Трое путешественников ехали через лес вдоль маленькой речки, которую Катрин хорошо знала. Это был Ожин, чьи воды заполняли рвы замка Эрменгарды. Спускалась ночь, но было решено, что в этот вечер они остановятся только в замке.

– Мы так близко теперь, что было бы жаль терять время! Заночуем в замке…

– Мы близко, но погода портится, – сказал Готье. – Вот уже дважды я слышал вдали гром, и мне кажется, я вижу там довольно темную тучу.

Весь день жарило, как в печке. Не раз они останавливались на берегу ручья, чтобы освежиться.

Катрин пожала плечами:

– Гроза неизбежна, Готье, но я ее даже желала бы. Мне кажется, что хороший ливень был бы кстати.

– Ну и что ж, пусть будет ливень! – заключил добродушно Готье. – Я чувствую, что настолько высох, что могу вспыхнуть, если ко мне поднести факел на расстояние фута.

Именно тогда они увидели в прозрачных водах реки зловещий кровавый след и оперение стрелы, торчавшей из воды так прямо, что сомнений не было – она торчала из тела.

Может быть, успев привыкнуть к такого рода зрелищам, они бы и проехали мимо, если бы не услышали стон, а затем и шум битвы.

Готье придержал лошадь, спрыгнул на землю, спустился к берегу реки и двинулся к тростниковым зарослям.

– Помоги мне, – крикнул он Беранже. – Здесь человек, он еще жив.

Пока Катрин заводила лошадей в лес, чтобы привязать там к дереву, Беранже бросился на зов друга.

Вдвоем им удалось вытянуть на берег крупного мужчину, одетого в широкую блузу и штаны из грубой ткани, с которых потоками стекала вода. Из его груди торчала стрела, лицо было искажено страданием. Розоватая пена покрывала обескровленные губы, из которых вырывался слабый стон.

Катрин опустилась перед раненым на колени и платком вытерла его губы.

– Он умрет?

– Стрела вошла слишком глубоко, чтобы я мог ее вырвать, – произнес Готье, осматривавший рану. – Если бы у него был шанс, я срезал бы оперение и протолкнул ее вглубь, чтобы вытянуть из спины. Но смерть уже делает свое дело…

Действительно, лицо человека стало приобретать свинцовый оттенок. Катрин торопливо достала из своего мешочка, висевшего на поясе, маленький флакон, который поднесла к губам умирающего. Это была смесь из кипрского вина, всевозможных ароматических трав, знаменитого «жгучего раствора господина Арно», которым Жак Кер снабдил ее среди прочих вещей.

Горячая влага потекла по губам раненого. По его телу пробежала дрожь, и он открыл глаза. Его карие глаза казались подернутыми туманом. Он двинулся, потом обратил лицо к молодой женщине и вытянулся. Его руки били воздух, губы двигались, но беззвучно.

– Похоже, он хочет что-то сказать! – прошептал Беранже.

Катрин дала ему еще каплю эликсира. Тогда раненый пробормотал:

– Бегите… Нельзя… туда идти! Жи… водеры! Дворянчик из Коммерси… Его называют… капитан Гром. Уезжайте… отсюда!

Он всхлипнул, запрокинулся назад в предсмертном спазме, из его рта хлынула кровь, и он замер.

– Он мертв, – сказал Беранже дрожащим голосом, и Катрин закрыла ему глаза.

– Гром! – проворчал Готье. – Капитан Гром! А это еще кто такой?

– Грома я не знаю, – сказала Катрин. – Но могу вам сказать, кто такой Дворянчик. Он прекрасен, как женщина, знатен, как принц, доблестен, как Цезарь, молод… как вы, Готье, и жесток, как монгольский воин! Его зовут Роберт де Сарбрюк граф де Коммерси, архангел с глазами невинной девушки и душой демона. Однако смотрите… слушайте…

Теперь уже была ночь; под деревьями и в лесной чаще слышался гул, и первые вспышки пожара краснели на излучине реки.

– Мы не сможем проехать, – заявил Готье, увлекая Катрин к тому месту, где она привязала лошадей. – Надо спрятать животных, спрятаться самим и переждать. Когда они все сожгут… они, конечно, уйдут в другое место.

Замаскировав лошадей в чаще, они спрятались в соседней лесосеке.

Приближалась гроза. Огромные бледные вспышки простреливали небо, которое грохотало почти без перерыва, но еще не упало ни одной капли.

– Только бы пошел дождь! – пробормотал Готье. – Появилась бы надежда, что он потушит огонь. Ветер его несет как раз на нас. Он преграждает нам дорогу, по которой мы могли бы обогнуть деревню. С другой стороны река, а она кажется мне быстрой и опасной.

– Лучше утонуть, чем попасть в руки этим людям, – возразил Беранже.

