Мэдлин Хантер - Лорд-грешник

– Это последние, не так ли? – спросила Джоан. – Тогда пусть Анна займется делом.

– Можешь поработать завтра в этой комнате, пока не будет лорда Линдейла? – обратилась Брайд к сестре.

Анна задумчиво посмотрела в окно.

– Если день будет ясным, света здесь достаточно. Пожалуй, я смогу закончить еще несколько.

– А мне что делать? Все делают что-нибудь важное, кроме меня.

– Ты, Мэри, будешь делать то, что получается у тебя лучше всего, – решила Брайд. – Завлеки Майкла на кухню, чтобы он помог Джилли прочистить дымоход; а ты, Джилли, не отпускай его от себя. Незачем ему свободно бродить по дому.

Натянув перчатки, Брайд отправилась в библиотеку к лорду Линдейлу.

Этим утром их гость выглядел особенно красивым в сюртуке для верховой езды из дорогой голубой ткани, элегантных панталонах и до блеска начищенных сапогах. Майкл явно поднялся до рассвета, занимаясь глажкой и чисткой.

Линдейл, в свою очередь, тоже придирчиво оглядел ее.

– Вы собираетесь ехать в этом? – удивленно спросил он. Никакого вызова, скорее озабоченность.

– А что, это вполне подойдет. К сожалению, у меня нет специального костюма для верховой езды.

– Нет? Тогда вам, наверно, будет удобнее… – Он сделал жест, словно указывая на панталоны и камзол отца.

Вообще-то Брайд собиралась надеть их, но затем передумала. Сегодня граф нужен ей в хорошем настроении, и он не должен раздражаться ее манерой одеваться.

– Я не хотела смущать вас. Что, если по дороге мы кого-нибудь встретим?

– Моя дорогая мисс Камерон, вряд ли мы здесь кого-либо встретим. Но даже в этом случае вы никоим образом не могли бы меня смутить, ведь я светский человек. Меня не шокирует женщина в панталонах и не интересует мнение тех, кто со мной не согласен. – Линдейл понимающе улыбнулся. – Можете переодеться, если хотите, я подожду.

Мысленно благодаря его за такую любезность, Брайд поспешила наверх. Сегодня граф вел себя намного доброжелательнее; видимо, накануне он устал после долгого путешествия и нуждался в хорошем отдыхе.

Брайд сняла нижние юбки и отложила их в сторону. Несколько слоев одежды только мешали бы ей при верховой езде, да к тому же платье могло пострадать. Очень мило, что граф об этом догадался.

Надев панталоны, рубашку, камзол без рукавов и короткие сапоги, Брайд накинула сверху один из старых отцовских сюртуков. Правда, он был ей слишком велик, зато не стеснял движений.

Лорд Линдейл даже глазом не моргнул при виде столь необычного одеяния и галантно проводил ее к конюшне.

– Очень благородно с вашей стороны, что вы предоставили мне одну из ваших лошадей. – Брайд благодарно улыбнулась.

Граф помог ей сесть на гнедого.

– Вы уверены, что конь для вас не слишком велик? Я буду весьма огорчен, если он причинит вам какой-нибудь вред.

Засмеявшись, Брайд развернула гнедого, ударила его каблуками в бока и помчалась на запад. Эван поскакал за ней. Достигнув большого лесного массива, они повернули на север.

– Никогда бы не подумал, что здесь такие леса, – произнес Эван.

– Это бывшие охотничьи угодья лорда Рея. Четыре года назад Сазерленд купил все графство, и теперь они принадлежат герцогине.

– Ее семья приезжает сюда охотиться?

– Я ничего об этом не слышала.

– Значит, просто угодья, полные кроликов и оленей. Великий соблазн для браконьеров.

Брайд искоса посмотрела на графа, но не обнаружила на его лице ни тени подозрения.

Заметив ее взгляд, Линдейл дружески улыбнулся.

– Как же ваш отец мог научиться своему искусству, если жил в этой долине, мисс Камерон?

– Он родился и вырос не в этих местах, а к западу от Глазго, где учился мастерству, а позже отправился на континент. Там он работал в мастерских Рима, Парижа и других городов, после чего, вернувшись в Шотландию, открыл собственную граверную мастерскую и типографию.

– И где же? Не здесь, конечно…

Брайд старалась осмотрительно выбирать слова.

– Нет, хотя он приехал сюда до моего рождения и именно здесь познакомился с моей матерью. После женитьбы отец перевел типографию сюда.

Брайд не лгала, но все же надеялась, что Линдейл не станет копать глубже. Так оно и вышло. Видимо, сегодня он не собирался устраивать допросы, а просто ехал, любуясь пейзажем.

