Сердце болезненно резануло завистью. Нет, я рада за Даньку и Алису, но в такие моменты ужасно угнетала пустота собственной жизни. Просто, когда говорили о детях, я всегда вспоминала собственного так и не рожденного сыночка, которого мне даже не суждено было по-настоящему полюбить. Мой вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в угнетающих болезненных воспоминаниях.

— Чудесная новость, Данька! Чудесная!

— Когда тетя Лина приедет к нам в гости?!

— Не знаю, Дань, пока не могу. Чуть позже, может, летом.

— А у тебя как дела, сестренка?!

— Хорошо, — слишком поспешно ответила я.

Впрочем, Данька наверняка догадывался, что к слову «хорошо» моя жизнь не имеет никакого отношения.

После разговора с братом прилегла на диван и закрыла глаза. Отчего-то последнее время я чувствовала себя усталой, прямо-таки дряхлой, уставшей от жизни старушкой. Хотя работой не была перегружена, все дела пару раз в неделю хуй пососать, да ножки раздвинуть. Официально же я нигде не трудилась. Зачем? Глеб Георгиевич давал мне достаточно денег, чтобы жить безбедно, да ещё и откладывать на черный день. Иногда сама себе удивляюсь, как среди этой грязи я всё еще могла дышать, почему до сих пор не свихнулась или не перерезала вены. Человек ко всему привыкает, в любом положении находит для себя какие-то маленькие радости. Для меня такими небольшими приятностями стали: редкие встречи с братом и его семьей, чашка дорогого кофе по утрам, занятия йогой, ароматный чай по вечерам, а еще… я начала писать романы. Даже стала известна на определенных сайтах. Фентезийные миры Анны Степановой не только мне позволяли скрыться от обыденности и удушливой серости реальной жизни. В моих книгах злодеи получали по заслугам, мужчины были благородными и отважными, женщины — прекрасными и немного взбалмошными, у них рождались чудесные дети… Взяла ноутбук в руки, но сегодня вдохновения не было. Внутри сидело какое-то беспокойство, как будто что-то должно случиться. Плохое? Да, скорее всего. Поскольку ожидать хорошего в моей жизни не приходилось. Встала, достала с верхней полки шкафа небольшой коричневый чемоданчик, в нем было второе дно, где находилась валюта и кое-какие весьма дорогие украшения, которые иногда, в приступах щедрости, дарил мне Глеб Георгиевич. Я не любила их носить, они давили тяжелыми кандалами полной обреченности на мою шею и пальцы. Еще в чемоданчике лежала моя любимая игрушка — тряпичный ангелочек с белыми крылышками и веревочными соломенными волосами, его мне подарил папа перед той страшной аварией, но самое главное, там были фотографии… множество фотографий и заметок об Андрее Евдокимове. Сама не знаю, зачем мне нужен этот постоянный душевный мазохизм? Однако я собрала и распечатала множество фото, статей, и заметок об этом человеке. Всё, что мне удалось найти в интернете. Однажды, чтобы отыскать кое-какие материалы, даже специально ездила в библиотеку. Разложила их веером на атласном покрывале кровати. Пальчики сами по себе заскользили по бумажным глянцевым листам. Красивый. Мой Андрей — очень красивый мужчина. Со всех фото меня жгли темные проницательные глаза. Странно, отчего-то эти ожоги я тоже относила к небольшим приятностям моей жизни.

— Привет, Андрей, привет! Интересно, как ты там?!

Надеюсь, после всего что случилось, Андрей сможет стать счастливым… О прощении и встрече я даже не помышляю. Есть вещи, которые невозможно простить. Из глаз покатились слезинки. Плачь, плачь, Ангел, а лучше смирись — ты его больше никогда не увидишь. Наши судьбы переломаны один богатым сказочником, который решил, что имеет право играть жизнями других людей.

* * *

— Глеб Георгиевич, мне пора, — произнесла я, эротично натягивая на себя одежду и стараясь не смотреть в сторону лениво развалившегося на атласных простынях голого мужчины.

— Детка, я решил съездить куда-нибудь развеяться. Хочешь со мной на Багамы?

С ним и Багамы покажутся вызывающей тошноту сточной канавой. Но вслух, конечно, этого не сказала, поскольку шкура мне была ещё дорога.

— Зачем ехать в Тулу со своим самоваром? — произнесла я с легкой иронией в голосе.

— Тут ты не права, Ангелина, такой красивый самовар поди поищи.

— Но ведь мужчины любят разнообразие.

— Не терпится от меня избавиться, да, Ангелина?! — голос Моргунова все такой же расслабленный и благодушный, на губах даже играет мерзкая ленивая улыбочка, а вот глаза вглядываются зорко и пристально в моё лицо.

Напряглась. Конечно, Глеб Георгиевич попал в самую точку, мне каждый день хотелось от него избавиться, ежедневно, ежечасно я мечтала, чтобы он нашел себя какую-нибудь новую девочку. И да, у него были другие, но отчего-то он всё равно периодически вызывал меня к себе.

