При этом в войске Суррея во время сражения при Флоддене погибло менее двух тысяч. Просто удивительно, что все обошлось столь малой кровью, и англичане уверяли, что это потому, что их воинство сумело сохранить свою главную святыню – знамя с крестом святого Кутберта. Английская армия сберегла силы, поэтому бежавшие без оглядки до самого Эдинбурга уцелевшие шотландцы, доставившие горькое известие о поражении, дали понять, что граф Суррей вполне может двинуться на север и завоевать обескровленное королевство. Это вызвало настоящую панику, и только со временем, когда стало ясно, что старый командующий не поведет войска через границу, а сражение при Флоддене было оборонительным, дабы защитить свою страну, в Шотландии перевели дыхание. Стало известно, что регентша Англии Катерина Арагонская не хочет воевать с другой регентшей, сестрой своего мужа Маргаритой Тюдор, и готова предложить ей мир.

Но именно тогда стали просачиваться слухи, что Яков Стюарт не погиб при Флоддене. Говорили, будто кто-то видел, как король покинул поле боя, но, обескураженный полным разгромом, снял с себя все королевские полномочия и отправился замаливать грехи в далекую Палестину, решив стать монахом. О, шотландцам так хотелось, чтобы это было правдой!.. И они не желали верить тому, что говорили англичане: дескать, лорд Дакр лично обнаружил павшего короля среди трупов, почтительно доставил его в город Бервик на Твиде, где несколько знавших монарха людей опознали его тело. Позже сообщалось, что труп Якова был заключен в свинцовую оболочку и отправлен сначала в Лондон, а затем в монастырь Шин в городе Ричмонде. Шотландцы не желали в это верить. «Зачем южанам хоронить Якова у себя? – рассуждали они. – Эти англы скорее вернули бы мертвого монарха его законной супруге Маргарите, английской принцессе. И если этого не произошло, то Яков все же спасся». И опять стали распространяться слухи о том, что Стюарт уехал в Святую землю, где продолжает замаливать грехи и просить за свою милую Шотландию. Сами шотландцы простили Якова, простили его неудачную авантюру с нападением на соседей и его бесталанное командование, обернувшееся бедой для целого государства.

Наступившая зима для обоих королевств прошла спокойно. И лишь весной вновь начались набеги на границе. Чтобы сдерживать северян, было решено восстановить разрушенные при набеге крепости, на что из казны выделили крупные суммы. Одним из первых замков, где началось строительство, был Форд-Касл. Майсгрейв с супругой ездили навестить Геронов, и, несмотря на то что Дэвид выделил достаточно серебра для восстановления замковой часовни, их там встретили не очень приветливо. Дело в том, что освобожденный из заключения Уильям Герон и его вернувшаяся из Йорка жена не могли простить Мойре того, что она выдавала себя за Элизабет Герон и теперь все в округе обсуждали ее любовную интрижку с шотландским королем. Однако то, что благодаря чарам хозяйки Форда шотландцы задержались с выступлением, позволив английской армии собраться и подготовиться к бою, было оценено по достоинству, и Героны были облагодетельствованы значительной суммой, а сама Элизабет получила лично от Суррея в дар роскошное ожерелье. Так что в итоге Героны помирились с Майсгрейвами, на чем особенно настаивала старая леди Ависия, которая умерла вскоре после Рождества, оплаканная родней. Оданель Герон вернулся в свое аббатство в Ньюкасле. Правда, перед отъездом, в конце февраля, он успел побывать в Нейуорте, став крестным отцом сына Мойры и Дэвида, маленького Филиппа Майсгрейва.

Едва леди Майсгрейв подумала о сыне, как все ее воспоминания о былых событиях отошли на второй план. Все это уже в прошлом, а ее дитя, ее маленький Филипп спал тут, возле нее, на разостланном среди вереска войлоке. Мойра с любовью склонилась над своим малышом. Он был такой славный в свои полгода, такие крепенькие у него были ручки и ножки, такой милый светлый пушок покрывал голову! Пока Мойра носила его в себе, она не особенно задумывалась о своем материнстве. Сначала ее занимали другие события и проблемы, потом она вся была поглощена любовью к Дэвиду, да и беременность не очень донимала ее. Она чувствовала себя прекрасно до последних дней, а вот роды прошли тяжело. Их с Дэвидом ребенок родился крупным, но Мойра справилась и подарила мужу чудесного крепкого сына.

Какие прекрасные слова – муж, сын. Мойра посмотрела вдаль, туда, где в голубоватой дымке волнистой грядой виднелись лесистые Чевиотские горы. Она смотрела на север, откуда некогда приехала, и вспоминала мать. Когда-то давно на Оркнеях, словно в другой жизни, суровая Нора предостерегала ее от любви, от бремени деторождения, от доверия людям. Как же она ошибалась!

