— Я вам не верю. Вербовать юношу моложе восемнадцати лет незаконно...

Еще не договорив фразу до конца, она почувствовала, как глупо это звучит. Было широко известно, что власти закрывали глаза на подобные нарушения. Армии требовались корабли, а кораблям — крепкие матросы.

— Я не верю, что сэр Роберт способен на такой мерзкий поступок, — запинаясь, добавила Аделаида. — Он не чудовище.

— Верьте чему хотите. Но правда такова: не прошло и шести недель после того, как мои отец и мать погибли в перевернувшемся экипаже, как сэр Роберт увидел возможность избавить меня от моего наследства, а Британию от... — Коннор посмотрел на потолок, как бы припоминая. — От ублюдка-убийцы, незаконнорожденного сына шлюхи. Помнится, он выразился так.

— Убийцы-ублюдка? — Ей и в это было трудно поверить.

— Он считал меня виновным в смерти своей матери.

— Но это нелепо.

— По меньшей мере несправедливо. Но, как рассудил сэр Роберт, если бы я не родился на свет, если бы наш отец не признал меня, а держал бы любовницу в секрете, его мать благополучно пребывала бы в неведении о распутном поведении мужа.

Уже использовав слово «нелепо», Аделаида не знала, что еще здесь можно сказать. В голове у нее был полный сумбур. Не думая, она встала с кресла и начала расхаживать по комнате. Маневрировать в маленькой гостиной было трудно, но перед камином места хватало.

Коннор отставил бокал и, откашлявшись, произнес:

— Аделаида...

Она отмахнулась, нетерпеливо мотнув головой. Ей хотелось немного подумать в тишине.

И какого черта все это свалилось на ее голову? Даже если история Коннора правдива — а она не совсем была в этом уверена, — не она загнала его в матросы... не она лишила его наследства.

Аделаида остановилась и повернулась к нему лицом.

— Мистер Брайс, я очень сожалею... о том... о тех неприятностях, которые, возможно, вам довелось пережить. И мне также очень жаль, что вы в ссоре со своим братом, но... но это не имеет никакого отношения ко мне.

— Неприятностях? — мягко повторил Коннор. — Имеете ли вы хоть какое-то представление о том, какова жизнь насильно завербованного матроса? Что сделали с пятнадцатилетним мальчуганом?

— Нет, однако...

— Это ад превыше всякого воображения. Мне удалось сбежать только через год. А потом еще месяцы в трущобах Бостона, без крыши над головой. Ушло десять лет на то, чтобы собрать состояние, необходимое для возвращения в Шотландию. Полжизни я ждал момента, чтобы отомстить.

— Отомстить? Вы... Все это... Я и есть ваше мщение?!

Коннор медленно поднялся на ноги и подошел к ней... Улыбающийся золотой дьявол.

— Вы мой приз, милая. Но не главный. У меня припасен длинный список подарков для дорогого братца. — Тыльной стороной ладони он погладил ее по щеке. — Вы — первый в этом перечне.

Пальцы Аделаиды сжались в кулаки при этих бессердечных словах. Ей хотелось дать ему пощечину. До этого момента ей не хотелось ударить ни одно живое существо. Но как же страстно она желала этого теперь!

— Вы... себялюбивый... высокомерный...

— Ублюдок? — предложил он.

— Лжец! — отрезала она. — Я не верю ни одному вашему слову.

— Вы сегодня услышали от меня больше правды, чем услышите от сэра Роберта за всю жизнь. — Он слегка наклонился и спросил: — А хотите узнать, кто последний заимодавец вашего брата?

— Какое это имеет отношение к... — Зловещий намек медленно расходился ядом в ее крови. — Еще одна ложь!.. — прошептала она, но без уверенности в голосе.

— Спросите его. Вольфганг умеет хранить секреты, но лжец из него никудышный.

Аделаида покачала головой, отвергая его слова, но не могла не выслушать дальнейших откровений.

— Расскажите мне, что вы об этом слышали.

— Нет, это дело Вольфганга рассказать вам все. — Коннор пожал плечами и выпрямился. — Все равно моим словам вы не поверите.

Из-за того, что он был прав, а ей это было неприятно, она сменила тему:

— Вы не имели никакого права втягивать меня и мою семью в гадкую распрю со своим братом.

— Не имел, — легко согласился он. — И все же я сделал правильно.

Аделаида попыталась сдержать ярость и ответить резко и четко, но ей удалось выдавить из себя лишь какой-то хриплый звук.

