Но куда подевались капитан, офицеры, врач и его жена?

– Я вот хотел поговорить, – не унимался настойчивый кавалер.

Что ж, оставалось лишь одно: не заботясь о любезности, поставить нахала на место. К счастью, в этот момент зазвонил колокол, извещая о начале следующей вахты.

Освободившиеся матросы начали спускаться со снастей, другие выбежали на палубу, собираясь занять их место. Сара воспользовалась суетой и спаслась бегством. Но даже в кают-компании, где девушка завтракала вместе с офицерами, сердце гулко стучало. Джордан не ошибся в своих опасениях.

Сара строго приказала себе не поддаваться напрасным страхам. Вокруг множество людей. Просто надо пореже одной гулять по палубе.

Но это задача не из легких. Постоянно сидеть в каюте или кают-компании невыносимо тоскливо, а компаньонки или надежного спутника для прогулок нет.

В эту минуту в кают-компанию вошел капитан Роджерс и торжественно занял свое место во главе стола. Этому грубоватому, неотесанному человеку куда интереснее следить за всеми мелочами сложного корабельного хозяйства, чем разговаривать с докучливой особой, которую зачем-то прислал Дамский комитет.

Сара внимательно оглядела стол. У офицеров, разумеется, столько дел, что времени для прогулок просто не найдется. Вот врач и его супруга, возможно, согласятся сопровождать гостью, но разговаривать с ними почему-то не хочется. Они весьма мрачно настроены, их мучают дурные предчувствия и страхи перед штормами и катастрофами. Доктор уже успел нагнать страху на дочку одной из узниц: не долго думая гуманный лекарь заявил, что выступающий лоб девочки – явное свидетельство преступных наклонностей, как и у матери. Девочка успокоилась лишь после того, как Сара потихоньку обратила ее внимание на лицо почтенной докторши: скрытый мелкими кудряшками лоб имел точно такую же форму.

Корабельный повар без лишних церемоний швырнул пассажирке миску овсяной каши, и той пришлось поймать завтрак почти на лету. Нет, компаньона для прогулок здесь не найти. Так что придется поменьше гулять и побольше работать. К счастью, на «Добродетели» плыли восемь детей школьного возраста, пять десят две узницы и тринадцать малышей. Так что всех – за исключением двух грудных – придется тем или иным способом обучать.

Уже через час молодая учительница спустилась на нижнюю палубу, чтобы приступить к делу. Странно, но в обществе осужденных женщин она чувствовала себя в большей безопасности, чем наверху, рядом с матросами.

Двери камер были открыты, и узницы расхаживали по палубе, занимаясь обычными утренними делами. Сейчас они совсем не походили на преступниц. Женщин и детей разделили на восемь групп – по числу столов, за которыми они питались, – и днем позволяли беспрепятственно передвигаться по нижней палубе. Однако на ночь всех запирали в четыре тюремные каюты – по две группы в каждой. Размеры этих плавучих камер составляли девять на двенадцать футов. Сейчас узницы входили и выходили, наводили порядок на трехъярусных нарах, складывали свои вещи, умывались в большой бочке с морской водой и вообще ничем не отличались от обычных путешественниц.

Разумеется, кроме татуировки, которая то и дело выглядывала из-под одежды. Что заставляло узниц портить собственное гело? Возможно, то же самое, что в прошлые века побуждало дам из высшего сословия носить огромные напудренные парики и кринолины? Мода.

Объективности ради стоило заметить, что татуировку на тело наносили лишь самые закоренелые преступницы. Обычно зловещим искусством увлекались те из заключенных, кто состоял в организованных бандитских группах и занимался не только проституцией, но и воровством. Молочницы и продавщицы, осужденные к высылке за кражу пирога или ношеной одежды, ни за что не стали бы добровольно наносить себе вред.

Сара остановилась, крепко сжала поручень и внимательно вгляделась в попутчиц. Одежда их представляла весьма жалкое зрелище. Как обычно, морское ведомство установило очередные драконовские и в то же время совершенно нелепые ограничения. Какой-то глупец решил, что шерстяные и фланелевые ткани вредны для здоровья, а потому не годятся для униформы заключенных. В результате несчастных одели в хлопчатобумажные халаты, которые не могли защитить от холодных ветров северной Атлантики. Теплые вещи запрещалось носить даже детям.

