А потом холодный пот прошелся по телу. Лина, Лина, какая же ты глупая! Зачем бросила трубку?! Наверняка Глеб Георгиевич уже послал сюда своих прихвостней. Надо ему позвонить, усыпить бдительность. Телефон снова немилосердно жжет мои пальцы.

— Да, — ответил ненавистный голос.

— Глеб Георгиевич, п-простите… Я-я передумала.

— Никогда не смей бросать телефон, разговаривая со мной!

— П-простите. Я скоро приеду, сейчас только немного подкрашусь.

Надеюсь, мне хватит времени, чтобы добраться до вокзала, купить билет на Волгоград и уехать… Навсегда уехать из родного города. А кто будет ухаживать за могилками близких? Неважно, Лина, главное, чтобы могилок семьи Нестеровых не стало еще больше.

Так… документы, ключи, украшения, серебряные столовые приборы, подаренные бабушке на семидесятилетие, кредитные карточки. Чуть самое главное не забыла. Замутило от отвращения, когда полезла в банку с крупой на кухне. Вот, что нужно обязательно взять с собой, — деньги, которые в качестве премии за клевету в суде дал мне Моргунов. Сердце болезненно сжалось, словно туда без всякой жалости воткнули ржавый гвоздь. В пакете с деньгами лежало фото Андрея. Повинуясь какому-то импульсу, я зачем-то вырезала его из журнала, где была размещена статья о компании «Новотекс» и её генеральном директоре. Провела ноготком указательного пальца по красивой линии губ мужчины на фото, вспоминая, как сладко было ощущать их на своем теле. Привет, Андрей! Прости меня, Андрей… Решительно убрала фото обратно в пакет. Лина, не время для воспоминаний, сейчас надо драпать. Из этих денег я потратила совсем немного, только купила Даньке зимнюю одежду, да телефон. Всхлип опять вырвался из губ. До этих ценных бумажек даже дотрагиваться противно, сколько на них не отмываемой грязи. Но всё же хорошо, что я не повиновалась первому импульсу, не спустила их в унитаз, а решила на всякий случай припрятать деньги. Впрочем, перво-наперво мне хотелось бросить их в довольную рожу Глеба Георгиевича. В бегах баксы нам, пожалуй, пригодятся, на эти обагрённые кровью ценные бумажки, можно снять квартиру, дабы не ночевать, как бомжи, неизвестно где. Что еще можно взять? Окинула в последний раз взглядом родное жилище… Фото. Они стояли на полочках, напоминая нам с Данькой о том, что и в нашей жизни когда-то было всё хорошо и безоблачно. Из одной фотографии весело смотрели улыбающиеся мама с папой, на второй были дедушка с бабушкой, снятые в вишневом саду на нашей даче. Эх, видно, никогда больше не придётся закатывать в банки мой любимый вишневый компот. Хватит ныть, Лина. Все еще может быть. Вытерла мокрые щеки, застегнула куртку, закинула сумку на плечо. Прощай, квартира, прощай дом, прощай город, прощай, верная подружка Варька. Решительно, несмотря на то, что пальцы безбожно дрожали, повернула ключи в замочной скважине. В уши ворвался ужасный скрежет, словно что-то большое и металлическое грохнулось в пропасть. Это моя прошлая жизнь уходила в небытие. Быстрее, быстрее, Лина. Не до сантиментов, надо спешить.

Только я зря торопилась… за углом дома, вальяжно оперевшись об столб, меня поджидал здоровенный амбал Моргунова. Я его сразу узнала, именно он был за главного, когда меня насиловали в квартире соседа. Резко развернулась и побежала в обратную сторону. Он догнал в три шага. Тяжёлая мужская ладонь легла на плечо и сильно сжала.

— Куда торопишься, красавица?!

В бок, разрезая ткань куртки и касаясь кожи, уткнулось что-то твердое и острое — нож или какая-та заточка.

— Попробуй только пикни, сучара, и будет очень больно!

Ржавые гвозди со всех сторон воткнулись в тело. Ангел, тебе не сбежать от них. Черная метка легла на твою жизнь.

— А теперь тихонько топай к серому джипу.

— Лина, привет!

Вздрогнула. Около нас, добродушно улыбаясь, стояла моя верная подруга Варька. Может, попробовать вырваться? Может, при подружке он не посмеет меня убивать? А если посмеет и потом вслед за мной и Варьку пырнёт ножом. Не надо её во все это впутывать Лина, хватит того, что она неосознанно помогла засадить Андрея.

— З-здравствуй.

— Лин, кто это?!

— Я её парень, — хохотнул бугай. — Нам надо поговорить с Линой, один на один. Мы давно не виделись, соскучились.