Катрин ничего не говорила. Сквозь деревья она видела, как двигаются вдалеке беспокойные тени, но с каждой минутой голоса людей, крики и проклятия слышались все явственней.

– Кто-то, должно быть, убежал, – предположила Катрин. – Послушайте! Его преследуют… Боже мой! Они приближаются. Надо идти, или мы окажемся в кольце! С Божьей помощью!

Они неслышно двинулись вдоль реки, потом осторожно спустили лошадей в реку. Животные плыли вверх по реке, борясь с течением.

Раскаты грома следовали один за другим, а грохот, доносившийся из захваченной деревни, перекрывал тот шум, который они производили при плавании.

Наконец копыта лошадей коснулись дна реки.

– Мы не попали во вспышки света, – сказал Готье с удовлетворением. – Это удача и…

Он не закончил фразу. Внезапно луг, поднимавшийся над отмелью, и заросли как будто вспыхнули. Группа людей, некоторые из которых держали факелы, отделилась от высокого леса, направляясь к укрепленной ферме, которая стояла на вершине холма и которую Катрин увидела слишком поздно. Но в одно мгновение путешественники оказались на свету.

– Эй! – крикнул один из разбойников. – Вы только посмотрите, что там в реке!

С дикими воплями они стали спускаться по лугу вниз.

– Мы погибли! – простонала Катрин.

– Если эти люди на стороне короля Карла, у нас, может быть, есть шанс, – крикнул Готье. – Ворон ворону глаз не выклюет!

– Живодеры не служат никому, а только самим себе!

Они пытались направить лошадей в реку, но было уже поздно.

Не прекращая испускать дикие вопли, несколько мужчин уже вошли в реку и успели схватить лошадей за поводья. Юноши обнажили оружие, отчаянно пытаясь защищаться, но их усилия были напрасны. В мгновение ока все трое были брошены на прибрежный песок.

– Славная добыча! – вскричал один из нападавших. – Важные птицы и, наверное, богатые люди! Торговцы, конечно…

– Торговцы! – прорычал Готье, неистово вырывавшийся. – У нас что же, вид торговцев? Мы дворяне, подонок, а наш друг…

Он замолчал. Тот, кто казался главным, встал на колени перед Катрин, которая ударилась головой о пень, когда ее швырнули на землю, и лежала неподвижно, оглушенная. Он грубо сорвал черный капюшон, который покрывал голову молодой женщины. Показались золотые косы, казавшиеся почти рыжими в свете факелов.

– Смотри-ка! Смотри-ка!.. – проговорил он. – Какой приятный сюрприз!

Чтобы удостовериться, он вытащил кинжал и быстрым жестом рассек шнурки, которые завязывали плащ молодой женщины. Взорам мужчин предстали полоски ткани, которыми она стягивала грудь. Лезвие кинжала разрезало их в одну секунду, и совершенное доказательство женского пола пленницы развернулось перед глазами воров.

Их глава восхищенно присвистнул.

– Давайте до конца очистим скорлупку с этого лакомого ядрышка. Это в самом деле женщина, ребята. И из самых приятных…

– Бандиты! Дикари! – ревел Готье, задыхаясь. – Это не женщина, это дама! Знатная дама, и если вы только осмелитесь до нее дотронуться…

Пунцовый от бессильной ярости, он извивался в веревках и задыхался. Тем временем их командир, намеревавшийся раздеть Катрин, раздраженно пожал плечами.

– Заткните этого крикуна! Он мне мешает думать… Ну-ка скажите, ребята, если мне не изменяет память, никто до сих пор не запрещал нам иметь дело с благородными дамами, насколько я знаю? Главное – это узнать, откуда они? Давай, курочка! Просыпаемся!

Пока один солдафон кулаком оглушил Готье, другой вылил в лицо Катрин полную каску воды. Она вздрогнула, открыла глаза, выпрямилась нервным движением, почувствовав, как грубые руки поглаживают ее грудь, и плюнула, как рассерженная кошка.

Оттолкнув изо всех сил мужчину, который, потеряв равновесие, шмякнулся на спину, она вскочила на ноги, вытащила кинжал из-за пояса и сжала его в кулаке.

– Банда прохвостов! Я распорю живот первому, кто приблизится!

Ответом на угрозу был громкий взрыв хохота. Командир поднялся, вытирая черное от пыли и копоти лицо кожаным рукавом.

– Идет, – сказал он, – мы потолкуем! Но только потому, что нам сказали, что ты «знатная дама», а иначе не воображай, что это твое веретено помешает нам сделать с тобой все, что нам захочется! Кто ты? Откуда едешь?

– Из Тура, где десять дней назад присутствовала на свадьбе монсеньора дофина! Я придворная дама королевы!