Сара не могла смириться с таким недомыслием. В чемоданах Сары рядом с легкими летними нарядами, рассчитанными на теплый климат Австралии, лежали пять недорогих шерстяных платьев. Пять – слишком много. Вполне достаточно двух, хотя это означает ежедневную стирку. А из трех остальных можно сшить теплую одежду для малышей. Что же касается женщин... надо попытаться уговорить капитана поставить печку, хотя бы до тех пор, пока «Добродетель» не достигнет тропиков.

Впрочем, эти заботы могли немного подождать. Сейчас главное – заняться непосредственной организацией маленькой корабельной школы. С некоторой опаской оторвавшись от поручня и для устойчивости пошире расставив ноги, Сара несколько раз хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание к собственной персоне.

Через пару минут женщины обступили странную пассажирку, и та постаралась как можно приветливее улыбнуться.

– Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали.

В ответ раздался нестройный хор голосов.

– Многие меня уже знают. Я одна из сотрудниц миссис Фрай и не раз навещала вас в Лондоне, в Ньюгейтской тюрьме. А для тех, кто не знает, скажу, что зовут меня мисс Сара Уиллис. Я ваша учительница.

Снова послышалось нестройное бормотание. Осужденных предупреждали о том, что им предстоит учиться, однако идея понравилась далеко не всем. Наконец, после долгих перешептываний, одна из женщин сделала шаг вперед и осмелилась заговорить.

И лицо, и руки бедняжки покраснели и загрубели от постоянного холода и ветра. Однако держалась она высокомерно, даже заносчиво, словно не ощущала тяжести собственного положения.

– Некоторые из нас уже умеют писать и даже считать, так что уроки нам вовсе ни к чему, мисс.

Сара постаралась пропустить мимо ушей обидный, даже оскорбительный тон. В последнее время несчастным пришлось пройти через бесчисленные мучительные испытания, так что завоевать их доверие нелегко. Чтобы освободить души от злобы и подозрительности, потребуются немалые усилия и время.

Мисс Уиллис улыбнулась:

– Очень хорошо. Те, кто уже получил образование, смогут помочь мне в работе. С удовольствием приму ваше сотрудничество, мисс... – Сара на мгновение замялась. – Как вас зовут?

Дружелюбие и благожелательность застали женщину врасплох.

– Луиза Ярроу, – почти машинально ответила она и тут же словно испугавшись подвоха, нахмурилась. – Мне бы не хотелось помогать.

– Решать вам, мисс Ярроу. Нельзя допустить, чтобы во время такого долгого пути дети не имели возможности учиться. Я очень надеялась, что кто-нибудь позаботится о них, пока я буду заниматься с теми из вас, кто заинтересован в продолжение образования. – Сара театрально вздохнула. – Конечно, если никто не захочет помочь...

– Я помогу, мисс! – откуда-то сзади отозвался молодой голос.

Сара взглянула в ту сторону, где стояла доброжелательница и увидела сидящую в камере девочку. Но когда та поднялась, стало ясно, что это вовсе не девочка, а маленькое, словно кукла, существо с вполне женской фигурой.

Сара ободряюще улыбнулась:

– А вас зовут...

– Энн Морис. Я из Уэльса.

Впрочем, можно было и не объяснять. Ее валлийский акцент говорил сам за себя.

– Не могу сказать, что очень сильна в английской грамоте, мисс, но вот с валлийской справляюсь вполне сносно.

– А какой толк от твоей валлийской грамоты там, куда нас везут? – послышался чей-то грубый, хриплый голос. – Хоть страна и называется Новый Южный Уэльс, это вовсе не означает, что там живут валлийцы!

Раздался дружный смех.

Нахмурившись, Сара снова несколько раз хлопнула в ладоши, пока не добилась полной тишины.

– Вы все равно в состоянии помочь мне, Энн. – Она постаралась не обращать внимания на реакцию остальных. – Для того чтобы заниматься с детьми, пока я буду учить их мам, вовсе не обязательно хорошо знать английские буквы. Вы вполне сможете учиться вместе со своими подопечными.

Возможно, кто-то обиделся бы, узнав, что предстоит оказаться в детской компании, но только не Энн Морис. Женщина благодарно улыбнулась и, считая вопрос решенным, снова села. Она наверняка любила детей.

Сара вдруг обнаружила, что враждебное настроение постепенно куда-то исчезло, словно растаяло в воздухе.

– Дамский комитет прислал нам сто фунтов цветных лоскутов и швейные принадлежности, необходимые для изготовления лоскутных одеял. Каждая из вас получит по два фунта ярких кусочков, нитки, иголки и ножницы. Все, что сошьете, сможете продать, а деньги оставите себе.

