– Вы расслышали мой вопрос, девушка? – переспросил священник. – Разве мать не передала вам ничего такого, что бы вы могли предоставить ее родне в качестве доказательства?

Мойра только развела руками. Сказала, что если у Норы и оставались какие-то ценности после того, как она бежала на север, убив своего соблазнителя, то она наверняка расплатилась ими за то, что ее взяли на судно, идущее на Оркнейские острова. После убийства Уолтера беглянка очень страшилась погони, поэтому нигде не задерживалась. Ею владело лишь одно желание – исчезнуть, скрыться от мести Керров. Ну а потом, уже став женой рыбака на острове Хой, она жила в такой нищете, что даже подумать странно, что ее мать могла сохранить какую-то ценность, когда у них бывали ужасно голодные зимы, а ее ослабевшие от голода дети умирали один за другим.

Леди Ависия была поражена.

– Моя дочь – и в нищете? Такая гордячка и щеголиха… в нищете?

Мойре было трудно представить мать, ту изможденную, часто хворавшую женщину, щеголихой. Но вот гордость у нее была. Ее уважали, хотя она была чужачкой, а таких на острове не очень любили, даже несмотря на то, что Нора прожила там много лет.

Брат Оданель слушал Мойру с неким сомнением, но все же бедствия, о каких поведала Мойра, произвели впечатление и на него.

– Лучше бы она вернулась к нам в Форд, – произнес он наконец. – А ты, Мэри…

– Мать называла меня Мойрой, – не удержалась молодая женщина. – О, вы не понимаете! Оркнеи – это забытая Богом земля, и, находясь там, трудно представить, что где-то живут Керры или Героны, с которыми она была некогда связана. К тому же она так страшилась мести, что даже скрывала от меня ваши родовые имена. Это позже, после того как я поведала обо всем Дэвиду, он сопоставил мои слова с тем, что знал об убийстве одного из Керров. И догадался, кем я могу быть на самом деле.

– Майсгрейву нетрудно было предположить подобное, если многое сходилось. К тому же не он брал чужого человека в свой род, – все еще сомневался Оданель.

– Да ты только посмотри на девушку, сын! – всплеснула руками леди Ависия. – Разве ты не видишь, что она наша? И какой смысл Майсгрейву везти нам ее через всю Шотландию, если не для того, чтобы вернуть птенца в гнездо. Он сделал доброе дело для Геронов!

– Я просто отметил, что эта женщина назвала рыцаря из Нейуорта по имени, – опустил на миг глаза Оданель. И вдруг спросил: – Вас что-то связывает с Майсгрейвом? И, простите, я обратил внимание, что ваши волосы очень коротко подстрижены. Вы беглая монахиня?

– Нет, я не вступала в обитель, хотя одно время Дэвид Майсгрейв считал, что так для меня будет лучше. Но, видите ли, я беременна. Меня бы не приняли ни в один монастырь, учитывая, что я жду ребенка.

Она решила сразу им все сказать. Захотят – они ее примут и такой. Нет – она попросит их вернуть ее в Нейуорт. К человеку, которого она называла просто по имени.

Похоже, от ее признания они и впрямь опешили. На несколько мгновений повисла напряженная пауза. Но потом леди Ависия поднялась с кресла.

– Вот что, Мэри моя… Прости, девочка, но мне еще трудно привыкнуть к твоему гэльскому имени Мойра и я буду звать тебя так, как тебя нарекли при крещении. Сейчас, Мэри, ты пойдешь отдыхать. Завтра утром, когда ты поспишь и осмотришься, мы еще поговорим обо всем. Оданель, посвети своей племяннице и проводи ее в опочивальню.

Мойра шла, опустив голову, в душе благодаря свою бабушку за такое снисхождение. Оданель же был строг и молчалив, но когда у входа перед дверью он передавал ей свечу, вдруг воскликнул:

– О, вы левша!

– Бастард Герон тоже это отметил.

Оданель потоптался на месте, что-то говорил, что Керры известны тем, что многие из них леворукие. Да и мать права, говоря, что Мойра похожа на Элен. И он даже поцеловал Мойру в лоб, напоследок сказав, что почти убежден, что она не самозванка.

Кажется, принятие в семью состоялось.


Мойра была так потрясена и утомлена, что почти не помнила, как разделась и легла в постель.

Но утром, когда к ней пришла леди Ависия и приказала служанкам снять ставни с окон, Мойра огляделась и поняла, что ее родственники весьма состоятельные люди. Ибо ложе, на котором она спала, было не хуже резной кровати с пышным балдахином, имевшейся у нее в Эйлен-Донане, половицы были покрыты пестрым тканым ковром, кресла и сундуки вдоль стен украшала затейливая резьба, а на стене напротив камина висел яркий гобелен с вышитой на нем сценой псовой охоты.