– Я буду молиться о твоей душе, матушка, – прошептала Мойра.

Однако думать о печальном ей не хотелось. Тем более что ребенок проснулся и захныкал.

И тут же рядом оказалась Дженни.

– Наш маленький лорд проснулся и желает кушать!..

Из горничной Дженни получилась прекрасная кормилица. Свою дочь она родила всего на пару недель раньше появления на свет Филиппа Майсгрейва, молока у нее было вдосталь, и Мойре пришлось отдать ребенка на кормление, ибо, как ей объяснили, даме ее положения не полагается самой кормить дитя. Вот и сейчас Дженни устроилась под кустом вереска, приложив к своей пышной груди обоих детей – свою малышку и маленького лорда.

Мойра почти ревниво смотрела, как ест ее сын, хотя и старалась унять это чувство. Вот сейчас ее мальчик насытится, она примет его из рук кормилицы и будет обнимать, сколько пожелает. Она будет бродить с ним по вересковым склонам, пока светит солнце и пока строгий охранник Эрик позволит им наслаждаться этим ясным днем на пустошах.

Но сам Эрик, похоже, готов был увести женщин в замок уже сейчас.

– Миледи, что-то сегодня слишком все благостно. Меня это даже тревожит. И я бы советовал прямо сейчас вернуться в замок. Кто знает, кому придет охота вновь поозорничать на холмах, – говорил он, озираясь.

Мойра чуть улыбнулась и переглянулась с Дженни. Эрик, ранее состоявший оруженосцем при сэре Дэвиде, в последнее время был повышен в звании до капитана охранников Нейуорта. В его обязанности входило оберегать госпожу и юного наследника, но леди Майсгрейв, обычно такая рассудительная и достойная дама, порой вдруг начинала отдавать странные приказания. Так, она полюбила подолгу гулять среди цветущего вереска, причем обязательно с сыном. А с ребенком приходилось брать и кормилицу с ее малышкой. И Эрик, вместо того чтобы оставаться в Гнезде Орла и выполнять свои непосредственные обязанности, брал охрану и оберегал обеих женщин и детей в этих глухих местах.

– Миледи, вы слышали, что я сказал? Нам следует собираться.

– Повременим еще немного, мой славный Эрик. Наш верный Оливер Симмел, несмотря на его почтенные годы, справится с заботами в замке. К тому же это позволит ему вновь ощутить себя сильным и значимым после того, как мой супруг позволил ему жить в Нейуорте в качестве члена семьи. Мне кажется, Эрик, что старый Оливер порой скучает по своим обязанностям, и мы дадим ему возможность вновь ощутить себя все таким же занятым во время нашего отсутствия.

Ох, эта хозяйка! Эрик выразительно поглядывал на жену, надеясь, что она повлияет на леди Мойру. Но Дженни лишь улыбалась. Как же беспечны эти женщины! А вот ему стоит опасаться…

Впрочем, Эрик понимал, что опасность ныне куда меньше, чем еще год назад. Шотландцы только начали оправляться от поражения и, несмотря на все разговоры о возможном чудесном спасении при Флоддене короля Якова, короновали его маленького сына Якова V. При малютке короле был регентский совет, во главе которого стояла королева Маргарита и те из влиятельных лордов, что уцелели после битвы. Среди них был и лорд Хоум, которого, между прочим, едва не обвинили в поражении шотландской армии. Люди поговаривали, что если бы он и граф Хантли не отвели свои отряды, когда сражение еще продолжалось, то исход боя мог бы быть иным. Лорд Хоум умело опровергал подобные заявления, говорил, что только благодаря тому, что он увел свои отряды, в Шотландии остались какие-то силы, способные защитить государыню и ее сына. В итоге он был назначен лейтенантом военных сил Шотландии, и хотя его мнение не сильно влияло на решения совета, все же смог отбить наскок горцев, которые этой весной после голодной зимы решили поправить свои дела и напали на южные земли королевства.

Кошачий Колокольчик, могучий Ангус, так твердо выступавший против войны с англичанами, тоже вошел в регентский совет, но недолго пробыл в нем и вскоре уехал в свой уединенный замок Уайтхорн. Старый лорд был слишком потрясен горем, когда узнал, что оба его сына и больше двухсот воинов из клана Дугласов остались лежать бездыханными на поле Флоддена. Так что не прошло и двух месяцев после страшного поражения, как он тихо умер. Все его огромное наследство перешло внуку, красивому девятнадцатилетнему Арчибальду Дугласу, ставшему новым графом Ангусом.

