Оливия не была уверена, что эта история вообще имела хоть какой–то смысл.

Она подняла глаза. В дверях стоял дворецкий с серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.

– Посетитель, миледи.

Она взглянула на часы на каминной полке. Немного рановато для посетителей, а ее мать до сих пор не вернулась из поездки по магазинам за шляпками.

– Кто это, Хантли?

– Сэр Гарри Валентайн, миледи. По–моему, он снимает дом к югу от нас.

Оливия медленно опустила карандаш. Сэр Гарри? Здесь?

Почему?!

– Вы его примете?

Оливия не понимала, почему он спрашивает. Если сэр Гарри стоит в холле у парадной лестницы, он фактически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. А значит, невозможно сказать, что ее нет дома. Она кивнула, сложила вместе листы своего письма, убрала их в ящик и поднялась, чувствуя, что предпочитает встретить его стоя.

Через несколько секунд он показался в дверях: как обычно, весь в черном, с небольшим свертком в руках.

– Сэр Гарри, – весело прощебетала она. – Какой сюрприз.

Он кивнул в знак приветствия.

– Я всегда стараюсь быть хорошим соседом.

Она кивнула в ответ, настороженно наблюдая за его приближением.

Она даже представить себе не могла, что могло заставить его прийти. Он был чрезвычайно недружелюбен с ней накануне, в парке, да и сама она, по правде говоря, вела себя ничуть не лучше. Она не могла вспомнить, когда в последний раз обращалась с кем–то настолько грубо, но у нее было оправдание: она смертельно боялась, что он снова начнет ее шантажировать, и что на этот раз речь пойдет о чем–нибудь гораздо опаснее танца.

– Надеюсь, я не помешал? – спросил он.

– Ничуть, – она жестом указала на стол. – Я писала письмо сестре.

– Не знал, что у вас есть сестра.

– Жене моего брата, – исправилась она. – Но мне она как сестра. Я знаю ее всю свою жизнь.

Он подождал, пока она сядет на диван, потом уселся в египетское кресло прямо напротив нее. Казалось, ему очень удобно. Оливию это удивило. Она ненавидела сидеть в этом кресле.

– Я принес вам вот это, – сказал он, протягивая ей сверток.

– О, спасибо.

Оливия неловко взяла пакет. Она не хотела никаких подарков от этого человека и уж подавно не доверяла мотивам, заставившим его сделать этот подарок.

– Откройте, – поторопил он.

Обертка была простая, пальцы у Оливии дрожали – оставалось надеяться, не настолько сильно, чтобы он это заметил. Узелок она сумела развязать лишь после нескольких попыток, но, в конце концов, ей все же удалось развернуть сверток.

– Книга, – с легким удивлением констатировала она.

По весу и форме пакета было понятно, что больше ничего там лежать не может, и все же… Выбор очень странный.

– Цветы может принести кто угодно, – заметил он.

Она перевернула книгу – когда Оливия развернула обертку, заглавие оказалось внизу – и прочла.

«Мисс Баттерворт и Безумный Барон». Вот теперь она действительно удивилась.

– Вы принесли мне готический роман.

– Черный готический роман, – уточнил он. – Мне показалось, что Вам должны нравиться подобные вещи.

Она посмотрела на него, оценивая это замечание.

Он посмотрел на нее, будто напрашиваясь на вопрос.

– Я почти не читаю, – пробормотала она.

Он приподнял одну бровь.

– То есть читать я умею, – уточнила она, чувствуя, как внутри быстро вскипает раздражение – как на себя, так и на него. – Просто я не получаю от этого удовольствия.

Его бровь не опустилась.

– Мне не следует рассказывать о подобных вещах? – дерзко спросила она.

Он медленно улыбнулся и выдержал мучительно–долгую паузу.

–Вы сперва говорите, а потом думаете, не так ли?

– Как правило, – призналась она.

– Начните ее, – он указал подбородком на книгу. – Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.

Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.

– А вы сами ее читали? – спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.

– Нет, конечно. Но моя сестра очень ее хвалила.

Она резко подняла голову.

– У вас есть сестра?

– Похоже, вас это удивляет.

Она и впрямь удивилась. Непонятно, почему. Просто, ее подруги были совершенно уверены, что рассказали ей о нем все, что только можно, и вдруг оказалось, что они кое–что упустили.

