— Вот почему вы все время заставляете меня улыбаться.

— Я хочу, чтобы вы улыбались на портрете, но ваша улыбка мне нравится независимо от этого. Так что я хотела бы, чтобы вы почаще улыбались. Даже если бы я не писала ваш портрет.

Принцесса не говорила, что ей нравятся сеансы позирования, но это было ясно и без слов. Она больше не пропустила ни одного, а однажды даже сказала:

— Мадемуазель Коллисон, я вас очень прошу, не торопитесь заканчивать эту миниатюру.

Она хотела знать, что я намерена делать после завершения работы. Я сказала, что вначале поеду домой. Описала ей Коллисон-Хаус и его окрестности. Она слушала с живым интересом.

— Но вы же вернетесь во Францию?

— У меня здесь есть несколько заказов.

— И выйдете замуж за Бертрана де Мортимера.

— В будущем.

— Везет вам. Хотела бы я выйти замуж за Бертрана де Мортимера.

— Вы же его не знаете.

— Знаю. Я с ним несколько раз встречалась. Он красивый, обходительный… и добрый. Наверное, вы влюблены друг в друга.

— Полагаю, это достаточно веская причина для замужества.

— Вам не грозит брак по расчету.

— У меня нет громких титулов, а он, насколько я знаю, не слишком богат.

— Счастливые люди!

Принцесса вздохнула и снова погрустнела.

На следующий день она пришла на сеанс в крайне возбужденном состоянии.

— Я все расскажу сразу, — заявила она. — Нас пригласили на fкte champкtre. Вы знаете, что это такое?

— Моего знания французского языка достаточно, чтобы догадаться.

— Как это звучит по-английски?

— Ну… вылазка… пикник.

— Пикник. Мне это нравится. Пикник. — Она повторила это слово еще раз и засмеялась. — Но fкte champкtre звучит намного красивее.

— Согласна. Но расскажите мне об этом пикнике, на который вас пригласили.

— Это будет возле дома семьи Л’Эстранж, в их саду. Нас пригласила Иветта Л’Эстранж. У них очаровательный дом неподалеку от Сен-Клу. Они устраивают такой праздник каждый год. В саду ставят столы… еще там есть река, можно кататься на лодках и смотреть на лебедей. Это очаровательно. Иветта Л’Эстранж приглашает на этот… как вы сказали?.. пикник… самых лучших музыкантов.

— Вы приятно проведете время.

— И вы тоже.

— Я?

— Когда я сказала нас, то не имела в виду графиню. Нас с вами. Всем не терпится познакомиться со знаменитой художницей. О вас говорит весь Париж.

— Я вам не верю.

— Вы хотите сказать, что я лгу, мадемуазель? Позвольте сообщить вам, что барон так доволен миниатюрой, которую вы для него написали, что всем о ней рассказывает. И очень многие теперь сгорают от желания познакомиться с вами.

Я была потрясена. И не знала, следует ли мне радоваться или огорчаться. Пока я не доказала, на что способна, не нужно жаждать шумной славы. Миниатюра барона была подлинным успехом, но хотелось убедиться, что я способна повторить его. Желательно, чтобы известность возрастала постепенно. В то же время слышать восторженные похвалы было чрезвычайно лестно.

— Что вы наденете? — пожелала знать принцесса. — У вас ведь наверняка нет с собой специального платья дляfкte champкtre.

Я согласилась с тем, что, видимо, нет, и она сказала, что ее портниха могла бы за один день сшить для меня подходящее платье. Оно должно быть достаточно простым… как того требовал данный случай.

— Что-то вроде Марии-Антуанетты в роли пастушки, — заметила я.

— Похоже, вы неплохо знаете нашу историю. Гораздо лучше, чем я.

— Возможно, она еще заинтересует вас и вы захотите знать больше.

— Но я знаю совершенно точно, какое вам нужно платье. Муслиновое, в цветочек… вам пойдет зеленый цвет… и белая соломенная шляпа с зелеными лентами.

Она оказалась верна своему слову, и на следующее утро платье было готово. Правда, оно было сшито не из муслина, а из тонкого хлопка, по которому были рассыпаны не цветочки, а маленькие зеленые колокольчики. Но это не имело значения. Было очень трогательно наблюдать, какие усилия принцесса прилагает к тому, чтобы на fкte champкtre я выглядела, как положено.

