Кэтрин Арчер - Лорд Грешник

Йэн все чаще стал бывать в обществе Барбары. Казалось, он начал получать удовольствие в афишировании своих отношений с кузиной, сопровождая ее повсюду.

Барбара, со своей стороны, также не пыталась ничего скрывать. Более того, она откровенно рассказывала об их совместных прогулках в деревню или на побережье не только графу, но и всем, кого ей удавалось заманить в слушатели.

Именно во время одного из таких оживленных рассказов — на этот раз о том, какое чудесное утро Йэн и Барбара провели в Миттендоне, соседней деревушке, — терпение Мэри лопнуло. Она поднялась со своего места у окна, оставив недопитым чай, и направилась к двери гостиной.

И Барбара, и граф подняли на нее глаза. Взгляд свекра был довольно ласковым.

— Вы уходите, Мэри? Вы не выпили свой чай.

Остро ощущая на себе ехидный взгляд Барбары, Мэри остановилась и чуть улыбнулась свекру. В последнее время старый ворчун проявлял к ней непонятную доброту.

— Скоро прибудут приходские дамы, чтобы обсудить благотворительный базар в пользу местных вдов. Я хотела бы прогуляться до их приезда.

Малькольм взглянул в окно, через которое в гостиную струился веселый солнечный свет.

— Чудесный день! Желаю вам насладиться прогулкой.

Мэри проследила за его взглядом. Теперь в дневное время шторы всегда были отдернуты, и дом изменился. Он больше не казался мрачным, несмотря на массивную мебель и темные портьеры. Солнечный свет оживлял и подчеркивал богатство обстановки. Это сражение, правда, с разрешения графа, Мэри выиграла, но почему-то радовалась своим маленьким успехам гораздо меньше, чем ожидала.

Какое это теперь имело значение, если она и Йэн за целые недели обменялись лишь несколькими фразами, да и то мимоходом. Йэн совершенно погрузился в свои новые дела. Он был слишком занят для всех… кроме Барбары.

Мэри прошла через зимний сад на веранду, медленно спустилась по лестнице в парк, подставив лицо солнечным лучам. Может, солнце согреет ее замерзшую душу? Виктория пришла бы в ужас от подобного отношения к цвету лица, подумала Мэри и печально улыбнулась. Как ей хотелось быть рядом с подругой!

В своем последнем письме Виктория сообщала, что уже более чем готова к рождению ребенка, и выражала сожаление, что Мэри не будет рядом с ней во время родов. Мэри даже подумала, не поехать ли к Виктории. Но нет — при встрече невозможно будет скрыть печальную правду от подруги.

Самое лучшее для нее — остаться здесь и попытаться справиться с собственными проблемами. И вообще — если бы не несложившиеся отношения с Йэном, она была бы вполне счастлива в Синклер-Холле.

Вздыхая о своей неудавшейся жизни, Мэри бродила по парку, пока не наткнулась на таинственную стену Йэна, отгораживавшую часть сада. Даже старый граф, похоже, не знал о назначении этого сооружения и говорил о нем со снисходительным любопытством.

За последние недели отношение старика к сыну изменилось в лучшую сторону, и Мэри радовалась за них обоих. Оставалось только надеяться, что все образуется.

Мэри попыталась отвлечься от своих мыслей, разглядывая неприступную стену. Сегодня здесь не наблюдалось никаких признаков какой-либо деятельности, что показалось ей несколько странным. В последние недели работа кипела ежедневно с раннего утра до позднего вечера, и следовало признать, что это усердие принесло плоды. Проект казался почти, если не полностью, законченным — во всяком случае, снаружи.

Мэри, словно магнитом, тянуло к стене, вблизи оказавшейся гораздо выше, чем издали. Сооружение чем-то походило на средневековые башни, которые ей доводилось видеть; впрочем, оно, конечно, было не столь внушительно.

Мэри медленно обошла стену, нашла в ней лишь одну массивную дубовую дверь с замочной скважиной и остановилась, нахмурившись. Ее рука протянулась к закрытой двери…

Пока Мэри колебалась, дверь внезапно распахнулась и… она увидела Йэна. Как давно они не были наедине! Йэн похудел, загорел и выглядел сейчас прекрасно. Широкая грудь, облаченная в голубую сорочку и расстегнутый темно-синий жилет, узкие бедра, обтянутые темно-синими брюками.

Ну почему он все так же возбуждает и обостряет все ее чувства?

Йэн остановился как вкопанный, нахмурился… и быстро закрыл за собой дверь, заговорив слишком поспешно, слишком резко:

— Мэри! Что ты делаешь здесь?

