Но она уже затихла.

— Эта дама была слишком тяжело ранена, — сказала сестра. — У нее не было никаких шансов.

И закрыла ей глаза.

Спотыкаясь, я вышла на улицу. Что происходит? Николь умерла… Но еще утром она была жива и здорова… мой самый близкий друг, на которого я привыкла во всем полагаться. А теперь ее нет… Я и раньше знала, какой жестокой бывает жизнь, но никак не предполагала, что трагедия может разразиться так неожиданно.

«…Чтобы удачи у вас было больше, чем здравого смысла». Я вспомнила теперь его слова. Он приходил за нами. Он любил нас… все это время. Вовсе не дружба привела ко мне Николь. Она это сделала по его просьбе.

А теперь Николь умерла. Как я скажу Кендалу, что он никогда больше не увидит Николь? Как я смогу забыть, что это из-за меня она осталась в Париже? Если бы не я, она сейчас была бы жива.

Весь ужас происшедшего с огромной силой обрушился на меня. Следующий орудийный выстрел, подобный тому, который унес жизнь Николь, мог в любую секунду убить любого из нас! О Боже! — подумала я. — Кендал!

И бросилась бежать со всех ног.

Дом по-прежнему стоял на своем месте. Я уже была готова застать его в руинах.

Война. Кругом война. Никогда не думала, что меня это может коснуться. Теперь она пришла и принесла с собой горе, разрушения, кровь, смерть… искалеченные жизни.

Я вбежала в дом с криками:

— Жанна! Кендал! Скорее! Где вы?!

Появилась Жанна. Ее лицо было смертельно бледным.

— Где Кендал? — спросила я.

— Его нет… он в безопасности, — ответила она. — Мсье из сада…

Комната вихрем закружилась вокруг меня. От страха я едва не потеряла сознание.

— Он пришел сразу после вашего ухода и сказал, что мальчику не место в Париже. Нужно спасти его, увезти в безопасное место. Я пыталась… но он просто забрал его.

— А Кендал…

— Заявил, что никуда не поедет без мамы… но он поднял его… и унес.

Я закрыла лицо руками.

— Этого не может быть, — прошептала я. — Он забрал его в Сентевилль. Я должна ехать за ним. О, Жанна… Николь умерла.

Она растерянно уставилась на меня.

— Да… У меня на глазах, — с трудом выговорила я. — А… в это время он пришел и забрал моего сына. Жанна, я должна ехать за ним. Туда, в замок… Поехали со мной. Здесь нельзя оставаться. Если бы ты видела Николь…

— Но как мы туда доберемся?

— Не знаю, но нужно немедленно отправляться в путь. Нельзя терять ни минуты. За ним, за ним!

Я вбежала в свою комнату, собрала все деньги, которые были в доме, надела пелерину. Чтобы справиться с этой ужасающей ситуацией, нужно было действовать, и действовать незамедлительно.

Внизу меня ожидала Жанна.

— Пойдем же! — воскликнула я.

Вдруг распахнулась входная дверь. На пороге стоял барон, держа за руку Кендала.

Я вскрикнула, подбежала к сыну, упала на колени и обняла его. На лице ребенка читалась растерянность, но было ясно, что он тоже безмерно рад.

— Время, — сказал барон. — Вы одеты. Где Николь? Позовите ее.

Несколько мгновений я смотрела на него, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Поспеши! — закричал он. — Через несколько часов город будет в осаде… если он уже не окружен. Зови Николь… скорее!

— Николь умерла, — прошептала я, — я только что от нее.

— Умерла?!

— В больнице. Ее ранило… тем… снарядом. Я оставалась с ней, пока она еще…

Он был потрясен. Я впервые увидела, что он может страдать.

— Николь… мертва… Ты… ты не ошибаешься?

— Несколько минут назад. Я была с ней, поэтому вы не застали меня…

Я отвернулась.

— Она была хорошая… самая лучшая… — услышала я его шепот.

Затем барон взял себя в руки.

— Пойдем. У нас нет времени. — Он обернулся к Жанне. — Ты тоже. Здесь оставаться нельзя.

Мы вышли на улицу. Вокруг не было ни души. Обстрел заставил всех разбежаться по домам.

— Неподалеку ожидают лошади, — сообщил барон. — Надо как можно скорее убираться отсюда. Вперед! Вперед!

Мы добежали до конца улицы, когда разорвался еще один немецкий снаряд.