– Это покои моей невестки Элизабет, – сказала старая леди, заметив, как озирается Мойра. И добавила с осуждением: мол, невестка сбежала под защиту укреплений Йорка, едва стали ходить слухи о возможном вторжении шотландцев. – Я не стала ее удерживать, – сурово поджала губы Ависия. – Но у нас на севере обычно так не поступают. Вон даже эта капризная Грейс Майсгрейв не бросила Нейуорт, когда в стране стало тревожно. А наша Элизабет… забрала мою маленькую внучку и сбежала. Даже свои многочисленные наряды оставила. Но это и к лучшему. Думаю, они придутся тебе как раз впору и ты выйдешь сегодня к столу как истинная Герон.

Наряды сбежавшей леди Элизабет и впрямь подошли Мойре. Старая госпожа сама следила, как и во что одевают ее внучку. Для Мойры приготовили рубаху из тонкого белого льна, тонкого плетения чулки и башмачки из оленьей кожи с широкими модными носами. Потом на нее надели фижмы – своеобразный каркас, какой Мойра никогда раньше не носила, но который придавал пышность юбке, которую натянули поверх него. Юбка была из светло-золотистой парчи, к ней присоединялся такого же цвета лиф, и все вместе это называлось кирлт – нижнее платье. Затем сверху надели шуршащее темно-синее верхнее платье, на рытом бархате которого проступали крупные замысловатые узоры, а его верхняя юбка расходилась спереди разрезом, чтобы можно было любоваться золотистой парчой нижнего кирлта. Рукава платья расширялись колоколом, их откидывали за локти, и они были пышно подбиты светлым мехом северной лисы.

– И, конечно, мы должны скрыть твои короткие волосы, – заметила старая леди. – Не хочу, чтобы кто-то сплетничал по поводу того, что моя внучка ходит стриженная под мальчишку.

Шапочка койф, тоже из золотистой парчи, покрыла светлые кудряшки Мойры, а сверху еще водрузили нарядный гейбл леди Элизабет. Это был чисто английский головной убор, Мойра никогда не видела таких в Шотландии: сверху он имел сходство с щипцом двускатной крыши, а по бокам вдоль лица спускался двумя украшенными богатой вышивкой лентами, достигавшими груди. К наряду еще прилагались бусы, броши, кольца, а также роскошный пояс из чеканных пластинок с цветными каменьями, длинный конец которого спускался спереди почти до колен и заканчивался крупной подвеской ювелирной работы, заключавшей в себе ароматические шарики, – при каждом движении они так и благоухали лавандой.

Мойра с удовольствием рассматривала себя в овальное металлическое зеркало, поворачиваясь то одним боком, то другим. Ее совсем не смущало, что она одета в чужую одежду, тем более что все было вычищено и проветрено и лишь легкий аромат духов прежней хозяйки указывал, что некогда эти богатые наряды носила другая женщина.

Леди Ависия с восхищением смотрела на свою великолепную внучку. Синий бархат придал особый голубоватый оттенок прозрачным глазам Мойры, голова держала расшитый гейбл легко и грациозно, словно носить столь громоздкий головной убор ей было так же привычно, как ранее накинутый на волосы шотландский плед.

– Наверное, ты, бедняжка моя, ранее и не ведала о таком богатстве, – заметила леди Ависия.

Мойре пришлось признаться, что когда она сожительствовала с вождем клана Маккензи, то ее покровитель ничего не жалел для нее и ей всегда привозили городские наряды из Эдинбурга, так что она носила и бархат, и шелка, и украшения, как у настоящих дам при дворе. Леди Ависия тут же спросила, была ли обвенчана Мэри с этим диким шотландцем? И стушевалась, узнав, что ее внучка жила с ним в так называемом шотландском браке, когда до алтаря дело не доходит.

– Мы поговорим об этом позже, – остановила признания Мойры старая леди, взмахнув рукой и покосившись на прислушивающихся к ее речам служанок. Но сама не удержалась: – Как это неловко, клянусь верой! Родственница самих Геронов – а этот дикарь не удосужился повести ее под венец.

Мойре даже стало обидно за старину Гектора Роя, и она с достоинством заметила, что в шотландском Нагорье вождь Маккензи слыл одним из самых влиятельных мужей и его зéмли – это по сути маленькое королевство, где власть вождя значит даже более, чем приказы Якова Стюарта. К тому же ее мать Нора сама настояла на том, чтобы дочь уехала с Островов с Гектором Роем и стала его женщиной, и благословила ее на такое сожительство. Однако леди Ависия не желала об этом слушать.