У Коннора проблем с красноречием не возникло.

— Аделаида, будьте разумны, — заискивающе произнес он. — А еще лучше — будьте неразумной и выходите за меня замуж. Пусть это станет вашим мщением. У меня имеется состояние, которое вы можете пускать на ветер, дома, которые вы сможете сжечь дотла...

— Куда же тогда я поселю мою вторую семью? — как выплюнула она и сама была шокирована собственными словами.

Шокирована, но удовлетворена.

Углы его рта опустились в задумчивой гримасе.

— Боюсь, я вынужден буду настаивать на соблюдении верности.

— Вы меня унизили!.. — прошипела она.

На мгновение его взгляд метнулся в сторону, потом вернулся к ней. Это было крохотное движение зрачков, легчайший намек на неловкость, но это было уже кое-что. Этого было достаточно. Она ощутила возрастающую власть, чувство своей правоты, чистого удовольствия.

— Вы унизили мою семью. Вы втоптали мое имя в грязь и не выказываете ни намека на стыд, поскольку держите остатки моей репутации в заложниках. Вы думаете, мне нравится ваша настойчивость? Вы заплатите за все, что сделали. И заплатите дорого. И я выберу вам наказание.

Он склонил голову набок.

— Это означает «да»?

Звук, вырвавшийся из ее горла, нельзя было даже назвать рычанием. Исчерпавшая все оскорбления, она схватила свой плащ, круто повернулась и направилась к двери.

— Аделаида!

Тон голоса был нежным и нетребовательным. Внезапная перемена заставила ее обернуться на пороге.

Он смотрел на нее без улыбки и говорил без шутливости:

— В мои намерения никогда не входило унизить вас.

Несколько мгновений она молча переваривала его слова.

— Это что, извинение?

— Да.

Она ни на минуту не поверила, что Коннор произнес это всерьез. Этот человек менял свой характер и манеры, словно примерял один за другим костюмы из переполненного шкафа. Ей было безразлично, какой он напялил на себя в этот момент.

Вздернув подбородок, она искоса посмотрела на него вдоль носа.

— Как благородно с вашей стороны! Только не пришлось бы вам обо всем пожалеть... после того, что я с вами сделаю!

Очень довольная своим последним выстрелом, Аделаида снова повернулась к выходу.

— Вы забыли свои туфли.

Она замерла, ощутив ступней сквозь чулки прохладу пола, и скорчила гримаску.

Проклятие!.. Она даже не помнила, когда сбросила их с ног. Приняв невозмутимый вид, она расправила плечи и снова повернулась к нему. В самой царственной манере она окинула взглядом комнату в поисках своей неизвестно где оставленной обуви.

— С той стороны кресла, — непринужденно подсказал Коннор. — Почему вы их снимаете?

Аделаида приобрела эту манеру несколько лет назад, чтобы сохранить привычку расхаживать, когда думает, и не проносить насквозь подошвы туфель, прежде чем найдутся средства их починить. Однако никакая сила на свете не вырвала бы у нее это признание.

Так что она в молчании пересекла комнату, схватила туфельки и стала надевать их прямо там, где стояла.

— Вы в них прошагали всю дорогу сюда?!

Ей не пришлось поднимать на него глаза, чтобы понять, что он хмурится. Она услышала это в его голосе. Но сама она продолжала молчать, твердо решив больше не вступать ни в какие разговоры с этим человеком.

— Я отвезу вас обратно в моем экипаже, — объявил он.

— Нет.

— Я оседлаю для вас коня...

Она не умела ездить верхом.

— Нет.

— Я не могу позволить вам ходить...

— Позволите? Вы забываете, мистер Брайс, что вы мне не муж.

— Пока нет.

Аделаида смерила его уничтожающим взглядом.

— Вы действительно верите, что я предпочту вас сэру Роберту? Что отвергну чувства истинного... идеального...

— Труса?

То, что такое же определение пришло и ей в голову, только еще больше разозлило Аделаиду.

— Джентльмена! И свяжу себя с человеком, который видит во мне лишь средство сделать своего брата несчастным?

— Сэр Роберт несчастен по натуре. Я женюсь на вас, чтобы привести его в ярость. Он тогда приобретает такой прелестный багровый цвет лица.

— Для вас это всего лишь шутка?!

С отвращением фыркнув, она выплыла из комнаты.

Коннор последовал за ней.