Это был самый страшный момент в моей жизни. Снаряд угодил в здание, мимо которого мы в этот момент бежали. Время как будто замедлило свой ход. Я увидела, как здание закачалось, подобно пьяному прохожему, а потом начало оседать… как-то неправдоподобно медленно… Его фасад буквально сползал на тротуар. На моих глазах разворачивалась… катастрофа. Кендал замер и, как завороженный, смотрел на рассыпающееся здание. Я услышала крик барона. Мальчик обернулся, но было уже поздно.

В это самое мгновение раздался оглушительный грохот.

Кендал лежал на земле. Сейчас на него обрушится гора обломков. Я бросилась к нему… но барон меня опередил. Он бы не успел оттащить в сторону малыша… поэтому упал на него и накрыл своим телом.

Я закричала. Несколько секунд ничего не было видно, кроме облака пыли.

— Кендал! — в отчаянии звала я.

Затем упала на колени и принялась разгребать обломки, продолжая звать Кендала.

Он выбрался из-под тела барона и поднялся на ноги. Я обезумела от радости, увидев, что малыш ничуть не пострадал.

Но барон продолжал лежать среди кирпичей… молчащий и неподвижный.

Его правая нога была неестественно вывернута. Он не шевелился, и я подумала, что он умер. Противоречивые чувства овладели моей душой. Сегодня утром я уже видела смерть. Но это не могло, не должно было случиться с бароном. С кем угодно, только не с бароном. Он был неуязвим.

— Нужно позвать на помощь, — сказала я.

Люди уже начали выходить из своих домов, и вскоре вокруг нас собралась небольшая толпа. Я не могла оторвать глаз от неподвижно лежащего передо мной человека в окровавленной одежде. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты. Я физически ощутила ледяную пустоту в душе.

Николь, мой верный друг, только что покинула меня навсегда, и я осознала это. Но я никак не могла себе представить, как буду жить без барона. Кого же тогда бояться, бранить, ненавидеть?

Кто-то принес лестницу, и его погрузили на нее, как на носилки. Они сказали, что отнесут раненого в больницу.

— Несите в мой дом, — импульсивно предложила я. — Там будут ухаживать за ним. И… позовите какого-нибудь врача… скорее… скорее…

Барона занесли в дом.

— Он умер? — спросил Кендал.

— Нет! — с жаром воскликнула я. — Нет… он не мог умереть… этого не может быть!

* * *

Это было началом осады Парижа, той осады, которая стала самым трагическим и унизительным событием в истории этого великого города.

Но тогда я напрочь забыла о войне, всецело посвятив себя своему пациенту. Врач определил, что у барона раздроблена кость правой ноги. Можно было надеяться на то, что он еще сможет ходить, хотя бы с помощью палки. Ни один жизненно важный орган не пострадал, потеря крови также не была угрожающей. Оправившись от шока и залечив травмы, барон сможет вернуться к полноценной жизни, хотя хромота уже никогда не оставит его.

Всю первую ночь я провела у его постели. Он не приходил в себя, и мы тогда еще не знали, насколько серьезны полученные повреждения. Я была рада, что его не забрали в больницу. После обстрела туда поступило много пострадавших, к тому же ожидались новые жертвы, поэтому врач не стал настаивать на госпитализации. Я заявила, что сама буду ухаживать за пациентом, а Жанна изъявила готовность мне помогать. Врач был чрезвычайно рад предоставить нам эту возможность.

Он показал, как следует делать перевязку. Рана привела меня в ужас. Я знала, что барону очень больно, но он стоически вытерпел все, что я делала. Собственно, иного я от него и не ожидала.

Мы с Жанной перенесли свои кровати вниз, так что теперь все находились на одном этаже и недалеко друг от друга. Меня преследовал изнуряющий страх разлуки с Кендалом.

Наступила ночь. Все обреченно ждали новых обстрелов. Однако все было тихо. Пока.

Эта ночь у постели раненого была очень тревожной. Не верилось, что еще сутки назад я спокойно спала в своей постели, а Николь все еще была жива…

Больше всего я боялась за Кендала. Снова и снова вспыхивало в сознании то ужасное мгновение, когда я поняла, что на ребенка сейчас обрушится стена. И если бы барон не защитил его, прикрыв собственным телом… моего малыша, несомненно, раздавило бы насмерть.

Было странно осознавать, как многим я обязана этому человеку. Самыми большими в моей жизни унижениями… а теперь… самым большим счастьем — жизнью моего сына.