Мы поехали в одном экипаже. В ней чувствовалась какая-то бесшабашность, которая меня несколько озадачивала. Какой же она еще ребенок, думала я, если подобное развлечение способно вытеснить из ее сознания все горькие мысли о предстоящем замужестве. Было ясно, что она умеет жить сегодняшним днем, и это меня только радовало.

Погода была теплой и солнечной. Меня сердечно приветствовала Иветта Л’Эстранж, красивая молодая женщина, намного моложе своего мужа. Еще там был ее пасынок Арман, лет, наверное, двадцати.

Ко мне подходили разные люди, говорившие о том, что им хорошо известно, какой замечательный портрет я написала для барона де Сентевилля. Им также не терпелось взглянуть на портрет, над которым я работала сейчас.

Все это очень приятно.

В саду были расставлены столы, и слуги уже начинали сервировать их. Легкий ветерок играл белыми скатертями. Из больших корзин извлекались котлеты, холодная оленина, цыплята, пирожки и сладости. В бокалах искрилось вино.

И тут меня подстерег сюрприз.

За спиной кто-то произнес:

— Быть может, сядем рядом?

Я резко обернулась. Мне улыбался Бертран.

Он взял мои руки и крепко сжал их. Затем поцеловал меня в каждую щеку.

— Кейт, — произнес он, — как же я рад вас видеть!

— А вы…

— Знал ли я, что вы будете здесь? — Он кивнул. — Иветта Л’Эстранж — близкая подруга моей матери. Она тоже здесь. С моим отцом и сестрой. Они очень хотят познакомиться с вами, только не могут понять, что во мне могла найти такая знаменитая леди.

— Знаменитая! — воскликнула я. — Да ведь это только после того, как… — Я запнулась, не желая упоминать барона в такой день. Ведь он предназначался исключительно для веселья.

Погода была просто идеальной. Солнце пригревало, но не палило. Элегантные мужчины и женщины… они все были такими красивыми, и так милы со мной. Прекрасный день.

Меня очень тепло приняла семья Мортимеров. Только теперь стало ясно, что я действительно хочу этого замужества. Я впервые в полной мере ощутила такую уверенность. Прежде казалось, что я попросту поддалась влиянию свежих впечатлений и приняла симпатию за любовь. К тому же все вокруг коренным образом отличалось от того, к чему я привыкла с детства, потому была ошеломлена, ослеплена, сбита с толку обычаями другой страны и людьми, ничуть не похожими на тех, которые окружали меня в Фаррингдоне. Но сейчас я почувствовала себя здесь как дома, и это ощущение подарила мне семья Бертрана.

Я долго беседовала с его матерью, которая сказала, что хорошо понимает мое нежелание спешить со свадьбой. Она объясняла это и нетерпеливому Бертрану.

— Все случилось очень быстро, моя дорогая. Вас просто закружил водоворот событий. Поезжайте домой и расскажите там обо всем… и тогда, на большом расстоянии, поймете, насколько все это соответствует вашим представлениям о супружеском счастье, — сказала она.

Я была в восторге от нее. Мне несказанно понравились отец и сестра Бертрана. Они держались так естественно и непринужденно, хотя были чрезвычайно элегантны. Среди них я чувствовала себя счастливой.

— Вы должны привезти к нам в гости своего отца, — сказал отец Бертрана. — Наши семьи должны познакомиться и породниться.

— Мне это кажется великолепной идеей, — ответила я.

Здесь уже накапливались новые заказы, но прежде всего я хотела съездить домой, потому что меня тревожили мысли об отце.

Мать Бертрана горячо одобрила это стремление.

День был безоблачным и наполнял душу ликованием. Казалось, я знаю, какое будущее меня ожидает, и была счастлива. Почти.

Но ближе к вечеру произошли события, немного встревожившие меня. Мы с Бертраном решили взять лодку, чтобы прокатиться вниз по реке. Я расположилась на корме в тени зонтика, а Бертран сел на весла. Он весело улыбался и говорил о нашей будущей совместной жизни. Постепенно мы перешли на «ты».

— Мы будем небогаты, — произнес он с мягкой улыбкой. — Но ты будешь продолжать заниматься живописью и заработаешь много денег.

— Надеюсь, у меня получится.

— Однако ты будешь это делать не ради денег, а из любви к искусству, верно? Кейт, я хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому никогда не встану между тобой и искусством. Одна из комнат в Мортимере будет твоей студией.

— Великолепно.

Поистине замечательный день.

