— Если бы что? — поинтересовался Леон.

— Если бы судьба не распорядилась иначе.

— Звучит впечатляюще, — заметил Леон. — Мне бы хотелось знать все в подробностях.

Ариэл сделала попытку подняться.

— Боюсь, это долгая и скучная история, — сказала она. Ариэл выглядела очень подавленной, и Леон отбросил мысль о том, что она притворяется и сочиняет жалобную историю в оправдание своего желания выйти повыгоднее замуж. Глядя на нее, такую несчастную, сидящую на краешке кресла и готовую в любой момент сорваться с него и убежать, Леон почувствовал сострадание — чувство, раньше ему не ведомое. Она была не только несчастной, но и одинокой. Все это ему хорошо знакомо, и он знал, что слова здесь бессильны. Чем он может помочь ей?

Леон плеснул в бокал немного виски и протянул его Ариэл, но она рукой оттолкнула.

— Сделайте хотя бы глоток, — приказал он. — Вам необходимо подкрепиться.

— Спасибо, — ответила Ариэл, взяв бокал.

Она сделала маленький глоточек, по-прежнему сидя на краешке кресла, готовая ринуться прочь, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Леон решил, что не будет давить на нее, во всяком случае, попытается этого не делать. Подавив желание узнать подробности ее печальной истории, Леон оглядел комнату, ему захотелось сделать для нее что-нибудь приятное. На глаза попалась расшитая гарусом скамейка для ног. Он принес ее и поставил перед Ариэл.

Она не обратила на нее ни малейшего внимания.

— Не вынуждайте меня самого поднимать ваши ноги, — сказал он почти сердито.

— Вам незачем… — начала Ариэл, но, заметив, как нахмурились его брови, быстро поставила ноги на скамеечку.

Леон опустился в кресло:

— А теперь расскажите мне об этих превратностях судьбы. Ариэл заерзала в кресле, ее рассеянный взгляд перебегал с одной веши на другую: на писанную маслом картину за его спиной, на горящие в камине дрова. Она старательно избегала его внимательного взгляда.

— Это нелегко, — сказала она наконец. — Ни одной живой душе я не рассказывала эту историю. Только с матерью мы иногда говорим на эту тему, и то я стараюсь не называть вещи своими именами.

— Я ненавижу подробности, и вы можете рассказывать мне все в общих чертах, Ариэл. Кто знает, может, я смогу помочь вам.

Ариэл с удивлением посмотрела на него.

Леон пожал плечами, удивляясь своему предложению.

— Иногда случаются странные вещи, — сказал он.

— Уж можете быть в этом уверены. — На губах Ариэл появилась слабая улыбка. У Леона отлегло от сердца.

— Совсем недавно в этой комнате случилось нечто подобное, — продолжала она.

Леон улыбнулся, но не сказал ни слова. Ему не хотелось торопить ее, и он терпеливо ждал.

— Как я вам уже сказала, мой отец был врачом, — начала Ариэл. — И очень хорошим. — Ее тихий голос звучал неуверенно. — Среди его пациентов были не только благородные, но и простые люди, и он не делал между ними различия, чем очень гордился. Примерно года полтора назад моя мать начала замечать за ним некоторые странности, хотя поначалу они нас не беспокоили. Он мог вернуться домой без пальто или, например, в пятницу надеть воскресный костюм. Мы иногда даже подшучивали над ним. — Ариэл грустно улыбнулась и продолжала: — Со временем эти странности стали повторяться все чаще и перешли уже в более серьезные вещи. У него на работе случилось несколько неприятных инцидентов. Слава Богу, ничего серьезного, и от этого никто не пострадал, но моя мать по-настоящему встревожилась и решила проконсультироваться у специалиста.

— А ваш отец сам замечал изменения в своем поведении? — спросил Леон.

Ариэл кивнула:

— Временами, но потом… — Она задумчиво посмотрела на пылающий в камине огонь. — Он согласился, чтобы его осмотрел старый друг и коллега, который, в свою очередь, направил его к другому врачу. К тому времени, когда были сделаны все анализы и вынесено заключение, он совсем ушел в себя. Мне даже кажется, что он так и не понял, какой диагноз ему поставили, но может, это к лучшему. Диагноз был старческое слабоумие. Его друзья-врачи сказали, что ему надо немедленно оставить практику, пока не случилось чего-нибудь трагического, что навсегда погубило бы его доброе имя.

— И он согласился? — спросил Леон, с трудом сдерживая желание взять Ариэл за руку.

