Марина Дмитриева - Ловушка для Ангела

— Слушаю тебя, Владик. Есть новости?

— Данька клянется, что не знает, куда делась Лина. Они общались буквально несколько дней назад по телефону, сестра была веселой и ничегошеньки не говорила о том, что куда-либо собирается.

— Влад, ты хорошо спрашивал?!

— Обижаете, Глеб Георгиевич, более чем. Да его и спрашивать особо не надо, он за своего сыночка что угодно расскажет. Верещал, как потерпевший, когда я его на ручки взял, да легонько по щечкам пухлым похлопал. Мне кажется, Данил не врет. И вообще, всё это выглядит странно.

— Так… — собеседник на миг замолчал.

— Что будем делать, босс?

— Хрен его знает! Пока оставь людей проследить за братишкой.

— Может, Лина не сама свинтила, а добрался до неё кто-то.

— Я сам уже думал об этом, Влад. Но тогда почему документов нет и денег. Ладно, возвращайся, я пошлю рябят по вокзалам поспрашивать. Ну, и конечно, нужно будет проверить всех, с кем мы задействовали Лину.

Проснулась я от тычка ногой в бок… Не очень болезненного, скорее, унизительного.

— Вставай, Сука! Возникла парочка вопросов к небесному гребаному ангелу!

Неспешно поправила сбившиеся после сна волосы и посмотрела как можно спокойнее в глаза своего персонального маньяка.

— Что это, Лина?!

Сердце пропустило удар, один, второй, третий, четвертый, а потом забилось, точно сумасшедшее. В мужских руках были многочисленные фото и заметки о моем Андрее из маленького коричневого чемоданчика, который я хранила на верхней полке антресоли шкафа.

— Мать твою, что это за алтарь, Лина?!

Как же мне объяснить свое психическое расстройство. Ведь не только он сошел с ума в желании отмстить, я тоже свихнулась на моем Андрее. Жаль только, что картинки, засевшие в моей голове: благородного, остроумного, притягательного и немного циничного бизнесмена, совсем не совпадали с действительностью.

— Блядь, я спрашиваю, что это, Ангел?!

— Разве ты не видишь? Фото, — постаралась ответить как можно спокойней, — твои фото…

— Но почему их так много, вся моя подноготная практически?!

— Мне просто нравилось смотреть на тебя, ты красивый мужчина, Андрей.

И тут же получила болезненную оплеуху по губам.

— Не ври, Ангел!!

Так и знала, что Евдокимов не поверит правде, уж слишком она фантастично звучит.

— У тебя ко мне какие-то личные претензии?! Неужели именно ты задумала эту ловушку?! Где я перешел тебе дорогу, Ангел?! Где?! — заорал Андрей не своим голосом.

Смешно, вот до чего он дошел в своих размышлениях. Пусть будет так, пусть считает, что именно я организовала эту историю с изнасилованием. Главное, чтобы Евдокимов перестал искать Глеба Георгиевича.

— Знаешь, чем ты перешел мне дорогу, Андрей, ответ на поверхности, ты меня уволил. Вот так походя, взял и уволил. Едва взглянув, лишил возможности нормально зарабатывать. Ненавижу таких вот хозяев жизни, которые, не задумываясь, ломают судьбу других людей.

А ведь эти слова я говорю сейчас совсем не Евдокимову, Моргунову.

— За это не сажают на шесть лет, Ангел! Это слишком несоизмеримо… — потрясённо прошептал Андрей.

А по моим щекам потекли слезы, выдавая мои чувства и ломая только что выдуманную сказочку.

— А кто сказал, что ответ должен быть соизмеримым, Андрей?!

Если бы ты только знал, какими несоизмеримыми бывают ответы. Я вот ни о чем плохом в отношении других людей никогда не помышляла даже, но стоило попасть в руки возомнившего себя всемогущим ублюдка, и всё, ловушка захлопнулась, причем не только для меня, но и для тебя, милый.

— Ты! Да ты! — зло зашипел Евдокимов и замахнулся.

Зажмурилась в ожидании удара, сжалась маленькой испуганной птичкой. Сейчас ты и лишишься своей прекрасной головы, Ангел.

