— Этому все будет нипочем.

Я поняла, что родился сын.

Когда его положили мне на руки, Николь стояла рядом и гордо улыбалась. Она сообщила мне, что он очень большой и весит девять фунтов, а также то, что он просто идеален.

— Он далеко пойдет… наш мальчик, — добавила она.

Она боготворила его с момента рождения, и теперь мы говорили только о нашем изумительном малыше.

— Как ты его назовешь? — спросила Николь. На мгновение мне показалось, что она хочет предложить имя Ролло, и я почувствовала, как во мне вскипает гнев.

— Кендал… в честь моего отца, — быстро ответила я. — Его имя должно начинаться с буквы К… на всякий случай…

Она засмеялась.

— Ну конечно же, он должен быть Кендалом! У него должны быть магические инициалы на тот случай, если он вдруг окажется великим художником!

Она сидела рядом, укачивая его, а я не могла на него налюбоваться. И приятно было видеть Николь такой счастливой.

Затем она отдала его мне, и я, прижав сына к груди, поняла, что все, случившееся со мной в прошлом, стоило радости его рождения.

Воздушный змей

Я и представить себе не могла, что можно быть такой счастливой. Прошло уже два года со дня рождения моего сына, который с каждым днем становился все крепче и красивее, не переставая изумлять нас с Николь. Его первый зубик, первая улыбка, первое произнесенное им слово, тот момент, когда он впервые стоял без поддержки, покачиваясь на пухлых ножках, все это доставляло нам необыкновенную радость, тем более бурную, что мы щедро делились ею друг с другом.

Вся наша жизнь вращалась теперь вокруг него. Первым словом, которое он произнес, было собственное имя, прозвучавшее в его устах как Кенди. Впоследствии он довольно часто его произносил. Кендал был очень умным ребенком и не мог не осознавать собственной значимости. Иногда мне казалось, что он считает, будто весь мир создан исключительно для него.

Каждое утро, пока я работала в мастерской, он находился на попечении Николь. Число заказчиков постоянно росло, и дни, когда у меня не было работы, выдавались крайне редко. Меня это радовало, поскольку теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что Кейт Коллисон — известный и признанный обществом художник. Заказчики приезжали даже из других городов, а это свидельствовало о том, что моя слава вышла за пределы Парижа.

— Отлично, отлично, — произносила с улыбкой Николь. И неизменно добавляла: — Что я говорила!

Она оказалась права во всем. А я, как мать самого очаровательного в мире ребенка, могла позволить себе отбросить все сожаления и безмятежно наслаждаться своим счастьем.

Раз в месяц я писала отцу, рассказывая о своих успехах. Он был в восторге от того, как у меня идут дела, и, конечно же, понимал, что мне не удается выкроить время для поездки домой. Его зрение неуклонно ухудшалось, так что отец не чувствовал себя в силах предпринять поездку в Париж. Единственной его отрадой были письма. Он был в восторге от моих достижений и считал, что мне, женщине, невероятно повезло получить поддержку такого человека, как барон, а кроме того еще и открыть в Париже собственную мастерскую.

«Моя милая Кейт! — писал отец. — Я все время думаю о тебе и безмерно горжусь тобой. Твой успех — единственное, что может заставить меня смиренно принять свою участь».

Я тоже много думала о нем. Он был счастлив в Коллисон-Хаус, и я проникалась все большей благодарностью к Клэр за то, что она ухаживала за моим отцом с такой любовью. Он часто упоминал ее в своих письмах. Было ясно, что как дом, так и отец находятся в хороших руках. Лучших рук я и желать не могла.

У меня не было никаких серьезных проблем. Я старалась не думать о бароне, а когда изредка допускала его в свои мысли, то с единственной целью напомнить себе, что хотя он и обошелся со мной самым мерзким образом, все же благодаря ему я получила заказчиков и сына. То, что мой ребенок отчасти принадлежит и ему, как-то не укладывалось у меня в голове. Всякий раз, когда эта мысль вторгалась в мое сознание, я тут же старалась ее отогнать. Однако с тревогой замечала, что Кендал все больше начинает напоминать своего отца. Было ясно, что он будет высоким и широкоплечим, к тому же его волосы уже были очень светлыми, а глаза серо-голубыми. Я утешала себя тем, что мой сын будет воспитан совершенно иначе. Он не будет походить на того человека. Он проникнется совсем другими ценностями и, очень может быть, станет художником…

Кендал любил сидеть в мастерской и наблюдать за тем, как я работаю, хотя, конечно, когда приходили заказчики, я его уводила. Он потребовал, чтобы я дала ему краски, и теперь постоянно рисовал что-нибудь.

