— Ваши родители очень приятные люди. А вы просто молодец, что так заботитесь о них. Леон рассказывал мне о вас. — Она вздохнула. — Если бы вы только приняли его предложение, — сказала она, с упреком взглянув на Ариэл, — тогда бы мы избавились от многих проблем.

— Прошу прощения, мадам, — сказал Каслтон, — но вы, должно быть, сошли с ума. Вы говорите о женитьбе и наследнике, а мне нужно, чтобы он поскорее занял место в парламенте. Неужели вы этого не понимаете? Я поручился за него. Я дал им слово чести, что Сейдж поддержит их, и на этом основании они начали свою законодательную деятельность. А сейчас может оказаться, что место будет принадлежать этому шалопаю Локби. Вот уж он посмеется над нами. А я стану надолго предметом насмешек.

— Перестаньте ныть, Каслтон, — оборвала его вдова. — Ваше поведение просто неприлично.

Ариэл молча слушала их перебранку, желая лишь одного: чтобы они поскорее ушли из ее дома.

— …Вы и ваши дружки давно уже утратили всякую власть. Вы не влияете ни на законы, ни на бюджет.

Граф с презрением посмотрел на вдову:

— Вы, очевидно, плохо разбираетесь в политике и финансах. Здесь все взаимосвязано и построено на одном-единствен-ном принципе. И знаете, что это за принцип, мадам?

— Удача, — ответила мадам, откусывая бисквит.

— Нет, не удача, — возразил граф. — Доверие. Доверие друг к другу, доверие ко мне, доверие к данному мною слову. Я сказал, что Сейдж заслуживает их доверия, и они мне поверили. Когда они узнали, что Сейдж исчез, даже не появившись в палате лордов, там творилось черт знает что. Теперь вы меня понимаете, мадам?

— Я все прекрасно понимаю, — ответила вдова. — Мы должны его найти и вернуть обратно. Другого выхода я не вижу.

Граф громко рассмеялся. Похоже, он был на грани истерики.

— Найти его? Как все просто! Он вел себя, как дьявол, когда мы схватили его на острове, а тогда он даже не подозревал, что за ним охотятся.

— И все равно его необходимо разыскать и заставить приступить к своим обязанностям. Мне нужен наследник, — провозгласила вдова.

— А мне нужен его голос, — добавил Каслтон. Ариэл вскочила со своего места.

— Сейчас же прекратите! — закричала она. — Вы оба повторяете те же ошибки.

Каслтон и вдова обменялись удивленными взглядами, а Ариэл испугалась, осознав, что она кричит на них.

— Что прекратить? — спросила вдова.

— Плести интриги. Почему вы считаете, что Леон что-то обязан для вас делать? Боюсь, и я вела себя с ним неправильно. Мы все с самого начала действовали неправильно по отношению к нему. Вы, мадам, хотели наследника, вы, граф, — согласительный голос в парламенте, а я… я даже не знаю, чего я хотела, — сказала Ариэл, прижимая руки к груди.

Явная ложь. Она отлично знала, чего хотела. Мало того, оно само плыло ей в руки, но она отказалась от этого по собственной дурости. Вот почему ей сейчас так тяжело.

— Дело в том, — продолжала она дрожащим голосом, — что мы все чего-то хотели от Леона, и никто из нас даже не поинтересовался, чего же хочет он сам. Если бы мы это сделали, то сейчас он был бы с нами.

Английское транспортное судно «Рикавери» снялось с якоря и отплыло из Портсмута с двумя сотнями заключенных на борту, грузом отменных французских кружев, предназначенных некой даме в Новом Южном Уэльсе, и маркизом Сейджем, пребывавшим в прекрасном расположении духа.

Условия на судне были ужасными. Кроме того, Леону пришлось заплатить огромные деньги, так как он попросился на него перед самым отплытием. Но Сейдж был доволен: ему хотелось как можно быстрее и дальше убраться из ненавистной страны.

На расстоянии все виделось совершенно по-другому. Правда заключалась в том, что Ариэл была слишком хороша для него. Никого прекраснее он не встречал. Он просто не достоин ее, с его мерзким характером. Самое лучшее, что он мог для нее сделать, — это забиться в трюм корабля и уплыть от нее как можно дальше, что он сейчас и делает.

Леон должен признаться самому себе, что без ума от этой женщины. Сейчас он это ясно понимал. Но теперь она далеко от него, их разделяют сотни миль.

Три дня он страдал от качки и связанной с ней головной боли. Но вот наступило утро, и Леон почувствовал себя лучше. Теперь его начали мучить угрызения совести. Он проснулся на узкой койке всего на расстоянии фута от потолка и стал думать и вспоминать.

