— Я видел похожий бриллиант раньше, — пробормотал он, — но не помню, где.

— Надеюсь, не при таких же обстоятельствах?

Он рассмеялся.

— Если бы при таких, как бы я мот забыть? Кроме того, — и он прижался губами к изгибу ее шеи, а оторвавшись, продолжил: — за все время пока существует мир, не было женщины, столь же прекрасной как ты.

Тиффани ласкала его спину деликатно, но чувственно, проводя по ней своими пальцами и наслаждаясь этим ощущением также, как и его запахом и голосом. Она занималась любовью с доселе неизвестной ей яростью, как если бы оргазм мог изгнать: из нее дьявола. Хотя она и не находила абсолютного покоя, в его объятиях она словно бы отдыхала в тихой гавани — но прежде чем достигнуть ее, нужно было пережить девятый вал. Прижавшись щекой к его волосам, Тиффани сознавала, что любит его, владеет им, и на сей раз, неважно ценой каких опасностей или жертв, — она удержит его.

— У тебя всегда был прекрасный глаз на драгоценности, — сказал он.

— У тебя тоже неплохой. Во время нашего делового сотрудничества ты нашел несколько превосходных образцов. Я все еще считаю, что это безумие — отказаться принимать плату за труды.

— Партнерство компенсируется. — Он взял в ладони ее груди и положил голову ей на плечо. — Ты все еще держишь определенный лист в гроссбухе открытым?

— Конечно.

— Там должен быть солидный баланс.

— Весьма… особенно после того, как добавились общие проценты.

— Общие проценты! Господи Боже, не хочешь ли ты сказать, что под этой обольстительной оболочкой скрывается честная душа?

— Разумеется, — оскорбленно заявила она. — Я хочу, чтобы ты взял эти проклятые деньги!

— Заставь меня.

Ее поцелуй был страстным и продолжительным, и, когда Рэйф оторвался от нее, ему пришлось сделать глубокий вздох.

— Ну хорошо, ты победила. Это против моих правил, но я обнаружил, что в настоящий момент у меня нехватка наличных. Ты можешь вернуть долг?

Перевести тебе деньги в Кейптаун?

— Нет, в мой банк в Лондоне. Я объясню тебе детали… после… и он снова жадно потянулся к ней. — Надеюсь, что ты не пожалеешь о своей честности.

Никогда не жалеть, никогда не объяснять, никогда не извиняться…

— Я пожалею о ней не больше, чем об этом… — Она охнула и яростно обняла его, когда он вошел в нее. — Но, дорогой, — прошептала она, — я жалею о том, что спуталось той ночью, дорогой Рэйф, я жалею…


Тиффани приехала домой прежде, чем Рэндольф вернулся из клуба. На столе в холле лежала телеграмма. Тиффани в волнении вперилась в нее — в телеграмму, что должна была подтвердить покупку акций, известие, которое освободит ее от Рэндольфа и принесет победу над Мирандой. Слегка дрожащими руками Тиффани вскрыла конверт.


Среда — и Тиффани явно победила.

Только что пришла телеграмма от Мэтью: акции Вернера проданы «неизвестному покупателю». С откровенностью, выдававшей его тревогу и горькое разочарование, он объяснял Миранде, что неспособен сделать равноценное предложение. Обязательства перед Синдикатом ограничивали его ресурсы, и, честно говоря, он уже обнаружил, как трудно будет выделить деньги на сделку с Юго-Западом, потому что ему пришлось бы предъявить акции «Даймонд Компани» как обеспечение, а на таких условиях ни один банк ссуды не предоставит.

Миранда открыла шкатулку, где лежали фамильные драгоценности Брайтов, и достала ожерелье. Камни тускло поблескивали — их таинственная магия ослабла в сумраке комнаты. Что из того, что это ожерелье — одно из самых ценных и красивых в мире? Невозможно выговорить, но только это правда — если состояние заключено в бриллианты, то от него нет никакой пользы, когда нужно иметь наготове крупную сумму наличными! И однако же ей приходится сражаться за эти проклятые бесполезные стекляшки! В несвойственном ей порыве ярости Миранда швырнула ожерелье через комнату. Оно шлепнулось на постель, где и осталось лежать бесформенной кучкой, словно насмехаясь над ней.

Мысли ее вернулись к последним строкам письма Мэтью: «Поговори с Антоном еще раз. Используй то влияние, которое имеешь». Но что папа имеет в виду под «влиянием»? Или об этом, что скорее всего, он предоставлял судить ей.