— Да. Хотя случаются дни, когда он встает, одевается, берет свой саквояж и говорит, что ему нужно срочно осмотреть пациента, который на самом деле уже давно умер. Нужно видеть его лицо, когда мы удерживаем его от визита. Здесь не выдержит даже черствое сердце.

— Теперь мне все понятно, — тихо сказал Леон. — Вам не надо вдаваться в подробности. Я вижу, вам тяжело вспоминать все это.

— Мне будет легче, если я наконец выскажусь, — ответила Ариэл. — Моя мать решила и наказала всем держать все в секрете. Никто из посторонних не должен знать, что случилось с отцом. Поэтому мы продолжаем делать вид, что ничего не случилось, во всяком случае, пытаемся. Последнее время становится труднее хранить все в тайне.

— Из-за того, что здоровье вашего отца становится хуже?

— Из-за этого и из-за материальных затруднений.

Леон нахмурился, вспомнив, что именно финансовые трудности вынуждают Ариэл искать себе мужа в лице Пенроуза.

— Но мне кажется, что у преуспевающего врача должны быть сбережения, — сказал он. — Вы что-то говорили о его инвестициях.

Ариэл тяжело вздохнула:

— Да, были и сбережения, и инвестиции. Отец был очень бережливым и всегда с уважением относился к деньгам, и это еще более усугубляет нашу трагедию. Так случилось, что в первые дни его болезни, когда мы подшучивали над тем, что он многое забывает и может пройти мимо собственного дома, мы не заметили, что он зачастил в клуб, где наделал карточных долгов на тысячи и тысячи фунтов. Не проходит дня, чтобы мы не платили кому-нибудь. Я не вижу этому конца. Каждую неделю к нам кто-нибудь приходит или присылает своего представителя, чтобы получить от отца джентльменский должок. Иногда к нам приходят и говорят, что нужны деньги, чтобы разгрузить судно, в котором якобы долевое участие моего отца. Не говоря уже о бирже, где акции постоянно падают. Некоторые претензии настолько абсурдны, что мне с трудом в них верится, но карточные долги зафиксированы в клубном журнале.

Леона просто ошарашило это известие.

— Подождите, давайте уточним некоторые детали. Вы хотите сказать, что все эти люди приходят к вам и говорят, что отец им должен, и вы тотчас же выплачиваете его долги? Я вас правильно понял?

— Мама настаивает на этом. Она говорит, что отец никогда не укрывался от долгов и она не может позволить, чтобы он оставался кому-нибудь должен.

— Просто восхитительно! Но он же был не в своем уме, когда наделал эти долги и…

— Как вы не понимаете, — перебила его Ариэл, — мама скрывает от всех, что он болен. Моя мать очень гордая женщина. Она больше всех страдает от его недуга, и, боюсь, общественное осуждение или жалость скажутся на ее здоровье. Она будет не в силах все это вынести.

Запустив пальцы в волосы, Леон сокрушенно покачал головой.

— Вот тебе плоды цивилизации, — сказал он с горечью. — Где это видано, чтобы болезнь считалась позором.

— Не болезнь отца страшит мою мать. Она готова денно и нощно ухаживать за ним, но страдает из-за долгов, которые совершенно разорили нас.

— Но если ваша мать откажется их выплачивать и скажет всем правду…

— Она этого не сделает.

— Потому что очень гордая, — съязвил Леон.

— Нет, потому что любит, — поправила его Ариэл. — Она любит отца и защищает его как умеет.

— Что за глупость! — Леон поморщился от возмущения. — Только женщина может рисковать материальным положением своей семьи, основываясь на сиюминутных эмоциях.

— Не думаю, что сорок лет брака можно назвать сиюминутными эмоциями, — возразила Ариэл.

— И все же это не что иное, как эмоции. Чистейшей воды ерунда. А вы своим желанием принести себя в жертву, выйдя замуж за Носа, только помогаете ей в ее безумии.

— Вы так резки, что можно подумать, вас просят уплатить наши долги, — заметила Ариэл.

— Всякое может быть, — ответил Леон. — Неужели у вас в доме нет мужчины, который бы помог вашей матери? Может, братья? Дядя, в конце концов?

В ответ на его вопрос Ариэл только качала головой.

— У меня только младшая сестра, — сказала она, — но она замужем и живет в Дерби.

— Но ведь у нее есть муж. Почему бы ему не вмешаться и не прекратить раз и навсегда эти поборы?

— Гарри не из тех людей, чтобы вмешиваться в чужие дела.

— Он не может помочь вам деньгами?