— Нет, что вы, Глеб Георгиевич, всего лишь беспокоюсь о вашем приятном времяпрепровождении, — как я ни старалась, в моем голосе не прозвучало раболепства, лишь всё та же легкая ирония.

Моргунов рассмеялся, а я невольно вздрогнула, его смех всегда казался жутким. Не должны такие люди смеяться…

— Не любишь ты меня, Лина?!

Удивлённо приподняла бровки.

— Разве вам нужна моя любовь, Глеб Георгиевич?!

Весна странно действует на людей, даже шакалу Моргунову захотелось чувств. От меня?! Не дождется… Его я даже уже не ненавижу, просто каждодневно хочу, чтобы он подох.

— Нет, конечно. Главное, ножки расставляй, да хуй соси старательно.

Унизительно… Моргунову нравится меня унижать, наверное, так он еще в большей мере ощущает свое могущество, балдея от моей вынужденной безотказности и своей безнаказанности. Захотелось шипеть змеей, но я лишь обольстительно улыбнулась.

— Уже можно паковать вещи, Глеб Георгиевич?!

— Да, держи, на всякий случай, чемодан собранным.

* * *

Когда подъехала к дому, меня снова охватило беспокойство, непонятное взбудораженное состояние и даже, кажется, словно что-то тревожно вибрирует внутри тела. Черт!.. Это просто весна, Лина, поэтому думается — вот-вот произойдет нечто необычное. Весна… Весной всех так и тянет влюбляться. Интересно, я способна еще любить и влюбляться? Впрочем, кто же мне позволит такие непростительные вольности.

Вышла из машины, сигнализация пикнула, неприятно резанув по натянутым от дурных предчувствий нервам. Странные ощущения усилились, показалась даже, что из темноты ночи кто-то пристально смотрит за мной. Надо менять квартиру. Завтра же засяду за объявления. Пожалуй, слишком долго тут задержалась. Я всегда скрываюсь, всегда бегу, меня не существует вовсе. Ангелина Нестерова умерла, уже давно, через несколько месяцев после того, как помогла засадить невинного человека в тюрьму. Теперь по документам я Анна Степанова, двадцати четырех лет от роду. Вышла из машины. Каблучки отбивают женственное «цок-цок» по мокрому после весенней грозы асфальту. Опять забыла заехать в магазин, в холодильнике, наверно, скоро мышь повесится. Нда, больше некому таскать мне пирожки, некому обо мне заботиться. Я удалилась из жизни всех своих друзей и знакомых, растворилась, исчезла, как будто меня не существовало вовсе.

— Ай, да что вы де…

Дверь неприметной серой машины распахнулась. Сильные мужские руки схватили меня, пытаясь затащить в салон автомобиля. Это чьи ребятки? Блин, чего я газовый пистолет не переложила поближе. Попыталась заверещать, но рот накрыла мужская ладонь. Вот оно, плохое! Предчувствия тебя не обманули, Лина… Впилась зубами в руку нападавшего. Что-то холодное твердое воткнулось в бок.

— Блядь, Ангел, не трепыхайся. Или будет очень больно.

Мне сразу же стало больно. Внутри все скрючилось, запульсировало в мучении от возникших слуховых галлюцинаций. Голос… мне почудился голос, почти каждую ночь нашёптывающий мне: «Спасибо, мой Ангел!»

Беги, Лина, беги, галлюцинации или нет, но ничего хорошего от этой встречи тебе не стоит ждать. Только почудившийся голос из прошлого лишил воли, расплавил кости, свел судорогой мышцы.

— Ан-ндрей, — вырвался хриплый возглас из моих губ.

Мужские руки затянули глубже в салон машины, и я, парализованная послышавшимся голосом, почему-то не сопротивлялась.

— Мне лестно, Ангел, что ты еще помнишь, как меня зовут, — прошептали мужские губы прямо в мое ухо, и кожа от страха, да, наверное, от страха пошла мурашками.

Ха!! Как можно забыть своего первого мужчину, которого я собственноручно отвела на эшафот. Потом были другие… Но с ними Глеб Георгиевич не поступал так жестоко, в большинстве случаев я просто узнавала необходимую Моргунову информацию. Кроме того, Андрей был единственный, в кого мне по-настоящему хотелось влюбиться. Интересно, как он выглядит сейчас?! Такой же красивый, каким мне запомнился?!

— Не вынуждай меня тыкать в тебя ножом, Ангел! Втяни ноги в машину.

Сама не знаю, зачем повиновалась.

— Так, хорошая девочка…

Не выдержала, обернулась… Черные глаза жгли, прожигали кожу, мышцы, даже кости. Красный уровень опасности!

— Добро пожаловать в ад, Ангел!

Теперь мой рот Евдокимов зажал какой-то тряпкой. И всё, темные, словно ночь, глаза стали приближаться… расширяться, разрастаться в огромные озера возмездия. Ангел, как бы тебе не потонуть, не захлебнуться в этом карающем море ненависти!