А вот Маргарита Шотландская, которая поначалу убивалась по супругу, довольно скоро утешилась. Она получила власть, стояла во главе регентского совета и уверяла всех, что только ее родство с Тюдорами оградило Шотландию от вторжения. В апреле она родила второго сына, названного Александром. Но королева уделяла малютке мало внимания. А месяц назад пришло неожиданное известие: Маргарита вступила в брак с юным красавчиком Арчибальдом, новым графом Ангусом.

Так что шотландцам ныне было не до набегов. И все же осторожный Эрик не сводил глаз с далеких Чевиотских холмов. Это власть имущие решают, жить им в мире или начинать войны, а здесь, в Пограничье, война идет из года в год, и все короли и королевы давно смирились с этим. Поэтому он почти властно приказал госпоже начинать собираться. Они должны вернуться в Гнездо Орла до того, как начнет смеркаться!

Слышала ли его леди? Держа на руках улыбающегося и играющего ее блестящей цепочкой сына, она смотрела на юг, туда, где за расположенной в низине рощей пролегала дорога на Олнвик, и капитан Эрик, обычно не отличавшийся особой сообразительностью, наконец догадался:

– Клянусь святым Кутбертом, миледи, никак сегодня должен вернуться наш господин сэр Дэвид?

Тут даже Дженни всплеснула руками:

– Эрик, ты мог бы и раньше догадаться! Ведь сегодня в Нейуорте побывал вечный жених нашей Одри – Найджел Гусь Перси. Именно он сообщил миледи, что Перси и наш господин вернулись из поездки в Лондон. Значит, сэр Дэвид непременно сделает все, чтобы поскорее прибыть домой!

– И что, нам теперь торчать тут до темноты? – недовольно проворчал Эрик. – Да и Тилли куда-то запропастилась.

Ох, эта неугомонная Тилли Майсгрейв! Вечно убегает, вечно ее не дозовешься. Однако на этот раз, когда Эрик стал трубить в рожок, она, словно боевая лошадка, услышавшая призыв, появилась из-за россыпи серых камней на соседнем склоне.

Мойра только покачала головой. Ну что за девчонка! Шагает себе прямо по кустам вереска, размахивая палкой и сбивая лиловые головки соцветий. Движения, как у мальчишки, а нарядное платье, в какое ее обрядили с утра, уже невесть на что похоже, да и волосы растрепались.

Поначалу леди Майсгрейв было непросто с Тилли. Девочка, несмотря на их прежнюю дружбу, довольно враждебно отнеслась к Мойре, узнав, как скоро отец обвенчался с ней после кончины леди Грейс. И хотя Тилли отдали уютные и роскошные покои матери и новая жена отца не претендовала на наряды Грейс, Тилли избегала ее, а при встречах дерзила и была непокорной. Однако их отношения заметно улучшились, когда Мойра родила Филиппа. Ведь Тилли так нравился братишка!

Сейчас, когда по настойчивым требованиям Эрика все уже собрались уезжать, упаковали провизию в корзины и взяли тюки с покрывалами, Тилли первая заметила приближающийся отряд.

– Это отец! О, это точно мой отец!

И, конечно же, Тилли побежала к подъезжавшим всадникам и первой оказалась перед отцом. Однако она уже не протестовала, когда Дэвид спешился и обнял вышедших ему навстречу жену с маленьким сыном.

– Мой наследник! – воскликнул он, поднимая на сильных руках сияющего малыша. – Мой Филипп Майсгрейв!

А тот лепетал и улыбался, щуря свои зеленые, как у котенка, глазки.

Вечером в зале Нейуорта было много народа, все хотели услышать новости с юга, узнать, как обстоят дела при дворе. Конечно, для местных жителей Лондон и король по-прежнему были где-то невероятно далеко и истинным правителем по возвращении снова все считали только Генри Элджернона Перси, хотя и догадывались, что поездка их хозяина с графом Нортумберлендом на юг что-то да значила.

Пришлось рассказать, что король Генрих несколько смущен тем, что, несмотря на все заверения о его блестящих подвигах во Франции, многие англичане считают, что завоевание пары городов в Нормандии не так важны для Англии, как одержанная победа над шотландцами. И все же Генрих милостиво принял всех, кто отличился при Флоддене, и щедро одарил их. Да будет всем известно, что старому Суррею был возращен его титул герцога Норфолка, отобранный ранее; его сын Томас Говард получил высшую награду, став кавалером ордена Подвязки, а младший Эдмунд получил пост смотрителя французского города Кале. Но, увы, Эдмунд Говард, будучи прекрасным солдатом, оказался не самым способным губернатором, в Кале он устраивает пиры и пьянствует, что не очень нравится королю, и поговаривают, что если Эдмунд не угомонится, то легко может лишиться столь выгодного места. А учитывая, что он и в Англии наделал долгов, какие его отец отказался выплачивать, то парень может плохо кончить[72].