Но удара не последовало. Последовал рык, сначала злой, потом обреченный. Затем Андрей больно схватил меня за волосы. Темные глаза, прожигая огнем, посмотрели в мои зрачки… Не знаю, что он пытается там увидеть и прочитать. Мужские пальцы почти ласково стали гладить мой подбородок. А взгляд жжет, жжет, похлеще настольной лампы, которую он когда-то использовал. Глаза от обилия огня заслезились… А я вдруг сделала немыслимое, обнимая, заскользила руками по его широким плечам. Оттолкнул. А затем, буквально через секунду, навалился сверху, нетерпеливо шаря по моему телу и раздвигая ноги. Злость переросла в желание, отчаянье превратилось в вожделение. Приглашающе задвигала бедрами навстречу бугру в его спортивных штанах. Андрей молниеносно стащил их с себя и снова возбужденной обнаженной массой бухнулся сверху моего тела. Между влажных губок вклинился его мощный член. Черт, закусила губы, чтобы не кричать от блаженства, черт, а руки сами по себе прошлись по широким плечам, спине, легли на мужские ягодицы, легонько их сжимая и царапая. Он завыл прямо в мое ухо, вызвав жаркий поток мурашек по коже.

— Шлюха, какая же ты шлюха, Ангел!

Затем вонзился мощным толчком в мою липкую, текущую густым соком, ждущую его ударов промежность. Раз, два, три, четыре, пять, один удар за другим. Ооо, именно этого хочу. Этих зверских движений в самой глубине моего возбужденного тела. Раз, два, три, четыре, пять. Сейчас я взмою вверх, распадусь на кусочки, десятки маленьких ангелочков, взорвусь, испытаю наконец-то оргазм.

— Кончить я тебе не дам, Ангел!

— Нееет!! — кричу рассерженно в ответ.

А потом добавляю просяще:

— П-пожалуйста, — голос слезливо дребезжит.

Но Андрей неумолим, выходит из пылающей, требующей оргазма промежности, становится на колени перед моим распластанным, подрагивающим телом, и неотрывно смотря жарким ненормальным взглядом маньяка, начинает дрочить.

— Андрей, п-пожалуйста! Я-я так хочу, пожалуйстааа! — завыла я.

Только он не слышит, яростно натирая рукой свой стоящий палицей член.

— Черт с тобой!

Не выдержала, отправила пальчики к пылающему лону. Евдокимов тут же схватил мою руку своей лапищей, немилосердно оттаскивая её от влажных, желающих разрядки складок.

— Нет! Не разрешаю, запрещаю! Жертвы насилия, даже такие шалавы, как ты, не должны испытывать оргазм.

— Андрей, п-пожа… — бессвязно залепетала я, но густые белесые капли его спермы уже начали падать на мой трепещущий живот, а вслед за ними бесцветные капли слез побежали по моим щекам.

* * *

Добро пожаловать в бредовую жизнь сексуально озабоченных. Утро здесь обычно начиналось с минета, жесткого, горлового, который я всегда ненавидела, поскольку рвотный рефлекс никто не отменял, и порой было очень сложно его сдерживать. Ненавидела и текла, ведь меня возбуждал его запах, вкус, да и просто присутствие рядом. А в теле появилось вечное желание получить разрядку, непреходящее желание оргазма. Только Евдокимов был жесток, даже неумолим. Теперь, уезжая, он не только приковывал меня ногой к батарее, но и связывал руки за спиной, чтобы я не могла для снятия постоянного возбуждения, засевшего в моем организме, использовать пальчики. Бред, состоящий из постоянного неудовлетворенного желания. Жестокая пытка, придуманная, чтобы меня разговорить или свести с ума.

Все попытки наладить какой-то диалог с похитителем просто-напросто игнорировались. Евдокимов вообще со мной не разговаривал, только по самым низменным, бытовым вопросам. Я предложила ему приготовить что-нибудь, ведь то, что стряпал на плите Евдокимов, есть получалось с большим трудом. Нет, не позволил… молча принес сосиски с переваренными недосоленными макаронами. Впрочем, в моей голове и теле засел совсем другой голод, поэтому было абсолютно всё равно, чем потчует меня Андрей.

В обед, если Евдокимов никуда не уезжал, он тоже брал меня. Жестко, быстро, прямо на матрасе или стоя сзади моего тела около стены. Ощущения, особенно во второй позиции, были такие острые, всепроникающие, что ток мгновенно бежал по телу, проникая в каждый нерв, моментально добирался до подсознания, которое билось и кричало: «Я хочу кончить! Пожалуйста!» Но, как только близился финал и предоргазменная волна разливалась по телу, Андрей выходил из алчущей разрядки щелки, а потом заканчивал, дроча руками свой член, или, поставив меня на коленки, разряжался густыми потоками спермы в мой рот.