— Они никогда не предлагали, а мы не просили. Пусть все остается, как есть.

Леон с возмущением покачал головой. Ситуация плачевная, но не безнадежная. Все дело в матери, которая не без помощи Ариэл сама создает для себя трудности. Леон не сомневался, что без особых затрат уладил бы дело в течение часа, но тогда бы ему пришлось поссориться с матерью, которая изо всех сил старалась соблюсти приличия.

Он посмотрел на огонь, догорающий в камине, и встал, чтобы подбросить туда поленьев. Он так и думал: в Лондоне полно негодяев, которые могут лишить последних денег хорошего человека.

Но больше всего беспокоило и возмущало, что Ариэл приносит себя в жертву, обрекая свою жизнь на безрадостное существование, так как жизнь с Пенроузом будет именно такой.

Леон тяжело опустился в свое кресло.

— А как же любовь? — спросил он так резко, что Ариэл вздрогнула.

— Любовь?

— Да, любовь. Разве не надо иметь хоть капельку счастья, выходя замуж? Мне кажется, это важно для женщины.

— Возможно, со временем я научусь любить мистера Пенроуза. — Ариэл тяжело вздохнула и повторила: — Со временем.

Леон бросил на нее насмешливый взгляд.

— Будьте серьезны, — сказал он. — Иногда и вечности не хватает, чтобы познать это чувство.

Ариэл засмеялась и согласно кивнула головой:

— Вы правы. Возможно, я никогда не полюблю его, но постараюсь быть ему хорошей женой. Я буду продолжать вести бухгалтерию, помогать ему в школе, как и сейчас это делаю. — Ариэл смутилась. — Я хотела сказать, что он все делает сам, а я лишь немножко помогаю ему, — поправилась она.

— Не оправдывайте его, — сказал Леон. — Я видел все ваши книги и знаю, кто на что способен. Все идет хорошо только благодаря вам.

— У меня к этому есть способности, — весело ответила Ариэл. — Вот они-то и будут моим приданым.

— Какое изумительное нововведение! Догадываюсь, что ваше настоящее приданое тоже ушло на оплату долгов вашего отца.

— Не совсем так. Я сама настояла, чтобы мы продали его. Мама и слышать об этом не хотела. Она очень переживает, что я лишилась наследства.

— После этого вам пришла в голову мысль выгодно выйти замуж, чтобы спасти ваше бедственное положение?

— Да, — согласилась Ариэл, и в ее глазах появилось выражение обиды и негодования. — Тогда я не знала, что долги будут расти с каждым днем и превысят наши возможности постоянно оплачивать их. Теперь вы понимаете, почему я считаю мистера Пенроуза подходящей для себя кандидатурой. У меня ведь нет никакого титула, — добавила она, гордо вздернув подбородок, как бы тем самым бросая вызов обществу с его классовыми различиями.

Заинтересованный, Леон задумался. Лично ему было наплевать на общество с его условностями и глупыми ограничениями, ведь он вырос там, где они не душили свободу человека, Ариэл же воспитывалась именно в такой стране.

— Короче говоря, — продолжала Ариэл, — я сделаю все, чтобы его жизнь была спокойной и устроенной, и твердо верю: он тоже позаботится обо мне.

Леон презрительно фыркнул.

— От вашей романтики меня тошнит, — сказал он.

— Романтика меня совершенно не интересует.

— Нет? — с явным недоверием спросил Леон. — В таком случае вы единственная женщина на свете, которую не интересует романтика.

— Значит, это так, — кивнула Ариэл в знак согласия. — Должна вам откровенно сказать, что романтика меня совершенно не интересует. Ни в малейшей степени.

Заявление Ариэл вызвало у Леона еще больший интерес к ней, хотя он и не поверил ее словам. Ну какую женщину не интересует романтика? Они руководствуются ею во всем. Леон распрямился в кресле и задумчиво посмотрел на нее.

— Это опять возвращает нас к вопросу о любви, — сказал он. — Если вас не интересует романтика, то напрашивается невольный вывод, что вас не интересует и сама любовь. Если быть точным, любовь в ее телесном воплощении.

Ариэл ничуть не смутилась.

— Ах, это! — воскликнула она беззаботно, играя кистями, свисающими с подлокотников. — Возможно, у меня будут любовники. И конечно, я буду соблюдать меры предосторожности.

— Конечно, — с сарказмом подтвердил Леон.

— Но клянусь, я никогда не позволю мужчине завладеть моими чувствами.

— Понимаю. И вы твердо верите, что сможете контролировать себя?