Она достаточно узнала за последние недели, чтобы понять — Мэтью не был тем идеальным джентльменом, каким она себе его воображала. Он был расчетливым и безжалостным дельцом, ни перед чем не останавливавшимся ради достижения своих целей, однако он бы не принес дочь в жертву по собственной воле: он предоставлял выбор ей самой. Однако Мэтью не представлял истинной цены этого выбора, ибо он не знал, что она влюбилась в Рэйфа Деверилла. Для большинства людей выбор был бы ясен: алмазы либо мужчина, но для Миранды дело обстояло сложнее — выбирать приходилось не между алмазами и мужчиной, а между Мэтью и Рэйфом.

Такова была ситуация до вечера понедельника. Теперь выбора не оставалось. Рэйф влюблен в Тиффани, а Мэтью надеется на нее, Миранду. Во имя долга ей суждено заключить брак, полезный отцу. Все указывало на то, что больше она ни на что не годится.

Ее мысли вернулись к Филипу, который и заронил в ее сознание это представление о собственной второсортности. Насколько близок он был с Тиффани? Может быть, это разрушительная сила Тиффани повлияла на него и именно она была причиной того, что он запил? Или это ее вина — она забрала всю любовь отца и ничего не оставила брату, как заявляла Тиффани?

Миранда устало подняла ожерелье и положила его обратно в шкатулку. Затем открыла гардероб и достала платье, которое собиралась надеть для сегодняшней встречи с Антоном — одну из так называемых «ошибок», что прежде она никогда не осмеливалась носить — наряд, вдохновленный «Шахерезадой» и более подходящий для сцены, чем для вечера. Его шелковые полы облегали, струились, трепетали. По стилю оно напоминало лилово-красный наряд Тиффани, в котором она была при первой их встрече. Но платье Миранды было синих, зеленых и бирюзовых тонов, мерцающих, как море в солнечном свете. Служанка высоко зачесала ей волосы со лба, так, что они свободными волнами падали вдоль спины, подчеркивая чувственные линии ее тела, но Миранда не испытывала никакого удовольствия от созерцания собственной красоты, отраженной в зеркале — она видела только патетическою пародию на девственницу, приносимую в жертву.

Затем ей подали визитную карточку и сообщили, что ее ждут в гостиной. Мой Бог, он действительно умеет выбирать момент!

Он отметил каждую деталь ее наряда и явно высоко его оценил.

— Вы хотели меня видеть?

— Больше — нет.

— Но на телеграфе… я бы поклялся…

— Это было два дня назад, капитан. С тех пор обстоятельства изменилась.

— Я работал.

— Вы называете это работой? — Она не могла подавить вспышки гнева. — Позвольте мне вас больше не задерживать.

— И вы не пригласите меня на обед?

— Я обедаю с Антоном.

Не ходите, Миранда. Лучше поговорите, со мной. Вы можете услышать кое-что, полезное вам.

— Мне будет полезнее провести время с Антоном. Тиффани думает, что она победила, но я еще не сдалась.

Он усмехнулся.

— Так вы собираетесь сбросить свои белые перчатки и драться?

Миранда холодно взглянула на него.

— Честно говоря, капитан, я думаю, будет больше пользы, если я сброшу платье.

Брови его поползли вверх, но была ли это искренняя тревога за нее или издевательская насмешка Миранда не смогла бы ответить.

— Эй, не заходите так далеко.

— А вы не одобряете? — Она сознательно использовала то же выражение, что услышала от него, когда обвинила его в контрабанде. — Леди не должны вести себя так гадко. Тиффани бы ни за что так не поступила!

— Напротив, она поступила бы именно так. Но вы — не Тиффани. — Он придвинулся ближе. — Вы обе такие разные, как огонь и вода. Тиффани вся — жар и пламя, она сверкает, искрится и пылает. Но вы — вы как русалка в этом платье, — он осторожно коснулся ее наряда, — как океан, спокойный и холодный, но скрывающий подводные течения, которые сразу не обнаружишь. Ваши воды темны и прозрачны, так что мужчина не может сразу заглянуть в ваше сердце. — Рэйф сделал паузу. — Но подумайте, Миранда, если огонь и вода вступят в борьбу, какая из двух стихий победит?

На что он намекает — на алмазы или на себя? Но что бы он не имел в виду, это уже не имеет значения, ибо решение принято. Она подняла белый бархатный плащ, лежавший на кресле и накинула на плечи. Он распахнул перед ней дверь.

— Как бы сказал ваш отец по поводу своих больших сделок в Сити, не переоцените себя, — тихо произнес он.

Миранда не ответила. Она прошла к ожидавшему экипажу, оставив Рэйфа глядеть ей вслед.


Как бы она хотела теперь уметь управлять своим голосом, чтобы придать ему верный оттенок интимности. По крайней мере, она должна быть рада, что может сконцентрироваться на подборе точных слов.

