— Лучше я не скажу. Мадам будет недовольна, если окажется, что из-за меня она оказалась в неловком положении. — А вот здесь, девочка моя, ты попалась. Ты ничего не можешь ему сказать, ведь иначе придется признаться, что ты не служишь в швейной мастерской, а тогда он тебе вообще не поверит.

— Что же сделает с вами ваша хозяйка, если рассердится на вас? — Виконт отошел на несколько шагов и присел на край стола. Нелл вздохнула было с облегчением, но потом поняла: он отошел с единственной целью — получше рассмотреть ее, с головы до ног.

— Выгонит меня.

Что будет для нее катастрофой. Правда, вряд ли такой, как виконт Стейнгейт, понимает, как тяжела жизнь работающей женщины, у которой нет ни родных, ни других источников дохода.

— Хм… — проворчал он, глядя на нее исподлобья. Нелл решила, что он, пожалуй, слишком часто хмурится. — А теперь послушайте, что сделаю с вами я! Я отвезу вас в уголовный суд на Боу-стрит, потому что вы — соучастница в заговоре с целью убийства моего отца!

— Что?! Убийство? Какая нелепость! — Угроза подхлестнула ее, и она взволнованно отскочила к окну, налетела на большой глобус и круто развернулась лицом к виконту. — Да, у графа слабое здоровье; он переволновался… Но заговор — чушь! Каким образом моток веревки способен напугать взрослого человека? Кстати, что это такое — шнур от гардины?

— Шелковая веревка, — многозначительно ответил виконт. Очевидно, в его словах содержался какой-то скрытый смысл. Вдруг в ее подсознании что-то дрогнуло — как искра, как напоминание о пережитом в детстве кошмаре.

Нелл пожала плечами, и неприятное чувство провалилось назад, во мрак. Ей почему-то не хотелось вспоминать…

— Хорошо, везите меня в суд! — громко заявила она, хотя и понимала: узнай хозяйка о выдвинутом против нее обвинении, и ее сразу же уволят без рекомендации. — Заодно узнаем, можно ли запирать в комнате и оскорблять женщину, если она всего лишь доставила пакет!

— Оскорблять? Мисс Смит, в каком смысле считаете вы себя оскорбленной? — Лорд Стейнгейт сидел на краю стола, скрестив руки на груди. Он немного успокоился и больше не выглядел грозным — насколько может выглядеть негрозным крепкий, мускулистый мужчина ростом в шесть футов. — Если хотите, я прикажу принести вам чай, а вы пока подумайте над своим положением. Если вы нуждаетесь в обществе, я пришлю к вам компаньонку моих сестер. Если вам холодно, прикажу разжечь камин. Но я требую ответа, мисс Смит! Не нужно меня недооценивать.

— Я никоим образом не недооцениваю вас, милорд, — ответила она, хотя ей стоило больших трудов сохранять невозмутимость. — Вижу, вы привыкли настаивать на своем. Пусть и вежливо, но вы продолжаете угрожать беззащитной женщине и запугивать ее.

— Угрожать?! — изумился Маркус. — Что вы, мисс Смит! Я вам не угрожаю и тем более не запугиваю вас. Просто объясняю неизбежные последствия ваших действий — точнее, вашего бездействия.

— Угрожаете… — Сердце все чаще колотилось у нее в груди.

— Вы, пожалуй, могли бы обвинить меня в том, что я вас запугиваю, если бы я… — он вскочил на ноги и одним прыжком оказался рядом с ней, — прижал вас к этому стеллажу — вот так.

Нелл попятилась, дошла до стены и остановилась, раскинув руки в стороны. Отступать было некуда: за ней тянулись полки, заставленные книгами в твердых кожаных переплетах.

Лорд Стейнгейт оперся ладонями о полки по обе стороны ее головы и окинул книги беглым взглядом.

— А, поэты-романтики! Совершенно неуместно! Да, если бы мне пришлось загнать вас вот в такую ловушку, подойти к вам очень близко…

Они стояли лицом к лицу, и Нелл ощущала исходящий от него жар. Бедрами он почти прижимался к ее юбке.

— Так вот… Если бы я подошел к вам и сдавил вашу хорошенькую шейку, чтобы вытрясти из вас правду… вы еще могли бы пожаловаться на то, что я вас запугиваю!

Нелл зажмурилась, стараясь не думать о том, как он близко. В библиотеке пахло, как в забытом детстве: кожей, старой бумагой и воском для полировки дерева. От него пахло цитрусовым одеколоном, чистым бельем и мужчиной. И его аромат перебивал все остальные запахи.

— Посмотрите на меня!