У меня в ушах продолжал звучать голос Николь: «В нем много хорошего. Ты должна понять это». Да, я уже увидела нечто хорошее. Он пришел, чтобы увезти, спасти нас… рискуя, как потом оказалось, собственной жизнью. И он спас моего сына.

Я просидела возле него всю ночь, в темноте, не зажигая свечей. Несколько дней назад Николь сказала, что мы должны экономить свечи… что должны экономить буквально все. Нас наверняка ожидали серьезные лишения.

Я сидела, глядя на неподвижные очертания его фигуры, пока за окном не заалела заря. Тогда я увидела, что мертвенная бледность сошла с его лица, на котором теперь стали проявляться признаки жизни. Дыхание стало более ровным. Я поняла, что он выживет, и вздохнула с непередаваемым облегчением.

А потом долго размышляла. Слишком много событий произошло за столь краткий промежуток времени. Я знала, что смерть всегда ходит рядом, но сейчас она приблизилась вплотную. Николь всегда казалась мне такой живой и энергичной… а потом она шла по улице, ее ранило осколком снаряда и… конец. А барон! То же самое вполне могло произойти и с ним.

Это была война. Я отмахивалась от нее, не проявляла к ней ни малейшего интереса, считала дурацким мужским развлечением, из которого никогда не выходит ничего хорошего, и только. Но на войне еще и погибают люди… близкие люди просто выходят на улицу и… не возвращаются домой.

Я вздрогнула. Барон смотрел на меня.

— Кейт, — слабым голосом произнес он.

— Как вы себя чувствуете?

— Странно. Очень странно…

— Это был снаряд. На вас упала стена.

— Я помню… Малыш?

— Невредим.

— Слава Богу.

— Спасибо также и вам.

Улыбка тронула его губы, и он опять закрыл глаза.

Я почувствовала, как на мои собственные глаза наворачиваются слезы. Он выздоровеет. Он и в самом деле неуязвим.

Было радостно сознавать, что он с нами. Одно присутствие этого человека, в котором сейчас едва теплилась жизнь, создавало ощущение безопасности и покоя.

В комнату заглянул Кендал. Я протянула руку, и он подбежал ко мне.

— Он спит?

Я кивнула.

— Он тяжело ранен?

— Видимо, да.

— Как ты думаешь, он захочет пойти со мной завтра в сад, чтобы поиграть со змеем?

— Только не завтра, — ответила я. — Но когда-нибудь… вполне возможно.

* * *

Все последующие дни были посвящены только барону.

Когда обстрелы прекратились, все вздохнули с облегчением, хотя наступившая тишина казалась лишь зловещим предгрозьем. Первые дни барон в основном спал. Врач прописал ему какое-то снотворное. Это был очень добросовестный молодой человек, искренне озабоченный возникшей ситуацией.

— Мы ожидали большой поток раненых, — говорил он, — но, видимо, неприятель понял, что от такой тактики мало проку. Немцы, конечно, могут продолжать обстреливать Париж, но он ведь очень большой, а жители, видя, как враг уничтожает их город, лишь сильнее ожесточаются и обретают решимость защищать его до последней капли крови. Эти пруссаки умеют воевать, и я думаю, что они попытаются, не расходуя снарядов, попросту заморить нас голодом.

— Мрачная перспектива.

— Безусловно. А этим Бонапартам придется за многое держать ответ.

Он был убежденным республиканцем. Меня политика совершенно не интересовала, но я была безмерно благодарна ему за помощь.

Жанна каждое утро отправлялась на поиски съестного, а когда она возвращалась, мы с радостным волнением распаковывали ее корзинку. В доме был изрядный запас муки, из которой можно было печь хлеб. Это позволило бы какое-то время продержаться, если бы закончились все остальные продукты.

Днем я обычно гуляла с Кендалом, а Жанна оставалась дома, чтобы в случае необходимости оказать помощь барону. Я никогда не уходила далеко и, конечно же, не спускала глаз с Кендала.

Объяснив ему, что случилось с Николь, я еще раз изумилась тому, как легко дети приспосабливаются к обстоятельствам. Похоже, он понял, что идет война, которую французы уже проиграли, вследствие чего все мы очутились в осажденном городе.

Полки магазинов были практически пусты, так как большинство продуктов раньше завозилось из окрестных деревень. Тогда мы часто слышали, как грохочут по мостовой подводы, направляясь на рынки и в магазины. Теперь никто не приезжал в Париж и никто не мог его покинуть.