Почему он так странно смотрит на нее?

Этот алчный взгляд так не вяжется с раздраженным тоном!

— Я просто гуляла. Я не хотела мешать тебе. Сейчас уйду. — И она отвернулась.

— Нет, подожди, пожалуйста, не уходи! — Йэн протянул руку. — Пойдем со мной.

— Я не знаю, стоит ли…

Ее взгляд блуждал по далекой роще. Уныние охватило Йэна. Господи, она готова смотреть на что угодно, только не на него!

— Неужели мы не можем даже прогуляться вместе? — печально спросил он. — Обещаю, я не причиню тебе никакого вреда.

— Я не знаю, что мы могли бы сказать друг другу, Йэн. — Мэри бросила на него быстрый взгляд. — Я бы очень хотела, чтобы все было иначе, но, к сожалению, все обстоит именно так.

— Черт побери, ну и упрямая же ты женщина! — Он больше не может выносить это молчание. Споры гораздо предпочтительнее холодной пустоты в душе, от которой он не в силах спастись. — Мне кое-что необходимо тебе сказать. И сказать немедленно.

Без дальнейших препирательств Йэн повел Мэри через парк к роще.

Она шла молча. Войдя в рощу, Йэн остановился.

— Мэри, я не совсем представляю, как мы попали в этот тупик, но от всего сердца хочу преодолеть наши разногласия. Я надеялся, что нам это удалось, но ошибся. Скажи, наконец, в силах ли я что-то сделать.

— Мне нелегко говорить, но я скажу. Я пыталась понять, как тяжело тебе находиться рядом с ней и подавлять свои чувства. Я сознаю, что ты не любил меня, что все это время ты любил ее, но я не могу…

Йэн изумленно вздохнул.

— Любил — кого? О чем ты говоришь?.. Мэри вгляделась в лицо мужа и, явно озадаченная, нахмурилась.

— Твою кузину, Барбару!

— А при чем здесь Барбара? Если бы я любил ее, я бы на ней женился.

— Но она сказала… У тебя роман с ней, не так ли? — И Мэри покраснела до корней волос.

Йэн расхохотался.

— Роман! С Барбарой! Боже мой, Мэри, если бы я хотел завести интрижку — а у меня нет, уверяю тебя, такого желания, — я бы не обратился за этим к своей кузине. Она… ну… не привлекает меня в этом плане, и никогда не привлекала!..

Мэри обвиняюще ткнула в него пальцем.

— Но ты повсюду ездил с ней! И в ту ночь, когда меня пытались столкнуть с лестницы, ты был с ней в халате… — Ее румянец стал еще гуще.

— Я не был с ней ночью! Как тебе это могло прийти в голову? А относительно того, что я везде бывал с ней, так у меня просто много дел в поместье, и она иногда просила подвезти ее. Мэри, откуда эта безумная мысль, что я был с ней в ту ночь, когда ты… упала?

— Она сама мне сказала.

— Она сказала тебе, что мы были вместе? Мэри засомневалась.

— Нет. Она сказала, что ты помогал ей с домашними счетами.

Йэн согласно кивнул.

— Это правда! Я помогал ей. Но это было гораздо раньше, вечером, и, клянусь, я был полностью одет, как и всегда, когда бываю в ее обществе. Здесь явно какое-то недоразумение. Господи, Мэри, подумать только, что это разделило нас! Я так нуждался в тебе!

— Но…

Мэри долго смотрела в лицо Йэна, затем отвернулась, закрыв глаза рукой, словно не желая его видеть.

— О, Мэри, — хрипло прошептал он. — Неужели мы позволим этому недоразумению и дальше стоять между нами?

Их глаза снова встретились. Лес, словно замер вокруг, как будто сама природа почувствовала напряжение между мужчиной и женщиной.

— Йэн…

Когда их губы встретились, Мэри поцеловала его с такой страстью, что Йэну от желания стало больно. Ее рука запуталась в его волосах, голова чуть наклонилась, губы приоткрылись, язык столкнулся с его языком.

Мэри вся горела как в лихорадке, и Йэн в который раз мысленно поблагодарил Бога за то, что нашел эту женщину.

Когда Йэн уложил ее на мягкий ковер из мха и травы, Мэри притянула его к себе, подняла голову, пылко целуя, с удивительной ловкостью начала расстегивать его сорочку. Вскоре его широкая грудь обнажилась под ее жадными руками.