Вечером тоже был секс, обычно под струями воды в душе. Мой мучитель совмещал приятное с полезным. Столько много секса, столько много удовольствия без настоящего удовлетворения. Я закусывала губы, пытаясь не просить, не умолять его об оргазме. Должна же во мне остаться хоть капелька гордости. Должна… Но конечно, доведенная до грани, в полубеспамятстве от желания разрядки, всё равно просила, умоляла, плакала даже. Только разжалобить моего Андрея было невозможно. Перманентное состояния вечного возбуждения, которое усугублялось ничегонеделаньем и отсутствием благ цивилизации в виде телевизора, компьютера и книг. День складывался из постоянного возбуждения и ожидания, когда же Евдокимов обратит внимание на своего Ангела. Какой-то бред, постоянная пытка, лишающая последних остатков гордости и воли.

— Андрей, расскажи, какая там погода?

Молчание, ответом мне всегда было молчание. Андрей вот уже несколько часов лежал на диване, смотря что-то в тоненьком беленьком ноутбуке, моем ноутбуке. И этот факт тоже заставлял нервничать. Я всегда старалась быть очень осторожной, не оставляла паролей и ничего не рассказывала о себе в сети. А вдруг Андрей читает книги Анны Степановой? Надеюсь, он не догадается, что это я их писала, ведь они нечто совершенно интимное, выставленное, правда, в открытый доступ для тысячи людей, но это безликие читатели, точнее, читательницы, а когда тексты изучает твой персональный маньяк, держащий тебя посаженной на цепь, тут невозможно оставаться спокойной.

— Андрей, ты в детстве боялся темноты?

Быстрый взгляд черных глаз в мою сторону. На секунду… Ну почему так мало?! Посмотри на меня еще. Пожалуйста.

— Я боялась. Знаешь, мама всегда включала мне ночничок в виде полумесяца. Мне казалось, что из мрака прямо в мою постель заползет Кикимора. Почему-то именно Кикиморы я боялась больше всего, хотя весьма смутно представляла, как она выглядит. Наверное, меня неприятно завораживало сочетание звуков. Как ты считаешь?!

Молчание, даже взглядом не удостоил. Если бы я знала тогда в детстве, что Кикиморы не самое страшное, а настоящий мрак в мою жизнь принесут вполне обычные, даже симпатичные мужчины. Мрак, грязь… Каким чудом ты еще живешь, Ангел?! Почему до сих пор не сошла с ума!

— А потом, когда немного подросла, самым страшным казалось, если на мне никто не женится. Это дедушка Митя виноват, он, помнится, постоянно твердил: «будешь такой вредной, тебя замуж не возьмут». И я каждый вечер спрашивала маму или бабушку, а правда, у меня будет жених, я же совсем не вредная, только плакса немножко, но девочкам ведь это позволительно. Они, конечно, успокаивали: «Будет, причем самый красивый, добрый и благородный».

— Замолчи, Ангел, ты меня отвлекаешь.

— Я-я не могу, Андрей. Поговори со мной, пожалуйста!

Нет, слов я не дождалась. Евдокимов лишь устало закрыл глаза, перестав пялиться в монитор моего компьютера.

— Андрей, а какое твое любимое кушанье?

Опять молчание, полное игнорирование моей глупой болтовни.

— Знаешь, в детстве я очень любила вишневый компот, точнее, вишни из него. Бабушка специально закатывала для меня полторалитровые банки, штук по тридцать. А на даче у нас была целая вишневая роща. Представляешь, как там было красиво в пору цветения!

— Ангел, заткнись! — в голосе предупреждение.

Не хочу, не могу я заткнуться, до чертиков надоела эта тишина!

— А Мишка, ну, парень, в которого я первый раз влюбилась по-настоящему, знаешь, я была тогда довольно зажатой. Неудивительно, учитывая то, что воспитывались мы с Данькой бабушкой, а она была очень строгая и немного старомодная. Во дворе меня многие так и называли «профессорская внучка». Он сначала терпеливо ждал, когда я созрею для физической любви, потом ему надоели мои постоянные отказы. Мишка начал настаивать, причем, возможно, чрезмерно, и, когда я согласилась попробовать, мне так и не удалось раскрепоститься. Мы занимались петтингом, но я ничего не почувствовала кроме смущения, была сухая и в первый и во второй раз. Он назвал меня фригидной, психанул, переспал с моей одногрупницей. А потом погиб…

— Заткнись Ангел, я ничего не хочу о тебе знать! Мне все равно.

Обидно, больно… А что ты себе воображала, Лина? Думала, если расскажешь ему о себе, он сжалится, поговорит с тобой, а потом подарит немного нежности. В моей жизни так мало нежности… Нет, ничего подобного я не думала, просто больше нет сил переносить эту беззвучную пустоту. Я схожу с ума, а внутри зреет истерия.