– Она живет в Корнуолле, – сказал он. – В окружении скал, легенд и ватаги ребятишек.

– Какое чудесное описание. – Она и правда так считала. – Так Вы – любящий дядюшка?

– Нет.

Похоже, ей не удалось скрыть удивление, поскольку он произнес:

– Мне не следует рассказывать о подобных вещах?

Неожиданно для самой себя, она рассмеялась.

– Touché(2), сэр Гарри.

– Я хотел бы стать любящим дядюшкой, – сказал он, и на лице его расцвела искренняя теплая улыбка. – Но я еще ни разу никого из них не видел.

– Конечно, – тихо проговорила она. – Вы же столько лет провели на континенте.

Он слегка наклонил голову. Интересно, подумала она, он всегда так делает, когда удивляется?

– Вы довольно много обо мне знаете, – заметил он.

– Это о вас знает каждый. – Право же, нашел чему удивляться!

– В Лондоне не много возможностей сохранить частную жизнь неприкосновенной, да?

– Почти никакой возможности. – Слова вылетели раньше, чем она поняла, что же именно она говорит, в чем именно только что фактически призналась. – Хотите чаю или кофе? – спросила она, проворно меняя тему.

– С удовольствием, спасибо.

Она позвонила, дала Хантли необходимые указания, а сэр Гарри непринужденно произнес:

– Во время службы в армии, мне его ужасно не хватало.

– Чая? – как странно.

Он кивнул.

– Я мечтал о нем.

– Вас не снабжали чаем?

Почему–то это казалось Оливии совершенно неприемлемым.

– Очень редко. Большую часть времени мы обходились без него.

Некая нотка в его голосе – задумчивая и юная – заставила ее улыбнуться.

– Надеюсь, вы найдете наш чай достойным одобрения.

– Я не привередлив.

– Правда? Я подумала, что раз вы его так любите, то должны быть гурманом.

– Скорее, мне так часто приходилось без него обходиться, что сейчас я наслаждаюсь каждым глотком.

Она рассмеялась.

– Вам действительно не хватало именно чая? Большинство моих знакомых джентльменов упомянули бы бренди. Или портвейн.

– Чай, – твердо ответил он.

– А кофе пьете?

Он помотал головой.

– Слишком горько.

– Шоколад?

– Только с кучей сахара.

– Вы очень интересный человек, сэр Гарри.

– Я, безусловно, заметил, что интересую вас.

У нее запылали щеки. Ну вот! Только он начал ей нравиться! И самое худшее, что он прав. Она действительно подглядывала за ним, и это действительно было ужасно невежливо. И все же, он не должен был вот так неожиданно нападать на нее и смущать.

Подали чай, это позволило ей уйти от разговора.

– Молоко? – спросила она.

– Пожалуйста.

– Сахар?

– Нет, спасибо.

Не поднимая глаз, она поинтересовалась:

– Вот как? Без сахара? И это при том, что в шоколад вы сахар кладете?

– И в кофе тоже, если мне приходится его пить. Но чай – зверь иной породы.

Оливия протянула ему чашку и занялась приготовлением чая для себя. Знакомые действия немного успокоили ее. Руки сами знали, что надо делать – память тела, обретенная за многие годы. Недавний диалог тоже помог ей оправиться. Простой и бессмысленный, он вернул ей душевное равновесие. Настолько, что когда он отпил второй глоток, она, наконец, решалась выбить из равновесия его самого. Оливия сладко улыбнулась и произнесла:

– Говорят, вы убили свою fiancée.

Он поперхнулся, и это доставило ей массу удовольствия (его шок, а не его кашель, она надеялась, что еще не стала настолько беспощадной). Но он быстро оправился, и голос его звучал ровно и спокойно:

– Так действительно говорят?

– Говорят.

– А никто не упоминал, как именно я ее убил?

– Нет.

– А никто не упоминал, когда это произошло?

– Возможно, кто–то и упоминал, – солгала она, – но я не слушала.

– Хм–м.

Казалось, он обдумывал услышанное. Это зрелище сбивало с толку: высокий, чрезвычайно мужественный человек сидит в лиловой гостиной ее матери с изящной чайной чашкой в руке… И, по всей видимости, думает об убийстве.

Он отпил еще глоток.

– А кому–нибудь случалось упоминать ее имя?

– Вашей fiancée?