— Ты объяснишь, как там все должно быть, когда приедешь погостить к нам. Мама сказала, что ты пообещала приехать… вместе с отцом. Быть может, тогда мы обо всем подробно и поговорим.

— О студии?

— О нашей свадьбе. И о студии тоже.

— Хорошо бы найти похожую на «солнечную» комнату в Сентевилле.

Это было бестактно. Я бросила зловещую тень на идеальный во всех отношениях день. Мне не следовало упоминать Сентевилль.

Бертран нахмурился, и я увидела в его глазах гнев. Сжав кулаки, он произнес:

— Я хотел бы его убить.

— Не думай о нем… в такой чудесный день.

Но Бертран не мог не думать.

— Если бы ты только видела! Он сидел и улыбался. «Я хочу пристроить ее, — говорил он. — Я люблю Николь. Тебе она тоже нравится. Ты от этого только выиграешь…» Я не верил своим ушам.

— Забудь, — мягко проговорила я. — Все это уже в прошлом. Ты ему ясно дал понять, что такое предложение попросту подло и низко.

— Я думал, он меня убьет. Ему ведь нечасто приходится с таким сталкиваться. Я сказал: «Оставь себе своих использованных любовниц. Я не прикоснусь ни к одной женщине, побывавшей в твоей постели. Меня будет тошнить от одного ее вида. Я постоянно буду представлять ее вместе с тобой…»

— Забудь, — взмолилась я. — С этим навсегда покончено.

Но Бертран не мог остановиться.

— Он сказал: «Не будь глупцом и женись на моей любовнице. Это сделает тебя человеком». И тут я будто сошел с ума. Я кричал: «Никогда, никогда, никогда…» А потом ушел. Думаю, с ним еще никто так не разговаривал.

— Ты сказал все, что должен был сказать. А теперь забудем о нем. Тебе незачем с ним встречаться, ты больше никогда его не увидишь. Он может попытаться навредить тебе. Но как? Финансово? Ерунда. Нам не нужны его деньги. Я буду писать миниатюры. Нас ждет прекрасная жизнь.

Он улыбнулся мне и продолжил грести, но уже молча.

День утратил свое очарование.

Второе происшествие касалось принцессы.

Я увидела ее, когда она выходила из рощицы на берегу реки, держа за руку Армана Л’Эстранжа. Раскрасневшаяся и безмерно счастливая. Она держалась так, будто бросала вызов всему миру, при этом давая понять, что ей нет до него никакого дела. На какое-то мгновение мне стало страшно, но потом я сказала себе: она всего лишь дитя.

На обратном пути мы молчали. Проехали Булонский лес, миновали Триумфальную арку, и я думала о том, как прекрасен этот город даже в глубоких сумерках. Наконец мы приблизились к особняку на улице Фобур Сент-Оноре.

Принцесса нарушила молчание.

— Какой волнующий день! Мне кажется, для нас обеих. Теперь все решено. Вам суждено стать мадам де Мортимер. Что же касается меня… кто знает?

Она была так счастлива. Я не собиралась дважды за один день совершать одну и ту же ошибку, упомянув барона.

* * *

На следующий день после fкte champкtre принцесса чувствовала себя плохо. Она была бледной, вялой и угрюмой. Бедная девочка, думала я. Ее так тревожит грядущее замужество, и никак не удается забыть о том, что оно неотвратимо приближается. Сейчас она никак не походила на хорошенькую девушку, которая начинала проявляться на миниатюре. Мари-Клод не была красавицей, черты ее лица неправильны, а нижняя часть его казалась тяжеловатой. Только радость делала ее привлекательной, и когда я вспоминала о лучащейся счастьем девушке на fкte champкtre, она и близко не напоминала эту бледную тень в углу громадной кровати.

Мари-Клод не выходила из своей комнаты, так что сеансы пришлось отменить.

Однако она просила меня посидеть с ней, что я с радостью делала. Временами казалось, что она готова довериться мне, но я не подталкивала ее к этому, зная, что разговор пойдет прежде всего о страхах, связанных с грядущим замужеством, а тут я ничем не могла помочь. Продолжать утверждать, что браки по расчету зачастую оказываются счастливыми, было чересчур банально. Я пыталась поставить себя на ее место. В подобной ситуации следовало бы активно действовать, но разве я имела право подстрекать к бунту эту беспомощную маленькую принцессу?

Я беседовала с ней на разные темы, рассказывала о своем доме, о жизни, которую мы вели в Фаррингдоне, и подчас мне удавалось вызвать улыбку на ее губах.