Она с трудом открыла глаза. Хотя утром он тщательно побрился, она видела пробившуюся щетину на его щеках и подбородке, такую же черную, как и волосы. В левом углу рта был заметен крошечный шрам; за разомкнутыми губами виднелись белые, крепкие зубы. Нелл невольно залюбовалась его полными, чувственными губами, и сердце у нее екнуло.

— Итак?

— Нет. — Она представила, как его пальцы охватывают ее подбородок, как его руки зарываются ей в волосы… Но сразу же вспомнила мистера Гарриса, и ее передернуло.

Виконт сразу отступил, как будто она влепила ему пощечину.

— Проклятье…

— Милорд… — В библиотеку вошел дворецкий. — Пришел доктор Роулендс. Леди Нарборо вас ждет, по-моему, она немного расстроена.

Судя по выражению лиц хозяина и слуги, Нелл поняла, что «немного расстроена» — изрядное преуменьшение. Без единого слова лорд Стейнгейт развернулся и вышел. Дверь со стуком закрылась.

Нелл стояла, вцепившись пальцами в книжную полку. Она не сразу разжала руки, как будто только они и поддерживали ее на ногах. Неожиданно она сообразила, что дверь не заперта.

Где ее сумочка? Ах, вон она, на диване! Зашуршали ее длинные юбки; она поспешила к выходу. Дверь открылась бесшумно. Нелл выбралась в коридор и забилась под лестницу.

Холл совсем рядом, но у двери стоит дворецкий; он отдает распоряжения младшему лакею. Значит, бежать тем же путем невозможно. Нелл сжалась в тени.

— Уэллоу! — послышался звонкий женский голос из комнаты справа.

Лакей пробежал мимо Нелл, не заметив ее, и скрылся за дверью, обтянутой зеленым сукном. Дворецкий же пошел на зов.

— Да, леди Онория?

Как только он ушел, Нелл на цыпочках выбралась из-под лестницы, схватившись одной рукой за столик, на котором стоял серебряный поднос для писем. Очевидно, принесли вторую почту за день. Нелл невольно прочла адрес на верхнем конверте: «Леди Онории Карлоу».

Она застыла точно громом пораженная. Карлоу?! Овдовев, ее мать произносила эту фамилию с крайней ненавистью. Из-за Карлоу все их беды, все несчастья! Из-за Карлоу прошлое окутано мраком… Когда она была совсем крошкой, в их семье случилось что-то ужасное, но ей никогда не говорили об этом — и спрашивать тоже не разрешали.

Так, значит, фамилия лорда Нарборо — Карлоу? Нелл понятия не имела, почему ей следует бояться членов этой семьи, но уж им-то, несомненно, все известно! Если они выяснят, кто она такая, они ни за что не поверят в ее невиновность!

Нелл на цыпочках пробежала по мраморному полу, ее поношенные туфли не скрипели и не стучали. Отодвинув задвижку, она выбралась на улицу. Несколько шагов — и она спряталась за наемной каретой и пошла за ней, пока кучер не повернул на Стаффорд-стрит. Здесь я в безопасности, сказала себе Нелл, с трудом преодолевая желание побежать. Теперь он ни за что меня не найдет!

Глава 2

Веревку заперли в нижний ящик письменного стола. Но с таким же успехом она могла бы лежать и наверху и шипеть на него, как змея, на которую была так похожа. Маркус рассеянно сдвинул в сторону бумаги. Может, пойти в отцовский кабинет? Когда отец здесь, в Лондоне, пользоваться его кабинетом неудобно. В последнее время граф почти не занимается семейными делами, но, несмотря ни на что, Маркус считал, что садиться за отцовский стол почти так же неприлично, как надевать его туфли.

Маркус продолжил писать письмо младшему брату. Он решил ничего не рассказывать Хэлу о случившемся, лишь упомянул вскользь, что отец перенес сердечный приступ и теперь отдыхает, а доктор уверен в том, что он выздоровеет — со временем и при надлежащем уходе.

Маркус не видел смысла волновать лейтенанта Хэла Карлоу. Судя по последним известиям, Хэл, который находился в Португалии с войсками Веллингтона[1], сейчас лежит в лазарете — его ранили саблей в бок. По словам брата, рана легкая, но воспалилась. В прошлом году 11-й легкий драгунский полк, в котором служил Хэл, прислали в Англию на переформирование. Хэл, как и следовало ожидать, задействовал все свои связи и, переведясь в другой полк, вернулся к месту военных действий.

Маркус понимал, что рассуждает как эгоист, и все же он невольно благодарил саблю, ранившую брата. Правда, выздоравливающий, скучающий и ничем не занятый лейтенант Карлоу — явление крайне опасное, Маркуса часто уверяли, что его брат — образцовый офицер, обладающий храбростью льва и созданный для великих свершений. В мирной жизни Хэл оставался избалованным ребенком, который как будто задался целью свести старшего брата с ума.

