Пола Куин - Лорд-обольститель

Уинчестер, Англия

1072 год

Леди Танон Ризанде набрала в легкие как можно больше воздуха и хотела крикнуть, да так громко, чтобы отец услышал ее и пришел на помощь. Но тут в плечо ударил камень, и крик превратился в визг. Она покачнулась на толстой ветке дерева, и большие зеленые глаза округлились от ужаса. Руки заметались в поисках чего-нибудь подходящего, за что можно было уцепиться, но через мгновение Танон уже упала на землю.

От удара перед глазами замелькали звезды, и Танон чуть не вырвало. Было бы здорово, если бы ее вырвало прямо на Роджера де Куртене, подумала она, выплевывая изо рта несколько стебельков летней травы и кусочек гравия.

Танон услышала смех Роджера и подняла голову, чтобы в одном взгляде выразить всю свою злость. Вернее, она хотела бы выразить. Oui,[1] именно так, как сделал это ее отец, когда чуть не сломал зуб о камень, который оказался в хлебе. Она попыталась раздуть ноздри, а потом посмотреть исподлобья мрачным и пугающим взглядом – так, как ее учил Вильгельм. Но вместо этого нижняя губа вдруг начала дрожать, а глаза наполнились слезами.

Смех Роджера стал еще громче. Он просто задыхался от смеха, показывая на нее пальцем и держась за живот. Танон чувствовала себя униженной, даже если бы у него не было зрителей, но, к вящему удовольствию Роджера, их у него имелось в достатке. На нее смотрели почти все дети, что жили в Уинчестерском замке. Танон могла простить Хилари и Джейни Пендлтон за их смех, они были немного младше ее и не понимали, что плохо поступают. Генри и Томас Дрейк явно нервничали, пока Роджер кидался в нее камнями. Но, как и остальные дети, ничего не сказали. Пусть лучше кидается в Танон, чем в них. Они все боялись Роджера. Танон тоже его боялась. Но не из-за страха она сейчас не подняла камень и не бросила его в Роджера. Она не хотела, чтобы тот пожаловался на нее своему отцу, графу Блэкберну, потому что его отец рассказал бы об этом королю. А Танон не хотела, чтобы Вильгельм злился на нее. Она не боялась Вильгельма. О, nоn,[2] она любила короля почти так же сильно, как любила своего собственного отца. Он лучше всех умел строить страшные гримасы. У него они получались даже лучше, чем злобный оскал у Элсбет, камеристки мамы.

Танон знала, что Роджер ее невзлюбил. Она не только отказывалась участвовать в его жестоких проделках – например, бросать муравьев в козье молоко или намазывать лапы кошки Хлои липкой смолой, – но и посмела отругать его за то, что он вел себя, как последний хулиган. От этого Роджер, к сожалению, не стал менее противным.

Но сейчас Танон было все равно, за что он ее ненавидел. Остальные дети тоже принялись смеяться над ней, обзывать Костлявой Танон и хрюкать, как свиньи, потому что знали что ее лучшим другом была свинка по имени Петуния, но не это больше всего разозлило Танон – до сегодняшнего дня никто из детей не осмеливался ударить ее. В конце концов, Танон была дочерью лорда Бранда Неистового. А когда дело касалось Танон, ее папа мог стать еще более злым, чем Роджер.

– Костлявая Танон свалилась с дерева, словно тощая курица! – с ликованием заревел Роджер. Но когда он увидел, что ладони Танон сжались в маленькие кулачки, то поспешил успокоиться и подошел к ней поближе. Он стиснул зубы и потряс кулаком перед ее лицом. Светлые волосы упали ему на глаза и усыпанный веснушками нос. – Если проговоришься отцу, то я сдеру шкуру с твоей свиньи, а ее саму съем на ужин.

Танон в ужасе открыла рот, и две слезы скатились с длинных черных ресниц. Роджер кинул на нее еще один взгляд и опять согнулся, показывая пальцем на рот девочки.

– Беззубая Танон! – закричал он и принялся танцевать на траве, держась за живот.

Танон закрыла рот и провела языком по ряду зубов. Она посмотрела назад, на высокую ярко-зеленую поросль травы, увидела лежащий в ней зуб, а потом побежала – не надо, чтобы Роджер видел ее рыдающей.

Танон бежала до тех пор, пока неожиданно не очутилась прямо в руках любимого Вильгельма.

– Ну и куда это мы так несемся, моя малышка? – Вильгельм остановил ее, положив огромные ладони ей на плечи. Когда Танон, не поднимая головы, вытерла глаза, он сел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Девочка посмотрела на него, и Вильгельм нахмурился. Как бы ей хотелось выглядеть так же устрашающе! – Так кто же заставил тебя плакать? – спросил он.