– Я лишь понимаю, что из-за безрассудства Элен тебе многое пришлось претерпеть, дитя мое. Но теперь все это в прошлом. Ты наша, ты дома и отныне под нашей защитой. Даже если родишь тут дитя от своего шотландца. Ведь это он отец твоего ребенка?

Мойра опустила глаза. Ей не хотелось лгать бабушке, но и сознаться, что она сошлась с Дэвидом Майсгрейвом, не спешила. В конце концов, однажды… Но пока лучше об этом молчать, чтобы не создавать трудности между кланами Геронов и Майсгрейвов. Как поняла Мойра, тут понятия чести не пустой звук.

За трапезой леди Ависия представила собравшимся домочадцам свою внучку. И даже, к удовольствию молодой женщины, назвала ее гэльским именем Мойра. При этом сидела подле нее за высоким столом, следила, чтобы внучке подавали лучшие яства, старалась представить ей каждого из слуг и служилых людей Форда. А еще через пару дней в Форде все только и говорили о набеге Александра Хоума. Упоминали о разорении селений, погибших людях и угнанном скоте. Говорили и о защите замка Форд. Многих возмущало, что молодая хозяйка Элизабет Герон забрала с собой в Йорк немало крепких воинов, какие так нужны сейчас в самом замке. Обычно для обороны Форда хватало сотни ратников, но теперь им придется туго, учитывая, что еще предстоит принять немало окрестных беженцев.

– Мы будем молиться, чтобы наш дом не пострадал, – поднялся со своего места Оданель Герон. – Не единожды Форду приходилось выдерживать набеги северян. Надеюсь, что наши укрепления, а также стойкость защитников Форда укроют нас от неприятеля и на этот раз. Я уповаю на то, что вскоре и помощь подойдет.

Священник Оданель решительно взялся следить за обороной замка. Леди Ависия позже говорила Мойре, что ее младший сын всегда был смел и тверд в своих решениях и это ему надо было стать главой родового гнезда Геронов, а не старшему сыну Уильяму. Тот был просто святой миротворец, он даже с извечными врагами Геронов из замка Итал сумел поладить, но смиренно склонил голову, когда по приказу короля его отправили в Эдинбург как пленника.

– Я не ожидала от моего первенца такой покорности, – сокрушалась леди Герон, когда они с Мойрой поднялись на стены и старая леди принялась показывать внучке укрепления. – Уильям мог бы отсидеться в Форде или укрыться в болотах, как Бастард Джон, – с некоторой обидой говорила она. – Я советовала это Уиллу, но он был послушен воле короля. Ох, словно и не моя с Роджером кровь течет в его жилах! – стукнула она кулачком по зубцу парапета. – Уж мой муж никогда бы не позволил заковать себя в кандалы и отправить к шотландцам. Да и Оданель такой – он сразу же приехал в Форд, узнав, что тут неспокойно. Вот кто пошел в отца. Но Оданель – младший из моих выживших сыновей, и мы решили отдать его Церкви. Однако, клянусь верой, даже Бастард Джон более достоин владеть Фордом, хотя и не я его родила. Но я воспитывала Джонни сызмальства и люблю его, как и родных детей. Видит Бог, на этого разбойника я всегда могла положиться. Поэтому именно его и отправила за тобой в Нейуорт. Такого бойца, как наш Бастард, еще поискать, а округу он знает лучше кого бы то ни было. И я уверена, что, если понадобится помощь, наш Джон будет тут как тут.

Она говорила это, уверенно перешагивая через груды булыжников и каменных ядер, приготовленных на стене у бойниц для отражения нападения. При этом тяжелые юбки словно и не тяготили ее, а вот Мойра то и дело спотыкалась, приподнимая каркас юбки, – ох, как же неудобна эта английская мода! Однако при этом Мойра задавала бабушке вполне уместные вопросы об обороне, и та с охотой отвечала ей, указывая то на мощные решетки у ворот, то на поднятые надо рвами тяжелые мосты и уверяя, что Форд нынче надежен как никогда. Это ее уже почивший супруг Роджер Герон позаботился о его обороноспособности, да и Уильям, хоть и слыл миротворцем, уделял немало внимания укреплениям Форд-Касла.

Однако, на взгляд Мойры, замок был уязвим. Она помнила окруженный стенами Эйлен-Донан, находившийся на острове среди вод залива, и другие крепости Маккензи, угрюмые и неприступные среди горных отрогов, как и помнила Нейуорт, возвышавшийся на скале подобно орлиному гнезду. Нейуорт был не столь богатым, как замок Геронов, однако его расположение на возвышенности делало его неприступным, в то время как мощный Форд стоял на вершине пологого холма и подобраться и окружить его не было бы особой трудностью для нападавших. Только сами постройки, мощные четырехугольные башни с узкими бойницами и зубчатым парапетом, окружавшие внутренние дворы замка, могли служить ему защитой.