Хлопанье дверьми и крики напомнили Маркусу о том, что другие его близкие родственники тоже способны довести его до белого каления. Прислушавшись, он понял, что благоразумная мисс Прайс не позволяет Онории выкинуть какую-то глупость и одновременно защищает Верити от колкого язычка старшей сестрицы.

Маркус постарался представить себе храбреца, который отважится взять на себя заботы об Онории, но это ему не удалось. Скоро начнется Лондонский сезон[2], полный для старшей сестры неисчислимых возможностей подыскать себе хорошую партию; младшая же сестра, по своей наивности, способна пасть жертвой любого повесы.

За окном сгущался туман. Почти ничто не напоминало о безоблачном утре. Несмотря на то что в камине ярко пылал огонь, а слуги зажгли лампы, в комнате было сыро и промозгло.

Проклятая веревка! Маркусу очень хотелось расспросить о ней отца, но граф спал. Несомненно одно: веревка как-то связана с прошлым. Тогда графу Нарборо было столько же лет, сколько ему сейчас.

Маркус посмотрел на портрет отца, над камином. Лорда Нарборо изобразили в расцвете сил. Гордо расправив плечи, он смело смотрел на сына такими же, как у него, серыми глазами и сжимал эфес рапиры, которую он в молодости обнажал с такой же готовностью, с какой демонстрировал свое остроумие.

Джордж Карлоу и его друзья были свидетелями Французской революции. Они не зря опасались долгой и кровавой войны. Близкие к правительственным кругам, они распутывали многие сложные интриги и заговоры. Они тоже сражались, но не на поле боя, а в клубах и на балах. На их врагах не было военных мундиров; они одевались модно и со вкусом. С головой окунувшись в мир тайн и интриг, граф Нарборо лишился здоровья, душевного спокойствия и потерял ближайших друзей.

Маркус свернул письмо, отложил его и встал. Зачем девица, принесшая пакет, солгала, что ее фамилия — Смит? Невинное ли она орудие смуглого незнакомца, которого она так подробно описала, или же его соучастница?

Разумеется, ее фамилия не Смит, и это не единственная ложь. И все же Маркусу хотелось верить, что она не желала причинить им зло. Видимо, так он инстинктивно, по-мужски, отреагировал на ее замечательные зеленовато-карие глаза, на золотисто-каштановые волосы и голос, от которого у него по спине побежали мурашки. Маркус нахмурился. В таком деле следует включать ум, а не чувства!

И вовсе она не красива… Ее худоба чрезмерна. Она выглядит тощей даже в своем поношенном бесформенном платье и темной накидке. Ему никогда не нравились худые и костлявые женщины. Маркус позволил себе ненадолго отвлечься и с удовольствием вспомнил аппетитные формы мисс Дженсен. Прекрасная Памела наверняка примет его деловое предложение, она ясно дала ему это понять.

И потом, не к лицу джентльмену связываться с портнихой. Мисс Смит — порядочная молодая особа, а не гулящая девка, это понятно. Когда он подошел к ней вплотную, она зарделась и опустила голову. Такая не станет расплачиваться своим телом, чтобы избежать наказания.

Маркус подошел к книжному стеллажу, где совсем недавно стояла мисс Смит. Ему показалось, что он до сих пор ощущает слабый аромат ее мыла. Впрочем, наверное, у него просто разыгралось воображение. И у него давно нет любовницы. С предыдущей он расстался довольно давно, когда устал от ее сварливости и постоянных упреков. Если дома все наладится, можно уже сегодня вечером поехать к прекрасной Памеле и все уладить… И тогда он забудет о мисс Смит.

На диване что-то белело. Нагнувшись, Маркус взял тонкий соломенный жгутик, из которого торчала длинная нить.

Он позвонил.

— Питерс, спросите мисс Прайс, может ли она сейчас прийти сюда.

Компаньонка его сестер, как всегда спокойная и собранная, не заставила себя ждать.

— Что, Маркус? — Наедине они давно уже называли друг друга по имени; они заключили своего рода союз и вместе старались поддерживать в доме Карлоу порядок и благопристойность.

— Диана, что вы можете сказать вот об этом? — Он протянул ей жгутик.

— От шляпки… ни для чего другого не подойдет, слишком тонок. — Диана Прайс поднесла соломенный жгутик к глазам. — По-моему, отечественный. Очень хорошего качества, и плетение необычное. Никогда не видела ничего похожего. — Она дернула за торчащую из жгутика нитку и смерила Маркуса проницательным взглядом. — Наша утренняя гостья — модистка?