И Йэн не терял времени, уничтожая барьеры между ними. Ее юбки взлетели на бедра, ноющие от желания груди обнажились. Его взгляд согревал сильнее, чем солнечный свет, проникающий сквозь листву и окутывающий ее дрожащее тело.

Они ласкали друг друга, и Мэри изгибалась в его руках, отзываясь на нежные, умелые прикосновения — словно свежий мед растекался по ее телу. Она бессознательно раздвинула ноги, желая быть как можно ближе к нему, и опустила руку, пытаясь расстегнуть его брюки.

— Йэн, помоги мне, — в отчаянии прошептала она.

И вскоре его освобожденная плоть скользнула в ее ладонь, затвердев от одного ее прикосновения. Йэн на секунду отстранился, скинул брюки и ее панталоны. Обнаженная, Мэри снова притянула мужа к себе, отчаянно желая закончить эту сладкую пытку, и восторженно вскрикнула, когда он вошел в нее.

И больше она не слышала и не ощущала вокруг ничего, кроме жаркого дыхания Йэна. Совершенно затерялась в восхитительном напряжении, разрастающемся и словно взрывающемся на краю вечности и перетекающем в блаженство…

Мэри лежала под восхитительной тяжестью мужа, чувствуя, как постепенно утихает пульсирующий восторг и ее тело приобретает необъяснимую легкость. Она открыла глаза, увидела над собой его лицо, темные глаза, еще более ласковые, чем прежде. Глубокая печаль наполнила ее. Искусный любовник, нежный и заботливый, он не был способен на более глубокие чувства.

Может, он и верен ей, но никогда не сможет полюбить ее! Его сердце, ожесточенное холодностью отца, надежно заперто в груди.

А она? Помоги ей Бог, она, как ни сопротивлялась, все-таки полюбила его. Любила его привычку в замешательстве ерошит свои темные волосы. Любила его страсть к лошадям и почти отцовскую гордость за них. Она любила упорство, с которым он перенимал бразды правления поместьем. Любила мальчишескую досаду, которую иногда замечала в нем. Особенно же любила то блаженство, которое испытывала в его объятиях.

Как и когда это случилось, Мэри не знала.

— Мэри, ты так прекрасна!..

Она закрыла глаза, злясь на себя за желание, охватившее ее даже от такой малости… и так скоро — после того, как искусные любовные ласки Йэна должны бы были насытить ее.

— Моя дорогая, ты не представляешь, как я сожалею о том, что должен сказать. Особенно это тяжело теперь, когда мы помирились…

Мэри оцепенела, уставившись на кружевной лиственный навес над головой.

— Видишь ли, я должен уехать на два дня.

Она перевела взгляд на его лицо.

— Уехать?..

Йэн кивнул, продолжая ласкать ее обнаженную грудь.

— Да, неотложное дело. — Он замер, увидев странное выражение ее глаз. — Уверяю тебя, Мэри, я не могу отменить поездку. Отец, наконец, стал пользоваться моей помощью в управлении поместьем. Я должен выполнять свои обязательства, несмотря на более… приятные развлечения.

Так вот чем она для него является! Приятным развлечением! На глаза навернулись жалящие слезы. Нет, она ни за что не прольет их!

— Мэри, поверь мне, я очень не хочу ехать! — В глазах Йэна светилось раскаяние.

— Я понимаю… — ответила она, но главным для нее было другое: Йэн знал о том, что уезжает, до того, как привел ее сюда и занялся с ней любовью.

Он наклонился и поцеловал ее, и Мэри почувствовала, что отвечает на его поцелуй, несмотря на ноющую боль в сердце.

Йэн чуть отстранился.

— К несчастью, экипаж уже ждет меня. Я как раз шел готовиться к поездке, когда встретил тебя. — Он умолк и с сожалением покачал головой. — Ты ведь понимаешь, Мэри, я и подумать не мог, что все закончится вот так. Я просто хотел поговорить с тобой.

Мэри села и начала приводить в порядок свою одежду.

— Я верю, что ты не планировал это, Йэн.

— Мэри, подожди! — Он взял ее за руки, заставляя смотреть в свои глаза. — Прежде чем мы уйдем отсюда, я должен убедить тебя: больше всего на свете я хотел бы остаться здесь, с тобой!

Мэри отказывалась смотреть на него и молчала. Ей нечего было сказать. Когда она стала застегивать лиф платья, Йэн остановил ее:

— Позволь мне!

— Нет!

Йэн отвернулся, мрачно сжав губы.

Так же молча, они пошли к дому. Мэри еле передвигала подкашивающиеся ноги. Йэн, казалось, весь ушел в какие-то свои, явно невеселые мысли.