Танон покачала головой, но поймала его взгляд, направленный в сторону Роджера и других ребят, стоявших у подножия холма. Мгновение спустя Вильгельм нежно поднял ее на руки. Танон не сомневалась, что ее Вильгельм был выше, чем дерево, с которого она только что упала, но верила, что он никогда не уронит ее, и потому покрепче прижалась к его груди. Наконец-то она в безопасности. Ведь Вильгельм, в конце концов, король.

– Ma precieuse,[3] – мягко проговорил он после того, как Танон подарила ему свою самую благодарную улыбку с ямочками на щеках, – ты знаешь, что у тебя выпал зуб? – Тут она вдруг спрятала лицо у него на груди и принялась горько рыдать. Вильгельм гладил ее длинные черные кудри, пытаясь утешить.

Папа остался недоволен ее видом еще больше, чем она сама, когда посмотрела на себя в крошечное зеркало мамы. Танон пришлось соврать ему, хотя совсем не хотелось. Но у нее не было выбора. Она была уверена, что Господь простит ее. Ведь, в конце концов, речь шла о жизни Петунии.

– Я уже говорила, что упала с дерева, – продолжала настаивать на своем Танон после длительного допроса, который проходил в личных покоях Вильгельма.

– И никто не подтолкнул тебя с этого дерева, Танон? – проговорил лорд Бранд Ризанде, расхаживая перед дочерью со сложенными за спиной руками.

Хотя он смотрел на нее необыкновенно мягким взглядом, Танон сглотнула и взмолилась, чтобы папа не понял, что она лжет. Вдруг он владеет каким-нибудь секретным знанием, которое поможет распознать обман по ее дрожащему голоску?

– Вильгельм сказал мне, что видел Роджера де Куртене и сыновей Дрейка. Они не имеют отношения к твоему падению с дерева и выбитому зубу?

Перед взором Танон возник четкий образ больших коричневых глаз Петунии, ее пухлого маленького тела. Это придало ей сил. Танон никогда не подвергнет опасности того, кто ей дорог. Но поднять глаза на отца она все же не смогла, и вместо этого принялась водить пальцем по цветной вышивке своего платья.

– Non, папа. Они тут ни при чем.

Бранд посмотрел на Вильгельма, который сидел в большом кресле возле очага. Лорд Ризанде знал, что его дочь часто спотыкалась на ровном месте и могла легко упасть с дерева без чьей-либо помощи. Но то, как она беспокойно ерзала на стуле, подсказывало ему, что Танон говорила неправду. Кого она пыталась защитить? На этот безмолвно заданный ему вопрос Вильгельм не смог дать ответа и лишь пожал плечами.

– Танон. – Голос ее папы звучал так мягко и успокаивающе, что каким-то волшебным образом помог девочке поднять глаза. Он улыбнулся ей и продолжил: – Ты самая старшая и должна помнить, что тебе следует подавать хороший пример братьям и говорить только правду. Король Вильгельм пригласил нас к себе, надеясь, что тебе тут понравится, что ты заведешь друзей.

– Ох, но у меня тут появился друг, папа, – улыбнулась ему в ответ Танон, показывая небольшую дырочку там, где раньше был передний зуб. – Я подружилась с Петунией.

– Но Петуния – это свинья, – ласково напомнил ей отец. Вильгельм не смог сдержать ухмылки.

Танон решила не обижаться из-за того, что папа не оценил ее самого близкого друга.

– Твоя мама очень расстроилась, когда узнала, что ты упала с дерева, – продолжил отец. От этих слов девочке опять стало ужасно плохо. – Ты могла бы сломать себе шею, а не зуб. А теперь расскажи мне, что на самом деле случилось. – Он сложил руки на груди и посмотрел на нее в ожидании.

Танон заерзала на стуле. Она взглянула на Вильгельма, и тот подмигнул ей.

– Папа?

– Oui?

– У тебя есть лучший друг?

– Да. Вильгельм мой лучший друг.

Танон улыбнулась Вильгельму своей самой широкой улыбкой. Ей было приятно, что папа любил его почти так же сильно, как и она.

– И ты сделал бы все на свете, чтобы его не обидели гадкие мальчишки?

Папа кивнул, а потом подошел к ее стулу и опустился на колени.

– А гадкие мальчишки сказали тебе, что обидят Петунию?

Танон открыла рот от изумления.

– Non! – Девочка просто не могла поверить в то, что папа догадался о причине ее молчания. О Боже, принялась мысленно причитать Танон, теперь ее дорогая Петуния точно окажется на столе у Роджера де Куртене. Ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа начала подрагивать. Она посмотрела на Вильгельма – ведь у него такое доброе лицо, а ей нужно перестать плакать. Иначе папа разозлится на Роджера и задаст ему трепку.