Какие парни, я на мужиков смотреть не могу.

— Я к тебе вечером забегу, поболтаем.

— З-забегай…

Подружка пошла к дому. А я безмолвно кричала вслед: «Варька, не уходи! Варенька, разве подобный тип может быть моим парнем!».

— Топай к машине.

Дверь серого джипа открылась, внутри находился еще один бугай — довольно смазливый блондинистый молодчик. Его я тоже узнала, именно он удерживал мои руки, когда в меня пихал свой поганый отросток дядя Толя и был следующим, кто пристроился между моих ног. Может, заорать, и будь, что будет. Мужские сильные руки втянули меня в салон машины. Поздно орать, Лина…

— Что в сумке, посмотри?!

«Мой парень» расстегнул небольшую дорожную сумку и начал копаться в содержимом. Я положила совсем мало вещей: немного белья, носков, еще на всякий случай теплый свитер Даньке, мою любимую куклу — тряпичного ангелочка, пару семейных фотографий, ну, и ценности, конечно. Хотя какие там ценности.

— Вот же падла, свинтить хотела. Хорошо, что нас Глеб послал проследить.

Машина медленно тронулась, аккуратно выехала со двора, а потом, набирая скорость, понеслась по дороге

Блондинистый молодчик придвинулся и лизнул меня в шею.

— Я ведь с тобой не закончил, крошка, … Ты взяла и отрубилась, так ведь не честно, ебать бесчувственное тело, да еще когда из пизды кровь хлещет, небольшое удовольствие.

Наглые мужские пальцы легли на грудь, чуть болезненно сдавили мягкую ткань. Внутри все сжалось. Судорожно вдохнула, раз, другой, третий. Ангелу опять не хватает воздуха, ведь везде вокруг меня грязь, грязь… Конца и краю не видно этой грязи.

— Киря, без глупостей, только если Глеб Георгиевич распорядится.

Приехали мы довольно быстро. Но я, наверное, всё равно успела приобрести парочку седых волосинок и это в двадцать два года. Противный блондинчик вытянул меня из машины и опять лизнул в шею. Передернуло от отвращения. Может попытаться вырваться. Поздно, Лина, поздно, теперь ты на их территории. Лучше не трепыхаться, будет только хуже… Впрочем, куда уж хуже?

Через несколько минут мы оказались перед внушительной бронированной дверью. Вот оно — волчье логово Моргунова.

— Здравствуй, Линочка! — Глеб Георгиевич сама любезность.

— З-здравствуйте, — зубы отчетливо стукнули друг о друга.

Мужской псевдодобренький голос еще сильнее напугал. Светло-карие, немного с желтизной, глаза Моргунова медленно, без всякого стеснения, начали меня рассматривать. И от этого внимательного взгляда зубы застучали еще отчетливее. Да что там зубы, кажется, даже кости внутри в страхе бьются друг о друга.

— Что-то опустилась ты, Линочка, выглядишь, как пацанка, волосы не причесаны, глазки не подкрашены. Нельзя же так, красивые девочки должны следить за собой.

Мне совершенно плевать на свою красоту.

— Ты же помнишь, детка, — продолжил между тем Моргунов, — я слов на ветер не бросаю.

«Не приедешь через час ко мне, и тебе отрублю, Линочка.»

От вкрадчивого голоса подкосились коленки, и я без сил упала на довольно-таки пыльный пол… Слезы опять застилают глаза, искажая действительность и вытаскивая на свет настоящую сущность стоящих передо мной довольно привлекательных мужчин. Меня окружают монстры, ужасные монстры.

— Вижу, помнишь мои слова, — голос Моргунова негромкий и даже ласковый.

Глеб Георгиевич подошел ближе ко мне, сидящей на полу и пытающейся вдохнуть воздуха. Взгляд невольно уткнулся в мужские начищенные до блеска ботинки. Наклонился, взял мою дрожащую ручку в свои ладони… Стал нежно гладить подрагивающие тонкие пальчики. Из моего горла вырывалось сиплое дыхание, словно я древняя старуха на последнем издыхании.

— Но ты не переживай, Линочка, такую хорошенькую кисть руки жалко портить. Кроме того, уродство отталкивает мужчин… Я добрый, Линочка, палец на ноге отрубим.

От ужаса, кажется, даже волосы зашевелились. Кошмарная сказка для Ангела продолжается. Зря я думала, куда уж страшнее.

— П-пожалуйста, не н-надо, — еле шепчут, скорее, стонут в отчаянье, мои губы.

— Приступайте, мизинец на правой ноге.

— АААааа!! — завопила я.