– Скажи-ка! Хромой! Кажется, это серьезно! Может, стоит отвезти всех к капитану, что скажешь, Хромой?

– Когда мне понадобится твое мнение, я его спрошу! – рявкнул другой.

И снова обратился к Катрин:

– Как тебя зовут, прекрасная госпожа?

– Я графиня де Монсальви. Мой муж известен среди капитанов короля Карла!

Хромой помолчал, почесал свою взлохмаченную шевелюру, снова надел каску и повернулся, пожимая плечами.

– Ладно! Ведите всех к капитану Грому. Тем более что я тоже предпочитаю с ним не связываться… Но знаешь, красавица, если ты мне тут все наплела, он все враз поймет, потому что он их знает, этих придворных дам. Во всяком случае, раз ты красива, у тебя есть шанс быть повешенной только после отсрочки. Гром красоток любит. Эй, вы там, поехали! Ты, Корнисс, втащишь этих юнцов на лошадей, свяжешь все-таки руки даме, потому что она слишком легко поигрывает с ножом, и отвезешь в деревню. Я умываю руки.

Пока Корнисс привязывал Готье и Беранже, все еще не пришедших в сознание, к лошадям, потом связывал руки Катрин, Хромой с товарищами начали взбираться по откосу и поехали по дороге к укрепленному дому, такому же черному и молчаливому. Через мгновение, вооружившись стволом дерева, они бросились на приступ двери.

Корнисс взял конец веревки, которой была связана Катрин. Его товарищ вел лошадей на поводу. Все направились к деревне, которую с этим берегом связывал небольшой мостик.

Катрин изо всех сил старалась прикрыть свою накидку, разорванную до пояса, но вскоре об этом перестала даже думать, завороженная открывшейся перед ней картиной: кроме двух-трех домов, вся деревня пылала. От некоторых хижин осталась только куча краснеющих углей, из которых торчали почерневшие брусья. Другие пылали, как факелы, большим светлым пламенем, который разносил ветер. Горели даже кучи навоза, распространяя удушающий дым и запах.

Повсюду лежали трупы. Она видела женщин с задранными на голову юбками, которые умирали в лужах крови и нечистот со вспоротыми животами; умиравшего старика с отрезанными кистями, который полз, упираясь локтями в землю, а из обрубков толчками брызгала кровь; повешенных с фиолетовыми лицами; привязанных вниз головой над затухающим огнем, лица которых превратились в огромные почерневшие угли…

Катрин закрыла глаза, чтобы не видеть это, споткнулась и упала на колени.

– Надо смотреть под ноги, мадам! – сказал ей Корнисс. – Здесь не двор.

– Смотреть? Чтобы видеть это? Но кто же вы такие? Звери? Нет, вы хуже зверей, так как звери, даже самые дикие, не обладают вашей жестокостью. Вы изверги, демоны с человеческими лицами…

Другой лишь пожал плечами.

– Ну что же! Это война!

– Война? Вы называете это войной? Убийства, пытки, грабежи, пожары, насилие!

Корнисс назидательно поднял палец:

– «Война без огня ничего не стоит, не больше, чем свиная колбаса без горчицы!..» – это сказал король Англии! А он знает, о чем говорит!

Катрин предпочла не отвечать. Они направлялись к церкви. Сорванная дверь висела на петлях, изнутри шел свет и доносились крики животных.

Они приблизились, и Катрин увидела, что внутри было полно коров, телят, быков и коз, которых наемник в кирасе, надетой на монашескую рясу, записывал в толстую книгу, лежащую на аналое. Приделы были завалены тюками фуража, а в маленькой часовне люди сваливали продовольствие, захваченное в деревне.

Корнисс позвал монаха-переписчика.

– Эй, начальник! Ты знаешь, где капитан?

Не отрываясь от своего письма и не поднимая глаз, переписчик показал в сторону.

– Там, последний дом, сзади! Это дом бальи. Он там…

– Ладно! Пошли туда! – вздохнул наемник, потянув за веревку, которая связывала его с Катрин.

Она устремила горящий ненавистью и отвращением взгляд в тусклые глаза солдафона.

– Будьте прокляты! Вы все будете прокляты! Если вас не накажут люди, этим займется Бог! Вы будете гнить в тюрьмах и на виселицах, чтобы затем вечно гореть в аду!

К великому удивлению молодой женщины, человек перекрестился и с видимым страхом приказал ей замолчать, если не хочет, чтобы ей заткнули рот.

Пожав плечами, она повернулась к нему спиной и вышла из оскверненной церкви с поднятой головой. И в эту секунду ужасная вспышка молнии осветила всю деревню и разразилась гроза. Водяные смерчи обрушились водопадом с черного неба, откуда раздавался рев апокалипсиса, прибивая огонь, поливая горящие угли, которые задымились, как паровые котлы.