— Напротив. К своему мщению я отношусь очень серьезно... И вы должны подумать и поступить так же. — Он заступил ей дорогу. — Выходите за меня замуж, Аделаида, и превратите мою жизнь в сущий ад.

Она оттолкнула его в сторону и, распахнув входную дверь, вышла из дома.


Только когда Аделаида скрылась из виду, Коннор стер улыбку с лица. Из ящика в небольшом столике он взял пару пистолетов и направился к двери между гостиной и кабинетом. Потянув за ручку, он быстро распахнул ее. Грегори и Майкл кубарем влетели в гостиную. Коннор помог более старому удержаться на ногах, предоставив Майклу самому позаботиться о себе.

Майкл ухватился за подоконник, едва уклонившись от удара об оконную раму.

— Черт побери, парень! Мог бы предупредить...

— А вам следовало бы заняться чем-нибудь пристойным, а не подслушивать под дверью, подобно наседкам. — Коннор отпустил Грегори и протянул друзьям пистолеты. — Возьмите и проводите ее обратно.

Никто, обладающий парой глаз и крупицей здравого смысла, не принял бы их за разбойников с большой дороги. Хотя во всей Шотландии не нашлось бы более метких стрелков.

— Нечего распоряжаться, — проворчал Майкл.

— Ты что, думал, будто мы допустим, чтобы наша девочка пошла домой одна? Мы как раз собирались выйти из кабинета. Вот так!

Грегори покачал головой и направился к входной двери.

Майкл, продолжая ворчать, нагнал его.

— Сначала он тает, как свечка, а потом кряхтит, как младенец, у которого режутся зубки.

— Точно. Так и есть, поскольку злится, что напортил дело с девушкой.

Коннор закатил глаза к небу — надо же... «младенец, у которого режутся зубки»! — после чего, не обращая внимания на звук открывшейся и закрывшейся двери, уселся в кресло и задумался. Несмотря на запоздалое извинение перед Аделаидой, он вовсе не жалел о случившемся. Он сожалел, что огорчил ее, но быть скомпрометированной — беда гораздо меньшая, чем брак с сэром Робертом.

Так что в этом случае цель, безусловно, оправдывала средство. Даже если это средство разгневало Аделаиду. Ему, пожалуй, даже понравилось, видеть ее разъяренной. В гневе она была великолепна. Было чистым наслаждением наблюдать, как ее большие и ласковые карие глаза словно плавятся от ярости.

Коннор пошевелил плечами, снимая напряжение. Возможно, он наслаждался этим зрелищем чуть дольше, чем следовало. Он не собирался делать это. Просто его разозлило, что она находила какие-то извинения для сэра Роберта, продолжая при этом корить его. Это было даже хуже, чем увидеть напряжение на ее лице, когда он распахнул перед ней дверь.

Именно поэтому он для удовольствия дразнил ее. Ему легче было видеть ее злость, чем страх. Пожалуй, еще проще было бы, хотя бы временно, смягчить ее раздражение медовыми речами.

Существовала тысяча способов преподнести ей какую-нибудь приемлемую ложь, чтобы быстро успокоить... Однако позднее это наверняка рассердило бы ее еще больше.

Аделаида была великодушной и слишком доверчивой для собственного блага, но только не дурочкой. Она могла на какое-то время поддаться на красивые речи и фальшивую лесть, но только на время. Она была женщиной, предпочитавшей горькую правду красивой лжи.

После того как она поговорит со своим братом, все встанет на свое место. Аделаида станет миссис Коннор Брайс.

Она будет его. Наконец.

Внезапно встревожившись, Коннор поднялся с кресла и прошел в кабинет. Там на письменном столе стояла маленькая, вырезанная из дерева фигурка Аделаиды. Идеальное напоминание о том, какой он увидел ее сквозь прутья тюремной решетки: с ребенком на руках, с лицом, сиявшим решимостью и отвагой. Грегори вырезал ее из дуба маленьким перочинным ножичком, ради которого подкупил стражника. В тюрьме Грегори вырезал из дерева около полудюжины фигурок и передавал их Фред ди для продажи, притворяясь, будто им нужны деньги. На самом деле Грегори симпатизировал Фредди, и ему нравилось, как девушка восхищается его умением.

Так что Фредди продавала эти фигурки в соседней деревне, а Коннор платил тюремщикам, чтобы они выкупали их обратно, с доплатой, чтобы девушка ни о чем не догадалась. По правде говоря, Фредди нравилась им всем.