Недолго… Тут же ладонь блондинчика запечатала рот. Воткнула со всей силы зубы в мужскую руку.

— Вот же сука!

От оплеухи зашумело в голове, а в глазах начали летать темные мушки. Нет, пауки, много-много мерзких пауков. Страшных, отвратительных, которых я всегда боялась. И только одна мысль в голове: «Господи, я хочу потерять сознание, а лучше даже сдохнуть».

Чьи-то сильные пальцы надавили на скулы, вынуждая меня разжать зубы, в рот, как и тогда в квартире соседа дяди Толи, вставили кляп, а потом сверху заклеили скотчем. Теперь ори не ори, никто не услышит. Стала вырываться, но разве маленькому тщедушному ангелу справиться с двумя большими бугаями. Бесполезные трепыхания мухи, попавшей в паутину. Под мужской гогот и ругательства меня положили на диван, стали стаскивать с правой ноги сапожок. Глеб Георгиевич стоял немного в сторонке и с непроницаемым видом наблюдал за действиями своих парней.

— Черт, колготки, придется и штаны с неё стаскивать, — довольно заржал блондин.

Кнопка джинсов отлетела, с ужасным грохотом стукнувшись о пол, брюки вместе с колготками и трусиками поползли вниз по ногам… Монстры продолжали кружиться, смеяться надо мной. Шатенистый прихвостень Моргунова, как бишь к нему обращался дядя Толя, не помню, неважно, полез в небольшую спортивную сумку, вытащил оттуда что-то, напоминающее плоскогубцы. Боже, они собираются этим перекусить мне палец. Амбал приблизился… Задышала глубоко и часто-часто, но воздуха всё равно не хватало, потому что вместо кислорода в легкие заходил лишь леденящий страх. Как тут можно надышаться. Сейчас мир в моих глазах распадался черными фрагментами полной обреченности. Металлические плоскогубцы сжались на мизинчике правой ноги. Боже…

Я опять бреду в белой дымке. Все правильно, ты дома, Ангелы должны быть среди облаков. Постепенно туман стал редеть и рассеиваться… И снова передо мной сад, в котором созрели вишни, деревянный домишко с резными белыми окошками, а на лавочке перед ним сидит красивая, очень похожая на меня, светловолосая женщина. Мама! Желая хоть немного понежиться в материнских объятьях, побежала со всех ног к ней.

— Тсс… Ангелина, Андрюшка спит.

На женской ладони, лежал малюсенький ребенок, не больше яблочка.

Слезы побежали из глаз.

Сыночек, вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в моих воспоминаниях. Осторожно переложила Андрюшку к себе на ладонь. Какой же он крохотный, красивый, чем-то неуловимо похожий на своего большого папку.

Мама обняла, прислоняя к себе.

— У вас так хорошо здесь, спокойно, тихо, вишни и вечное лето. Я хочу остаться с вами, хочу умереть… А в реальности ржавые гвозди раздирают в клочья душу. Там очень больно и страшно.


Лицо мамы стало грустным.

— Мы миражи, Лина, бестелесные духи. Тебе нужно жить дальше, доченька. Жить за меня, себя и Андрейку, смотреть на небо, любоваться зеленью, цветами, солнцем. Нужно любить и во что бы то ни стало стать счастливой. А еще тебе надо родить Евдокимову сына или дочку.

— Мама! Он не захочет детей от такой гадины, как я. Андрей ненавидит меня. Да и вообще, какое счастье, мама?! Разве после всего, что случилось, можно быть счастливой?!

— Можно, Лина, и нужно… Пообещай мне это, девочка! Пообещай стать счастливой!

— Да когда же эта сучка очнется!

— Давайте я её трахну, босс, оживлю, так сказать, спящую царевну.

— Нет, уйдите все отсюда! Позову, когда понадобитесь.

Светловолосый женский образ стал меркнуть, растворяться в окружающей нас дымке. А крохотный ребенок в моих руках превратился в маленькое облачко и потом тоже растаял.

— Мамочка, — всхлипнула я…

— Нет, Лина, тогда уж папочка, — ворвался в уши ненавистный голос моего мучителя… — Ну, давай, приходи в себя, детка. Какая ты изнеженная, Лина, прямо барышня кисейная, чуть что и сразу в обморок бухаешься.

Мужские руки, пытаясь привести меня в чувство, ударили по щекам. Раз, другой, третий…

Открыла глаза.

Я все еще лежала на диване, полностью раздетая снизу, кляпа во рту уже не было, а рядом сидел Глеб Георгиевич и внимательно смотрел мне в лицо. Слава богу, один, без своих амбалов.