Это было счастливое время, и, видя его русую головку, склоненную над листом бумаги, я думала, что все мои жертвы были не напрасны. Кендал оправдывал все.

Однажды утром я работала в мастерской, а Николь повела малыша на утреннюю прогулку в Люксембургский сад. Моей моделью была молодая женщина, которая хотела подарить свой миниатюрный портрет мужу на день рождения. Я познакомилась с ней на одной из вечеринок Николь, как, впрочем, и со многими другими заказчиками. Она болтала без умолку, что меня вполне устраивало. Мне нравилось улавливать смену настроений на лицах моделей…

Внезапно она сказала:

— Входя в дом, я встретила мадам де Сент-Жиль с вашим сынишкой.

— Они шли на утреннюю прогулку.

— Прелестный маленький мужчина!

Я бывала без меры счастлива, когда кто-нибудь начинал хвалить Кендала.

— Я тоже так думаю, но вы же знаете, что материнская любовь бывает слепа.

— Нет никаких сомнений в том, что он красивый ребенок. Дети — это так прекрасно. Надеюсь, что у меня тоже будут дети… со временем. Конечно, я еще молода. Но и вы тоже молоды, мадам Коллисон. Должно быть, вы вышли замуж в очень юном возрасте. Но как это грустно… то, что ваш муж так и не увидел своего сына.

Я молчала.

Она продолжала:

— О, простите! Мне не следовало так говорить. Ведь это наверняка очень больно… даже сейчас. Простите меня!

— Ничего страшного.

— Говорят, что время лечит, и у вас есть такой милый сынишка. На прошлой неделе мой муж ездил в Сентевилль. И ночевал в замке…

Моя кисть зависла над пластиной из слоновой кости. Я не могла позволить ей дрогнуть. Каждый штрих был очень важен.

— Так что же? — пробормотала я.

— Он говорит, что принцессе постоянно нездоровится. Как я поняла, это у нее уже давно… Все началось после родов.

— После родов? — услышала я свой голос.

— Ах, разве вы не слышали? Прошло столько времени… Ребенку уже, должно быть, столько же, сколько и вашему малышу. Вы, кажется, говорили, ему два года? Да, да… наверное, они родились почти одновременно.

— Я не знала, что у них родился ребенок.

— Мальчик. Слава Богу, мальчик. Я слышала, что здоровье принцессы может не позволить ей иметь других детей.

— Очень жаль, ведь она еще так молода.

— О да, очень молода. Но роды были тяжелыми. Как бы то ни было, а у них теперь есть сын.

— Вы его видели?

— Мельком. Он показался мне довольно болезненным.

— Это удивительно.

— Да, можно было бы ожидать, что сын барона будет похож на своего отца, не правда ли?

— Как они его назвали? — спросила я. — Наверное, Ролло.

— О нет, нет. Так зовут барона.

— Я слышала, что его так зовут, и предположила, что ребенка назвали в его честь.

— Нет, малыша зовут Вильгельм.

— А, Вильгельм Завоеватель.

— Эта несчастная кроха никак не похожа на завоевателя. Но я слышала, что дети часто перерастают свои болезни.

— Да, я тоже такое слышала.

— О своем малыше вы можете не тревожиться, он — олицетворение здоровья.

После этого я была вынуждена закончить сеанс. Перед моими глазами то и дело всплывал образ принцессы, заточенной в этой суровой крепости. Она ее так боялась… Кроме того, ей пришлось именно там вынашивать ребенка и тяжко страдать при родах, подорвавших ее здоровье. Вряд ли это обрадовало барона. Его наследник, Вильгельм Завоеватель, слабый и болезненный ребенок…

Позже, в тот же день, когда мы с Николь остались одни, я рассказала об этом разговоре. Она лишь кивнула.

— Ты знала? — спросила я.

— Я слышала об этом.

— И ничего не сказала мне.

— Нет, учитывая то, как ты взрываешься всякий раз, когда я упоминаю его имя. Кажется, ты до сих пор не успокоилась.

— И, тем не менее, я предпочла бы узнать об этом от тебя.