– Кстати, я думаю, те оттиски действительно адденда к сериям Каральо. Я внимательно рассмотрел их прошлой ночью.

– Правда? Как странно.

– Должно быть, ваш отец случайно обнаружил их во время своего путешествия по миру и сам не догадывался, чем владеет.

– В любом случае меня шокировало, что он купил это.

– Здесь нет ничего удивительного. Тем не менее, композиция и техника исполнения превосходны. Если бы вы тщательно их изучили, чего из-за сюжета, конечно, не делали, вы бы со мной согласились.

– Не представляю, как теперь с ними поступить. Я в большом затруднении. – Брайд потупилась.

– Я хотел бы, с вашего позволения, забрать их в Лондон, чтобы проконсультироваться с другими экспертами. Кроме того, у меня есть остальные серии; я мог бы их сравнить, чтобы…

– У вас? Остальные серии?

– Да, я унаследовал их от дяди. Разве я не упоминал об этом? – притворно удивился Линдейл, от которого не ускользнул ее испуг. – Похоже, я вас смутил, но те серии не столь… откровенны. У меня есть предположение, что ваши были изъяты как наиболее скандальные; мои же по сравнению с ними очень и очень умеренные: объятия пар и тому подобное.

Явная ложь. Брайд отлично знала, что в остальных сериях не просто объятия.

– Если бы я мог взять их с собой, я бы тщательно сравнил…

– Но я не хочу продавать коллекцию отца, лорд Линдейл.

– Вы и не должны продавать их мне – дайте только на время для изучения. Вы ведь сами предложили это, не так ли?

Да, но вчера она не знала, что у него есть остальные серии, и не предполагала возможность сравнения.

– Простите, но это мое смущение по поводу их содержания заставило меня уверить вас, что я в них совершенно не заинтересована. Однако, подумав, я решила, что, поскольку это часть наследства моего отца, без крайней нужды я не хочу с ним расставаться. Поймите, эта коллекция – все, что у нас осталось от него.

– Конечно-конечно, мисс Камерон. Я не желаю оскорблять ваши воспоминания. В конце концов, имеет значение лишь то, что в таком случае останется неизвестной их подлинность.

Изящно сказано. Если граф такой знаток, невозможность установить подлинность редких потерянных гравюр должна свести его с ума. Тем не менее, он без всяких споров уступает, чтобы избавить ее от страданий. Брайд почувствовала себя виноватой. Сегодняшнее поведение графа почти заставило ее забыть, насколько раздражающим и опасным было его вторжение.

– Давайте поднимемся на этот холм, – предложила Брайд. – С него открывается замечательный вид.

На вершине она соскользнула с гнедого и повела графа к тому месту, откуда можно было смотреть вниз сразу на две долины. Вид действительно впечатлял, даже ранней зимой. Крутые холмы спускались в долины по обеим сторонам, и за вершинами других холмов, на западе, виднелись черные пики гор.

– Замечательно, правда? – Брайд полной грудью вдохнула кристально чистый воздух.

– Да, вид настолько красивый, что мне хотелось бы стать поэтом и выразить чувства словами.

Удивительное признание для столь знатного человека. И голос такой мягкий, такой искренний…

Брайд мельком посмотрела в его сторону и чуть не задохнулась – оказывается, Линдейла интересовали не холмы и долины: он в упор смотрел на нее, взглядом опасным, но восхитительным. В его темных глазах не было низменного вожделения: он хотел ее, Бриджет Камерон, а не просто любую женщину.

Брайд словно вдруг окутал невидимый туман, отгородив ее от всего мира. Ничего больше не существовало, только ветер и солнце, он и она.

– Такого рода красоту можно встретить лишь в Шотландии, – сказал Эван, и Брайд покраснела. Внутренний голос вопил, что она идиотка, но ей не хотелось его слушать.

Линдейл медленно подошел к ней и заглянул ей в глаза, а затем-легко погладил кончиками пальцев ее щеку.

– Нежная, как совершенный фарфор…

Брайд еще пыталась сохранить кое-какое самообладание, но эта ласка свела ее ничтожные попытки на нет.

И тут же Эван приподнял ее подбородок. Теплые губы прикоснулись к ее губам…

Как давно, как мучительно давно она этого не чувствовала. Ее тело наслаждалось пробуждением, но она бесстыдно жаждала большего.

