, в которых вращается принц. На самом деле Гарри не уверен, что это получится у него самого.

А вот у Себастьяна, с его возможным будущим графством, может получиться. И, говоря по совести, Гарри и раньше, бывало, к нему примазывался.

– Мы не просим вас предпринимать никаких действий, – продолжил Уинтроп, – хотя, зная о вашем опыте при Ватерлоо, мы уверены, что вы оказались бы на высоте.

– Я покончил с драками, – предостерегающе заявил Гарри.

Он не лгал. Службы на континенте хватило ему с лихвой. Он больше не хотел хвататься за саблю.

– Нам это известно. Именно поэтому мы просим вас только приглядывать за ним. Слушать его разговоры, когда это возможно. Докладывать нам обо всем, что покажется подозрительным.

– Подозрительным, – эхом повторил Гарри.

Они что, считают, что принц примется разглашать секреты прямо в Олмаксе? В Лондоне, конечно, мало кто говорит по–русски, но принц, без сомнения, не может быть настолько глуп, чтобы решить, будто вокруг никто не сможет его понять.

– Это распоряжение Фицуильяма, – тихо добавил Уинтроп.

Гарри резко поднял на него глаза. Фицуильям был главой военного министерства. Неофициально, конечно. Официально его вообще не существовало. Гарри не знал его настоящего имени и не был уверен, что знает, как этот человек выглядит. Они встречались всего дважды, и оба раза его внешность была так сильно изменена, что Гарри не мог сказать, где кончаются его настоящие черты и начинается грим.

Зато он точно знал, что приказы Фицуильяма должны исполняться беспрекословно.

Уинтроп взял со своего стола папку и протянул Гарри.

– Прочтите. Это досье принца.

Гарри взял папку и начал вставать, но Уинтроп остановил его:

– Оно не должно покидать стен кабинета.

Гарри замер. Ужасно раздражающее, чрезмерно резкое действие, которое человек производит, получив неожиданный приказ остановиться. Он снова сел, открыл папку, достал оттуда четыре листочка и начал читать.

Принц Алексей Иванович Гомаровский, сын Ивана Александровича Гомаровского, внук Александра Павловича Гомаровского, и так далее, и так далее, холост, не помолвлен. Приехал в Лондон с визитом к послу, который приходится ему шестиюродным братом.

– Они там все родственники, – процедил Гарри. – Черт, он наверняка и мой родственник тоже.

– Прошу прощения?

Гарри бегло взглянул на Уинтропа.

– Извините.

Путешествует со свитой, состоящей из девяти человек, в том числе сногсшибательно мощного и грозного телохранителя. Любит водку (а как же!), английский чай (как прогрессивно с его стороны!) и оперу.

Гарри читал и кивал. Возможно, все не так уж плохо. Он и сам любит оперу, но никак не может найти время, чтобы туда выбратсься. А теперь он просто обязан ее посещать. Отлично.

Он перевернул страницу и взял в руки карандашный портрет принца.

– Он здесь похож?

– Не очень, – признал Уинтроп.

Гарри вернул рисунок назад. И зачем только время тратили? Он продолжил чтение, по кусочкам впитывая биографию принца. Отец его умер в возрасте шестидесяти трех лет от сердечного приступа. Подозрений на отравление не было. Его мать до сих пор в добром здравии и живет то в Петербурге, то в фамильном имении в Нижнем Новгороде.

Он перешел к последней странице. Принц, похоже, был дамским угодником и особое предпочтение оказывал блондинкам. За две недели пребывания в Лондоне он шесть раз посетил один из самых изысканных борделей. А так же присутствовал на многих светских мероприятиях, возможно, подыскивая себе жену–англичанку. Прошел слух, что его состояние в России сильно уменьшилось, и он, возможно, нуждается в невесте с приличным приданым. Особое внимание принц уделил дочери…

– Ох, нет!

– Что–то не так? – спросил Уинтроп.

Гарри протянул ему листок, хотя Уинтроп все равно не смог бы ничего прочесть через стол.

– Леди Оливия Бевелсток, – произнес он голосом, полным отчаяния и недоверия.

– Да.

И все. Просто «да».

– Я ее знаю.

– Нам это известно.

– Она мне не нравится.

– Мы сожалеем, – Уинтроп откашлялся. – Однако мы вовсе не сожалели, узнав, что Ридланд–хаус находится как раз к северу от вашего нового дома.

Гарри заскрипел зубами.

– Мы ведь не ошиблись, не так ли?

– Нет, – неохотно признал Гарри.

– Отлично. Потому что нам очень важно, чтобы вы также приглядывали и за ней.

Гарри не смог скрыть неудовольствия.

– Для вас это проблематично?

– Конечно, нет, сэр, – ответил Гарри, поскольку они оба понимали, что вопрос был чисто риторическим.

– Мы не подозреваем, что леди Оливия находится с ним в сговоре, но мы считаем, что, принимая во внимание хорошо запротоколированнуые способности принца к соблазнению, она может попасть под его дурное влияние.

– Вы запротоколировали его способности к соблазнению, – повторил Гарри. Он даже представлять себе не хотел, как это могло быть сделано.

И снова неопределенный взмах руки в ответ.

– У нас свои приемы.

Гарри хотел было сказать, что если принцу удастся соблазнить и увезти леди Оливию, то Англия от этого только выиграет, но что–то его остановило. Неуловимая вспышка памяти, возможно, что–то в ее глазах…

Какой бы она ни была, она этого не заслуживает.

Однако[i]…

– Мы надеемся, что вы убережете леди Оливию от неприятностей, – произнес Уинтроп.

[i]Она ведь шпионила за ним!

– Ее отец – человек с положением…

Она говорила, что любит оружие. И… не болтала ли ее горничная чего–то о беседах по–французски?

– В свете ее знают и любят. Если с ней что–нибудь случится, разразится непоправимый скандал…

Но она же не могла знать, что Гарри работает на военное министерство! Никто не знал, что он работает на военное министерство. Для всех он был просто переводчиком.

– Мы не сможем вести наблюдение, если скандал привлечет общественное внимание. – Уинтроп, наконец, остановился. – Вы понимаете, о чем я?

Гарри кивнул. Он, конечно, не считал, что леди Оливия – шпионка, но его любопытство было задето. И потом, если окажется, что он ошибся, он же будет чувствовать себя полным идиотом!

***

– Миледи.

Оливия оторвалась от письма Миранде. Она как раз раздумывала, рассказывать ли ей о сэре Гарри. Оливия не представляла себе, с кем еще она может (и захочет) этим поделиться, но история, изложенная на бумаге, теряла всякий смысл.