Несмотря на бурное прошлое, многочисленных любовниц, свою репутацию умелого любовника, Леон, к сожалению, мало знал о любви и никогда раньше ее не испытывал. У него было теплое чувство к Ариэл, но только в гостиной своей бабушки он вдруг ясно осознал, что любит ее. И чем все кончилось?

Не такого конца он ожидал, хотя во всем остальном выполнил все, что задумал. Он нашел меч и бросил его к ногам самодовольных бриттов и теперь может торжествовать и чувствовать себя отмщенным.

— Троекратное тебе ура за такую победу, — сказал сам себе Леон, спускаясь с узкой койки.

Однако ему трудно праздновать победу, зная, что за сотни миль отсюда осталась Ариэл с ее разбитым сердцем и недоумением из-за его внезапного исчезновения. Как он может чувствовать себя победителем, если он сам, грязный, небритый, изнывает от тоски по ней так, что болит сердце?

При мысли об Ариэл острая тоска охватила Леона. Он предложил ей руку и сердце, а она, ни минуты не раздумывая, отказала. И правильно сделала, потому что уже десять минут спустя он валялся в грязной канаве, избивая до крови своего противника за то, что тот сказал ему правду. Все соседи вдовы имели возможность полюбоваться этой сценой, и ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в том, что он дикарь.

Он вел себя как дурак, как последний ублюдок, устроив драку в присутствии женщины, чьим мнением дорожил больше всего на свете.

А все почему? Леон горько рассмеялся. Потому, что Локби осмелился сказать ему правду. Он назвал его зверем. А разве не так? Единственная правда заключается в том, что он не переносит, когда ему говорят правду, и за это готов убить любого.

Но разве от этого признания что-нибудь в нем изменится? Леон закрыл глаза, сжав их до боли и пытаясь выветрить из головы безобразную сцену драки, свидетельницей которой была Ариэл с ее необыкновенно чутким сердцем. Но он же предупреждал ее, на что способен. Он ведь говорил ей, что собой представляет. Однако слушать — одно, а видеть все своими глазами — совсем другое. Теперь она знает, какой дьявол сидит в нем.

Застонав, Леон схватил себя за волосы и тянул их до тех пор, пока не застучало в висках. Она считала его дикарем, когда он, полуголый, стоял перед ней и выливал на пол чай. Тогда это была просто игра. А теперь она знает, что такое настоящий дикарь.

Однажды она сказала, что совсем не боится его. Сейчас он готов держать пари, что она его испугалась. Но не это главное. Главное заключается в том, что он боится себя сам. Боится признаться, что любит, боится показать свою любовь Ариэл, и все его страхи идут от того, что он боится услышать нет. Когда вдова предложила ему жениться, он сделал вид, что ему это безразлично, а сам, воспользовавшись ситуацией, сделал предложение Ариэл, причем сделал это с безразличным видом, хотя в душе с трепетом ждал ее ответа. Неудивительно, что ей хотелось узнать причины такого решения. И какой же ответ он ей дал? Паясничал, как всегда.

Почему бы ему не сказать ей правду? Почему бы ему не признаться, что хочет быть с ней рядом денно и нощно и так до конца жизни? Почему он не дал ей понять, что она не только изменила его жизнь, но и его самого? Это ясно, как Божий день. И он должен это признать, а не кривить душой. Нежная, неустанная, терпеливая Ариэл сделала для него невозможное: она растопила его сердце.

Как ему сейчас хотелось снова оказаться в гостиной вдовы. На этот раз он вел бы себя совершенно по-другому. Он сказал бы Ариэл о своих чувствах. Но хватило бы у него мужества посмотреть ей в глаза и сказать правду?

Она же сделала это, напомнил себе Леон. Тогда, в карете, она открыла ему свою душу. Почему бы ему не последовать ее примеру?

Он мужчина и должен смотреть правде в глаза, вместо того чтобы бежать от нее.

Совсем как отец. Сердце Леона сжалось от мысли, что они в чем-то схожи. Отец тоже уехал, не простившись и ничего не объяснив. Мучили его тогда угрызения совести или он тоже считал, что поступает правильно? Как легко всему найти оправдание!

И Леон пытался успокоить свою совесть, напомнив себе, что между ним и отцом существует значительная разница. Отец оставил женщину, которую любил, беременной.

А он?

Боже милосердный! Леон вскочил с койки и ухватился за стену, так как судно качало из стороны в сторону. Его охватила паника. А что, если?.. Как Ариэл будет жить одна, без мужа в обществе, полном предрассудков? Острая боль пронзила его сердце.