– Да. – Это было мягкое, светское «да», как будто они обсуждали погоду, или шансы Букета Роз выиграть Золотой Кубок на скачках в Эскоте.

Оливия слегка помотала головой и поднесла чашку к губам.

Он на мгновение закрыл глаза, потом посмотрел ей прямо в лицо и печально покачал головой.

– Она покоится с миром, а остальное неважно.

Оливия не просто поперхнулась чаем, она выплюнула его чуть не через всю комнату. А он рассмеялся. Жалкий негодяй.

– О Господи, мне много лет не было так смешно! – заявил он, пытаясь успокоиться.

– Вы невыносимы!

– Вы обвинили меня в убийстве!

– Неправда. Я только сказала, что это сделал кто–то другой.

– О да, – насмешливо произнес он. – Это, безусловно, большая разница.

– К вашему сведению, я в это не поверила.

– До глубины души тронут вашей поддержкой.

– Не стоит, – резко ответила она. – Это всего лишь здравый смысл.

Он снова рассмеялся.

– Вы поэтому и шпионили за мной?

– Я вовсе не… – О, ради Бога, зачем она отрицает? – Да, – практически выплюнула она. – Разве вы не поступили бы также?

– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена.

– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена – передразнила она тоном, который обычно использовала только с братьями.

– А вы действительно вспыльчивы.

Она ответила сердитым взглядом.

– Ну, хорошо, вам удалось обнаружить хоть что–нибудь интересное?

– Да, – она прищурилась. – Удалось.

Он подождал, потом все же сказал, безо всякого намека на сарказм:

– Рассказывайте.

Она подалась вперед.

– Объясните мне шляпу!

Он посмотрел на нее как на умалишенную.

– Вы о чем?

– О шляпе! – воскликнула она и замахала руками вокруг головы, повторяя очертания невидимого головного убора. – Она была смешная! С перьями. И вы носили ее в помещении!

– Ах, это, – Гарри подавил смешок. – Шляпу я носил только ради вас.

– Но вы же не знали, что я за вами наблюдаю!

– Извините, знал.

Рот ее слегка приоткрылся, казалось, ее подташнивает. Она спросила:

– Когда вы меня заметили?

– Как только вы впервые подошли к окну. – Гарри пожал плечами, подняв брови, будто говоря «только попробуйте мне возразить». – Вы прячетесь не настолько хорошо, как вам кажется.

Она в гневе сделала шаг назад. Нелепо, конечно, но он так и предполагал, что она рассердится.

– А зачем вы бросали в огонь бумаги? – требовательно спросила она.

– Вы никогда не жжете бумаг?

– Нет, в такой безумной спешке я этого не делаю никогда.

– Ну, это тоже было устроено ради вас. Вы так старались. Я решил сделать хоть что–нибудь, что оправдало бы ваши усилия.

– Вы…

Она была явно неспособна закончить фразу, поэтому он бесцеремонно добавил:

– Я был готов даже вспрыгнуть на стол и станцевать для вас джигу, но подумал, что это будет слишком уж демонстративно.

– Все это время вы потешались надо мной.

– В общем… – он немного подумал, – да.

Ее рот приоткрылся. Она была в ужасе, и он почти захотел извиниться – похоже, это какой–то чисто мужской рефлекс: чувствовать себя виноватым, когда у женщины такое выражение лица. Но она в этой ситуации была неправа. Ни на йоту, ни на четверть йоты.

– Позвольте вам напомнить, – заметил он, – что это вы шпионили за мной. Если кого и считать пострадавшей стороной, то меня.

– Что ж, я думаю, вы сполна за себя отомстили, – резко ответила она, выставив вперед подбородок.

– Не знаю, не знаю, леди Оливия. Думаю, мы еще нескоро сочтемся.

– Что вы задумали? – подозрительно спросила она.

– Ничего, – подмигнул он. – Пока.

Она издала легкий раздраженный звук – прозвучало просто очаровательно. И он решил нанести последний удар:

– Да, кстати, я никогда не был помолвлен.

Она моргнула, несколько сбитая с толку внезапной сменой темы.

– Мертвая fiancée, – услужливо подсказал он.

– Не такая уж мертвая, да?

– Вообще никогда не жившая.

Она медленно кивнула, а потом спросила:

– Почему вы пришли сегодня?