– Твой отец сделал бы все возможное, чтобы я был в безопасности, моя маленькая любимица, – сказал ей Вильгельм, поднимаясь на ноги. Расспросы сразу прекратились. – И небольшая ложь, чтобы защитить друга, – это благородный поступок. – Король нагнулся и поцеловал Танон в макушку. – Oui, очень благородный поступок. Ты со мной согласен, Бранд?

– Согласен. – Папа улыбнулся ей, и Танон шумно выдохнула воздух. – Иди и отыщи маму, пусть она приведет в порядок твои волосы. И, Танон, – крикнул он, когда дочка вскочила со стула и понеслась в сторону двери, – больше никаких лазаний по деревьям!

Танон кивнула с явно расстроенным видом, но не стала спорить.

– Она лгала мне, чтобы защитить своего поросенка. – Бранд наполнил элем два бокала и, передав один Вильгельму, опустился в кресло.

– Oui. – Король усмехнулся. Он был доволен. – Очень редко можно обнаружить такую храбрость и преданность в столь юном создании, Бранд. Бринна очень хорошо ее воспитала.

Бранд мягко засмеялся, откидываясь на спинку сиденья.

– У тебя есть семья, Вильгельм. Когда ты уже перестанешь горевать по моей жене?

– Никогда, – ответил он, опуская руку с бокалом и глубоко вздыхая. Потом встал и принялся ходить по комнате взад-вперед.

– Опять Уэльс? – спросил Бранд, видя беспокойство друга.

– Oui, Уэльс. Они оказались упорными мерзавцами, эти валлийцы. Merde,[4] Бранд, они ведь дикари. Теперь я понимаю, почему несколько сот лет назад мерсийский король Оффа[5] так старался выдворить их из Англии. Валлийские правители так же отчаянно сражаются друг с другом, как они сражаются с нами. К счастью для нас, они сильно ослабели от всех этих внутренних войн. Моим вассалам пока удается сдерживать их натиск. Но мы встречаем сопротивление везде, где пытаемся обосноваться. Особенно сильно пострадал Херефордшир.

– Я знаю, – сказал Бранд. – Прошлой весной Хью Ламорт потерял там весь свой гарнизон.

– Oui. – Вильгельм кивнул. Он повернулся к очагу и долго смотрел на горевшие с треском поленья. – Бранд, недавно я встречался с одним валлийским правителем по имени Риз. Он потомок короля Родри и сын Теудура Мора, который много лет назад был королем южных земель Дехубар. У него есть враги, которые рвутся к власти, но я не сомневаюсь, что однажды он станет править всем южным Уэльсом. Никогда прежде я не встречал столь искусного воина. В битве он быстрее ветра.

– И ты хочешь помочь ему стать королем южных земель, Вильгельм?

Тот пожат плечами.

– Может быть. Он умный человек. Если он сможет сесть на трон Дехубара, то мы установим мир между нашими народами. Спорные земли в центральном Уэльсе почти стали нашими. Война в тех краях прекратилась. Я бы хотел, чтобы то же самое произошло и на юге.

Бранд слушал и согласно кивал головой. Но чувствовал, что друг чего-то недоговаривает.

– Я пригласил его в Уинчестер, чтобы познакомить с тобой, – неожиданно произнес Вильгельм. – Через два дня он приедет сюда со своими племянниками.

– Познакомить со мной? – Бранд мелодично рассмеялся. – Зачем?

Угольно-черные глаза Вильгельма посмотрели на него с сожалением, улыбка Бранда погасла.

– Зачем, Вильгельм? – повторил он вопрос, но теперь более серьезным тоном.

– Потому что, mon ami,[6] я обещал Танон племяннику Риза, Седрику.

Бранд вскочил на ноги, его глаза расширились сначала от изумления, а потом от ярости.

– Ты решил пожертвовать моей дочерью, чтобы купить верность этих дикарей?

Вильгельм отвел взгляд. Сейчас было не время думать о своей любви к Танон и ее родителям. Сейчас нужно поступать, как подобает королю, и принимать решения, которые принесут благо всей Англии.

– Non, я решил добиться того, чтобы Риз и его соплеменники стали нашими союзниками, чтобы мы вместе покончили с сопротивлением, иначе война продлится еще сотни лет и унесет столько жизней, что никому из нас не сосчитать. Мои вассалы управляют приграничными землями от моего имени. Но я почти не имею влияния на то, что там происходит. Поэтому я делаю все возможное, чтобы в этих краях установился мир.