— Постараюсь учесть это в следующий раз, когда услышу новые сплетни.

— Пожалуйста, не забудь. Я хочу быть в курсе событий…

— Даже если речь идет о… некоторых людях?

— Да, даже о них. Как вы сегодня погуляли?

— Очень хорошо. Кендал начинает интересоваться скульптурой. Ему очень понравилась статуя Шопена, и мне пришлось рассказать все, что я знаю об этом композиторе. Даже напеть отрывки из его произведений. Боюсь, это звучало ужасно, но Кендалу понравилось.

Несколько недель спустя меня ожидало потрясение. Кендал пробудился после дневного сна и, как всегда, был полон энергии. Последнее время мы просто не поспевали за ним, и Николь часто говорила, что, когда он ползал, справляться с ним было намного проще. Они с Николь гуляли все утро, а я пообещала повести его на прогулку после дневного сна. Мы отправились в магазин, где я обычно покупала кисти. Сделав необходимые покупки, мы вернулись домой.

Еще у входа я услышала, что Николь с кем-то оживленно разговаривает. Гости, подумала я, и уже собралась вести Кендала наверх, в наши комнаты, когда появилась Николь. Она выглядела обеспокоенной.

— Кейт, — произнесла она, — приехал твой отец.

Я замерла на месте, не в состоянии поверить в то, что поняла ее правильно. В этот момент в дверях появилась Клэр.

— Кейт! — Она подбежала и обняла меня. Вслед за ней в холл вышел отец. Кендал с любопытством смотрел на гостей. Необходимо было срочно принять какое-то решение.

— Отец! — воскликнула я, и мы обнялись.

— У нас для тебя новости. Мы должны были сообщить их тебе лично… — произнес отец.

— Какой милый мальчуган! — воскликнула Клэр.

Я почувствовала, что заливаюсь краской, при этом утратив дар речи. Разумеется, я часто представляла себе, как рассказываю отцу о Кендале, понимая, что не смогу вечно хранить в тайне существование своего сына. Но подумать не могла, что это будет происходить вот так…

— Нам предстоит долгий разговор, — наконец проговорила я. — Николь, отведи его, пожалуйста, наверх. Он сможет познакомиться с моим отцом немного позже.

— Я хочу увидеть его сейчас, — заявил Кендал.

— Ты уже увидел его, милый. Вначале я должна с ним поговорить.

Николь решительно взяла малыша за руку и увела прочь.

Вместе с отцом и Клэр мы вошли в salon.

— Вначале сообщите мне ваши новости, — произнесла я, одновременно подыскивая слова, которыми смогла бы объяснить существование Кендала.

— Мы с Клэр поженились! — выпалил отец.

— Поженились!

— Три недели назад. Мы не стали сообщать тебе, зная, что ты слишком занята и не сможешь приехать на свадьбу. В общем, мы решили не создавать тебе лишних трудностей, а преподнести сюрприз, совершая свадебное путешествие.

— Ах, отец! — только и смогла вымолвить я.

— Ты не рада, — быстро произнесла Клэр.

— Конечно же, рада. Думаю, это замечательно. Никто не сможет позаботиться о нем лучше, чем ты.

— Я хочу заботиться о нем, — с чувством произнесла она. — Особенно сейчас…

Отец улыбался, неопределенно глядя в мою сторону, и я поняла, что он очень плохо видит.

Я медленно произнесла:

— Как вы уже догадались, у меня тоже есть что вам рассказать.

— Ты хочешь поговорить с отцом наедине? — спросила Клэр.

Я покачала головой.

— Нет, Клэр. Ты член семьи. А этот маленький мальчик — мой сын.

В комнате повисло гнетущее молчание.

— Не знала, как вам рассказать, — быстро промолвила я. — И не могла даже приехать в гости…

— Ты замужем? — спросил отец.

— Нет.

— Я… все понял.

— Нет, — возразила я. — Я так не думаю.

— Что случилось с Бертраном? Ты собиралась выйти за него замуж.

— Отец моего ребенка не Бертран.

— Кто же?

— Бедная, бедная Кейт! — прошептала Клэр.

— Нет! — с жаром воскликнула я. — Не бедная. Так случилось… и теперь, когда у меня есть малыш, я ни о чем не жалею.

Отец был совершенно растерян.

— Но ты же должна была выйти замуж…