ГЛАВА 17

Прекрасный ангел прикорнул на моем плече. С закрытыми глазами, идеальным макияжем, вся такая тоненькая и грациозная, Лина в самом деле казалась райским созданием. Только крылышек не хватало. А внутри разрасталось торжество. Моя, моя, теперь она МОЯ! Теперь мне можно делать с ней всё, что пожелаю. А я её более чем желаю. Член в штанах радостно подпрыгивал, возбужденный осознанием реальной близости той, которая практически каждую ночь приходила нас мучить, оставляя неудовлетворенными. Даже не знаю, чего мне больше хотелось сейчас, — придушить Лину за то что, она смела быть красивой такой, тогда когда я валялся на нарах, где единственным удовольствием секса была редкая мастурбация с мыслями об идеальном теле Ангела, или же первым делом хорошенько выебать, наверстывая упущенное за те четыре года, когда был вынужден обходиться без женщины. Всё… Теперь можно делать с ней всё, что захочется! Душить, резать, насиловать во все щели. Моя, моя, эта прекрасная девушка теперь полностью в моей власти. И я не успокоюсь, пока не вытрясу из неё имя человека, который стоял за поломавшей мою жизнь на до и после историей с изнасилованием.

Открыл ворота двора дома, который специально снял по этому поводу на окраине нашего города. Ничего роскошного, потому что теперь я был вынужден экономить. Простой деревенский домик, с маленькой кухней и двумя сообщающимися между собой комнатами.

— Всё, Ангелочек, приехали, — зачем-то вслух произнес я, ведь девушка слышать не могла, поскольку была в отключке.

Сначала хорошенько закрыл ворота, потом осторожно вытащил Лину из машины. Тело было обмякшим, но совершенно не тяжелым. Конечно, ангельские создания не могут много весить. Женская ручка красиво откинулась в сторону. Всё в ней красиво… Не снимая обуви, вошел в дом и осторожно положил плененного мной Ангела на разложенный диван. Щелкнул электровыключателем. Ангелина до сих пор не проснулась, видать, крепкую штуку мне раздобыл свояк. Застыл, любуясь… Лина стала намного красивее за те четыре с половиной года, которые мы не виделись. Если раньше в её лице просматривалось что-то невинно-девичье, то сейчас была идеальная, шаблонная внешность роковой красотки. Четко очерченные брови, подведённые тонкими стрелками веки, длинные ресницы, видимо, чтобы оттенить лазоревые глазки, покрывала синяя тушь. На скульптурные щечки наложены едва заметные бежевые румяна, а дивно вырезанные, чуточку подправленные ботоксом губки подкрашены розово-коричневой помадой. Идеальный макияж на идеальном лице, нет, уже не ангела, выше бери, Андрей, богини. Сука, сука, сука!! Не нежничая, стащил с изящных женских ступней туфельки на высоченном каблуке, потом неторопливо, трясущимися руками, принялся поднимать подол ярко-синего платья. Божественна, идеальна! Её красота слепила, доставляла боль, словно шипы вонзались в мои глаза, пальцы, да и грудину тоже. Какие длинные ноги в телесных чулочках, дальше, боже… красивый изгиб бедер, кружево трусиков, плоский животик с пирсингом в пупке, упакованные в голубой бюстгальтер груди. Хотелось наброситься на нее голодным зверем, грызть, кусать, чтобы напиться, пропитаться, насытиться этой красотой. Но я наоборот неспешно, смакуя удовольствие, несмотря на распирающий джинсы член, продолжал раздевать всё еще находящуюся без сознания прекрасную девушку. Наконец-то снял полностью платье, затем принес из кухни ножницы и разрезал его на мелкие ярко-синие клочки, порезал прямо на Ангеле бюстгальтер и трусики, стащил невесомые чулки со стройных женских ног. А потом почти благоговейно, едва касаясь подушечками пальцев, стал гладить восхитительное тело перед собой. Взял в руки тонкую безупречную стопу, изящные маленькие пальчики были покрытые французским маникюром, точнее, педикюром. Какая на хрен разница! Их хотелось целовать, нет, ломать, грызть голодным зверем, нет, целовать. Дальше мои ладони медленно заскользили вверх по бархатистой коже стройных ног. Лобок, как, помнится, и четыре года назад, был гладко выбрит. Сколько времени прошло, а я еще помню её вкус. Медово-соленый, возбуждающий, сносящий крышу. Попробовавший хоть раз нектар Ангела не сможет его забыть. Руки скользнули на подтянутый девичий животик, видимо, Лина регулярно занимается спортом. Пальцы пошли ещё дальше, жадно накрыли восхитительную грудь с небольшими розово-коричневыми сосочками. Идеальная тонкая шея, обещающие райское наслаждение губы. Ооо… Она шикарна, бесподобна, идеальна! Ангел, богиня, безжалостная ведьма, испортившая мою жизнь! Хотелось поставить её на пьедестал и бесконечно любоваться, как совершеннейшим произведением природы, а лучше разломать, поломать на части, потому что от этой красоты болели глаза и истекало кровью сердце.