Когда Линдейл обнял ее и крепко поцеловал, Брайд чуть не потеряла сознание от теплоты и силы его рук. Она уже забыла, насколько это приятно. Его поцелуи становились все смелее, требовательнее, они скользнули по шее к пульсирующей жилке, затем медленно, невыносимо медленно, начали приближаться к губам. Брайд ощущала собственные глубокие вздохи, отмечающие каждый дюйм губительного соблазна. Нежный укус мочки уха вызвал у нее дрожь, а затем безжалостный поцелуй довел ее чуть ли не до беспамятства.

Твердое давление на спину заставило Брайд выгнуться к нему, и тут же рука графа двинулась вниз, поглаживая ей бок. Это было бы еще чудеснее, если бы одежда не защищала ее кожу. Пробравшись под сюртук, рука обхватила ее грудь и начала медленное движение. Брайд стиснула зубы, про себя умоляя его не останавливаться, но долгий поцелуй все же закончился, и мягкие волосы коснулись ее лица. Открыв глаза, она увидела его склоненную голову: Линдейл целовал ее грудь сквозь ткань рубашки. Наслаждение становилось почти невыносимым…

Над склоненной головой Брайд увидела небо, землю, часть долины… Реальность на миг ослепила ее… и тут же вернула в знакомый мир, к осознанию того, кто находится рядом, и что с ней произошло.

Она резко толкнула графа в плечо, и он выпустил ее из объятий. Брайд тут же отскочила. Линдейл не произнес ни слова, но смотрел на нее с таким выражением, словно был уверен: протяни он к ней руки, и она не откажется повторить все заново.

Негодуя на себя, Брайд молча пошла к коню и вставила ногу в стремя. Гнедой был слишком высок для нее, и ей никак не удавалось сесть в седло; но, хотя она понимала, что выглядит глупо, спрыгнуть на землю означало проявить слабость…

И тут Линдейл подхватил ее сзади под ягодицы, на миг задержал и подтолкнул к седлу.

Когда Брайд развернула жеребца, граф остановил его, притянул ее за руку к себе и поцеловал. Это был властный, хозяйский поцелуй, так что Брайд едва вырвалась.

– Вы негодяй, лорд Линдейл!

– Да, и вы совсем не огорчены этим, мисс Камерон.

Брайд попыталась найти достойный ответ, но путаница в голове никак этому не способствовала. Проклиная себя за глупость и слабость, она помчалась галопом по склону холма вниз, словно там могла оказаться в безопасности.

Пока Брайд неслась в долину, как будто за ней гнался сам дьявол, упомянутый дьявол наблюдал сверху, как постепенно уменьшается ее фигурка с летящими по ветру рыжими волосами.

Она бежала не от него, он точно знал это. Конечно, ему доводилось быть негодяем с женщинами, но только не сегодня. Он дал ей массу возможностей остановить его, и что же? Она долго и охотно принимала его ласки, чуть с ума его не свела, а потом вдруг решила изобразить из себя оскорбленную девственницу. Это все равно что, открыв дверь, пригласить его переступить через порог, а потом вдруг и захлопнуть дверь прямо у него перед носом.

Медленно утихающее разочарование вылилось в серию проклятий, брошенных ей вслед.

Тем не менее, Эван понимал, что Брайд действовала без всякого расчета. Она уже полностью сдалась, но потом ее что-то испугало – что-то, должно быть, связанное с тем портретом. Может, ей испортили удовольствие мысли о «друге»? Эван подозревал, что Брайд предпочитала идеализировать бывшего любовника, лишь бы не принять унизительную правду. Если так, она будет жить здесь, пока не поседеет, дожидаясь возвращения человека, который распалил ее страсть и потом сбежал от нее. Что ж, такое часто случается с женщинами: это связано у них со странными иллюзиями, которыми они окружают любовные отношения, считая, что физическое удовольствие должно быть чем-то большим, чем просто наслаждением. Уж лучше бы стихотворцы перестали использовать язык религиозных абстракций, когда пишут о страсти. Подобный подход всегда приводит к одним несчастьям.

Когда Эван сел на коня, Брайд уже превратилась в маленькую точку, двигающуюся к дому. Что ж, он еще немного проедется, а после возвращения объяснит все. Он откроет ей великую истину, которую знал сам: чувственное наслаждение украшает жизнь, без него это не жизнь, а лишь жалкое существование, и поэтому незачем бегать от страсти. Занятие любовью замедляет бег времени, создает маленькие вечности полного совершенства, но только если отдаешься чувствам открыто и свободно.

Вряд ли его приезд сюда принесет успех в делах, зато он будет уверен хотя бы в том, что эта молодая необыкновенная женщина не погубит свою жизнь, не похоронит свою женственность, тоскуя по никчемному другу.