Эта боль отрезвила его, и впервые за много дней он мог мыслить трезво и ясно.

Он мог найти тысячу причин, чтобы оправдать свое бегство. И только одна была, чтобы вернуться, — Ариэл. Ни его отец, ни чувство ответственности здесь ни при чем. Ему нужна Ариэл. Он любит ее, и это главное.

Он должен рассказать ей, как сильно желает, чтобы она принадлежала ему, была его любовницей и женой. Если она этого не захочет, если ей по-прежнему нужен этот дурак Пенроуз, пусть скажет ему об этом.

Спустя две минуты Леон постучал в каюту капитана. Как только капитан открыл дверь, Леон сунул ему под нос кошелек, в котором лежала сотня фунтов хрустящих банкнот, — все, что осталось у него от денег вдовы.

— Только один вопрос, — сказал Леон, увидев, как заблестели глаза капитана. — Сколько вы возьмете с меня, чтобы повернуть судно назад?

Глава 21

Случилось то, чему суждено было случиться, и Ариэл не жалела об этом. Мистер Пенроуз все чаще находил причины придраться к ней, и она устала от его бесконечных обвинений. Ее терпение окончательно лопнуло, когда он в очередной раз заставил ее проверять счета, в то время как у нее самой было полно работы: составить план уроков на следующую неделю, проверить сочинения.

Ариэл едва сдержалась, чтобы не запустить бухгалтерской книгой в его пустую голову. Она промолчала, но выражение ее лица было таким, что мистеру Пенроузу ничего не оставалось, как надуть губы.

— Можете ничего не отвечать, — сказал он. — Похоже, вы просто не дорожите своим местом, а раз так, мне придется найти вам замену.

— Можете это сделать, — неожиданно для самой себя сказала Ариэл и сразу почувствовала облегчение.

— Осторожнее в выражениях, мисс Холлидей. Уверяю вас, я не шучу.

— Я тоже. Ищите замену, — ответила Ариэл, протягивая ему бухгалтерскую книгу. — Надеюсь, вам повезет и вы найдете человека, который сможет, как я, выполнять за вас работу, выслушивать бесконечные замечания, исправлять ваши ошибки и еще делать свою собственную работу.

Пенроуз почесал переносицу и захлопал ресницами:

— Что вы такое говорите, мисс Холлидей?

— Я говорю вам до свидания.

Ариэл не стала дожидаться упреков или возражений мистера Пенроуза, если таковые у него были. Выйдя из комнаты, она направилась к себе собрать вещи. Она не испытала радости, а только небольшое удовлетворение, когда ее бывший работодатель — как чудесно звучит слово бывший. — поймав ее у двери, стал настаивать, а вернее, умолять, чтобы она пересмотрела свое решение.

Ариэл наотрез отказалась, несмотря на то что Пенроуз обещал снять с нее часть работы и даже повысить зарплату. Она твердо решила начать все сначала. Возможно, новая работа изгладит из памяти тяжелые воспоминания, связанные с этим местом, и она наконец обретет душевный покой.

Ариэл отказалась от кареты, которую мистер Пенроуз, будучи джентльменом, предложил ей. Она намеревалась выйти на большую дорогу и дождаться почтовой кареты, едущей в Лондон. Быстро шагая по дорожке школьного двора, Ариэл внезапно пришла к выводу, что помимо горьких воспоминаний, связанных со школой Пенроуза, здесь она провела и счастливые минуты, которые были связаны с Леоном. Ариэл посмотрела в сторону дома, где они провели много приятных часов.

С тех пор как Леон исчез, а она вернулась в свою комнату при школе, Ариэл избегала даже смотреть в том направлении. Сейчас же ноги сами собой повернули к дому. Что плохого в том, если она бросит на него последний взгляд?

Передняя дверь не заперта. После того как Ариэл привела в порядок здесь всю обстановку, что, по всей вероятности, показалось Пенроузу настолько ценным, что он стал переносить часть мебели и некоторые произведения искусства в свой новый дом, коттедж, где они жили с Леоном, стал почти неузнаваемым. Многие вещи исчезли, другие, завернутые в белые чехлы, ждали своей очереди.

Ариэл бесцельно бродила по гостиной. Ей казалось, дом заселен привидениями. Она вышла в холл и стояла, облокотившись на перила, набираясь храбрости подняться наверх и посмотреть, что там еще осталось. В ушах у нее звучал громкий, так хорошо знакомый ей смех, а перед глазами стоял Леон, брызгающий в нее водой и растирающий капли, попавшие ей на шею и грудь. Сколько разных видений одного человека! Теперь их, как и мебель, остается зачехлить и навсегда забыть.