Предложение явно понравилось. Дорого продать самодельные одеяла, конечно, не удастся, но в чужой стране даже небольшие деньги окажутся весьма кстати. Комитет впервые решил обеспечить узниц материалом для работы. Во время предыдущих поездок корабельные команды постоянно жаловались, что заключенные ведут себя неспокойно и нарушают порядок. Конечно, каждый, в чьей голове теплилась хоть капля здравого смысла, понял бы, что женщинам необходимо занятие. Жаль, что морское ведомство давным-давно утратило здравый смысл, а потому миссис Фрай пришлось доказывать очевидное. Как только ей это удалось, Дамский комитет обратился с просьбой к нескольким текстильным фабрикам пожертвовать лоскуты – на вес. Нитки, иголки и прочие швейные принадлежности были куплены на средства членов комитета.

– Через несколько минут я раздам пакеты, – продолжала Сара. – Однако сначала хотелось бы выяснить, какое именно образование имеет каждая из вас. Пожалуйста, поднимите руки те, кто уже знает буквы.

Ответом было неловкое молчание, настороженные взгляды и шарканье подошв.

– Уверяю вас, мне просто необходима объективная информация. Обещаю, что ни при каких обстоятельствах не использую ее вам во вред.

Видимо, довод подействовал. Половина осужденных подняли руки. В их числе оказалась и Луиза Ярроу. Когда же руки начали опускаться, Сара продолжила:

– Те, кто может бегло прочесть страницу-другую печатного текста, не опускайте руки. Остальные могут опустить.

В результате опроса выяснилось, что тринадцать женщин умеют читать, а семь не только читать, но и писать. Две из них согласились помогать Энн в обучении детей, пяти предстояло работать с небольшими группами женщин, подобранными по степени постижения азов чтения.

Одна из грамотных, красотка по имени Куини, наотрез отказалась обучать неграмотных. Заявила, что предпочитает заняться более приятным для нее делом, выразительно подняла юбку и несколько раз взмахнула ею, не оставляя сомнений в том, что это за «дело». Все засмеялись.

Миссис Фрай предупредила Сару, что в вольном обращении моряков с пассажирками далеко не всегда виноваты сами матросы. Некоторые особы легкого поведения даже в пути не захотели отказаться от прежнего образа жизни.

Терпеть такое положение Сара не собиралась. Непристойного поведения одной оказалось бы вполне достаточно, чтобы мужчины полностью утратили чувство меры и начали приставать к остальным. Именно это произошло в Ньюгейтской тюрьме и могло повториться на корабле.

Но как это объяснить Куини? Сказать напрямую нельзя. Пришлось применить иную тактику.

– Что ж, Куини. Если вы не способны заниматься вместе с другими, делайте все, что хотите. Мне нужны способные помощницы. Те, которые сами хотят учиться и хотят учить других.

Куини пошла на попятную.

– Послушайте, я вовсе не говорила, что не могу учить других. Просто...

– Охотно возьму тех, кого могла бы учить Куини, в свою группу, – неожиданно заявила мисс Ярроу и, заметив удивленный взгляд Сары, пояснила: – Что до меня, то я не собираюсь заниматься тем, чем Куини, и не позволю ни одному из этих грязных мужиков приставать ко мне.

Сара внимательно посмотрела на Луизу Ярроу и вспомнила, что написано в ее сопроводительных документах. Луиза служила в доме герцога Дорчестера гувернанткой. Но после того как однажды ночью едва не пырнула ножом старшего сына его светлости, эту воспитанную, образованную молодую женщину осудили на четырнадцать лет ссылки.

Тут заговорила Энн Морис:

– Я слышала, что в Новом Южном Уэльсе у женщин нет выбора. Их заставляют обслуживать колонистов. Там слишком много мужчин.

– Я этого не допущу, – заявила Сара. Возмущению ее не было предела. – Как только приедем в Новый Южный Уэльс, непременно прослежу, чтобы всех пассажирок с нашего корабля определили на работу, где к вам будут относиться с уважением.

С этими словами учительница принялась раздавать лоскуты и швейные принадлежности.

– Но прежде чем требовать уважения от других, необходимо научиться уважать самих себя. Думаю, стоит постараться, чтобы добиться успехов в каком-нибудь деле и иметь право гордиться собой. Тогда появится настоящая возможность изменить жизнь.