Беседуя с Антоном по-немецки, Миранда как бы хотела тем самым напомнить об их долгой дружбе и именно на ней сделать акцент. Мягко, но настойчиво она возвращалась к годам, проведенным Антоном в Брайт Даймондс, к его работе под руководством Мэтью, ко всему, чему ее отец научил его… деликатно намекая, что долги нужно возвращать.

— Вы были с «Брайт Даймондс», когда умер мой брат, — сказала она, когда с обедом было покончено. — Вы знакомы с условиями, которые установил мой отец ради будущего Компании?

Антон чувствовал себя крайне неловко. Он устроил эту встречу, ожидая получить известия от Кортов до нее. Личность таинственного покупателя акций Вернера была для него не меньшей загадкой, чем для Миранды, и он не понимал, почему Рэндольф с ним не связался. Что ему делать? Перспектива использования капиталов Рэндольфа и этих акций ослепляла; близость этого прекрасного лица и тела поражала не меньше. Антон отвел глаза и постарался сосредоточиться.

— Я понимаю вашего отца, поставившего вас во главе фирмы. Старшему сыну леди Брайт только тринадцать лет, поэтому контроль над индустрией вашего отца в обозримом будущем связан с вами. Однако, — он ненадолго умолк, у вас блестящие способности, и если сэра Мэтью, к несчастью, постигнет смерть, для вас не составит труда продолжить его дело.

— Ошибаетесь. Да, я могу управлять «Брайт Даймондс», но вы действительно можете представить, чтобы женщина стояла во главе «Даймонд Компани»? Сейчас 1914 год, а женщины Британии до сих пор даже не обладают правом голоса, несмотря на все усилия моей кузины Джулии! Нет Антон, джентльмены лондонского Сити никогда с этим не согласятся.

Это не лишено смысла, — подумал Антон. Истинное значение :слов Миранды состояло в том, что она предоставит своему мужу место в совете директоров «Даймонд Компани» и передает ему право голоса в «Брайт Даймондс», но…

— Сэр Мэтью сильно озабочен сохранением в названии Компании своего имени. Он желает, чтобы имя Брайтов продолжилось в алмазной индустрии, однако… — Он осекся.

— Мне приходило на ум, что мой муж может сменить свою фамилию на Брайт, но если это по чему-либо окажется невозможным, тогда отцу придется изменить свою позицию.

— А вас беспокоит эта проблема?

Миранда глядела в огонь, так что он не мог видеть сражения ее глаз. Ей было трудно сказать ему, что ее не беспокоят ни имя Брайтов, ни их алмазы. И она не могла сказать ему, что ее единственная цель — защищать позиции Мэтью в «Даймонд Компани», пока он жив: их собственный пакет акций в тридцать процентов плюс пять процентов Антона и юго-западные алмазные россыпи легко перевесят двадцать пять процентов Тиффани — Миранда неосознанно добавила акции Вернера к прежнему холдингу Тиффани.

— Нет, я не думаю об имени.

— Но как вы поступите, когда дети леди Брайт войдут в возраст? Сыновья Лоры могут счесть вашу позицию и вашего представителя неприемлемыми. Ясно, что пока слишком рано говорить, насколько каждый из них проявит интерес к бизнесу, — сказала она, — но, конечно, ничто не решается в один момент, и кроме того, есть столько способов устранить недовольство. Я начну с того, что увеличу пакет акций каждого из них вдвое, и, по крайней мере, двум из них предоставлю возможность извлечь из этого выгоду. К чему бы это ни привело, у моего мужа в запасе будет достаточно времени, чтобы укрепить свою власть.

Во второй раз она произнесла это слово — муж. Но что же выбрать? Принять титул кронпринца или двигаться дальше вместе с Рэндольфом Свергателем Королей? Даже без акций Вернера, в финансовом плане он отдавал предпочтение Рэндольфу, — но Миранда была так прекрасна!

Она сидела очень близко, почти касаясь его, слегка нагнувшись так, что низкий вырез платья открывал ее грудь, бирюзовый шелк вздымался и опадал в такт ее дыханию. Антон желал ее как до сих не желал ни одну женщину в мире, но как он осмелится даже коснуться ее? Он мечтал жениться на ней с тех пор, как она была еще маленькой девочкой, но страшился ее красоты и положения в обществе. И вот пришел момент, когда легко можно было достичь невозможного, но он понял, что в этом бы что-то чудовищно неправильное: И разве дело только в финансовых обстоятельствах? Ему просто хотелось мирного, счастливого приложения к своему бизнесу, чтобы жена смотрела на него снизу вверх, а он чувствовал себя десяти футов роста… Возможно, он хотел слишком много, однако на фоне иных его амбиций существовала женщина, которая заставляла его чувствовать именно так, женщина, с которой ему было уютно. Он вздрогнул, когда все понял, но это, конечно, еще не причина?