Потребовалось не меньше получаса, чтобы его отловить, сполоснуть от мыла и втиснуть в одежду.

После этого все происходило тихо и мирно. В отличие от матери Аделаида не была влюблена в своего жениха. В лучшем случае испытывала к нему осторожную симпатию.

Она полагала, что чувствует некоторое волнение, но трудно было определить истинную причину быстрого пульса и дрожащих рук. Возможно, это были просто нервы. Не в силах разобраться в этом, Аделаида не стала размышлять о причинах, а сосредоточилась на происходящем.

Практические дела!.. Именно ими оказался заполнен день ее бракосочетания.

Она приняла ванну, сменила наряд, послала записку о свадьбе Вольфгангу в таверну. На ответ никто не рассчитывал.

Коннор отправился в Эшбери и спустя несколько часов вернулся в экипаж, чтобы отвезти их всех в маленькую часовню, в которой Аделаида посещала службы. Она знала каждый дюйм ее витражного окна. Викарий крестил ее младенцем и гладил по головке, успокаивая, когда ее девочкой-подростком стошнило на его сына.

Теперь она стояла перед ним у алтаря, и он говорил о верности и святости священного обряда. А еще он бормотал что-то о женах и покорности мужу. Аделаида притворилась глухой.

«Еще один шаг», — напомнила она себе, борясь с кружением мира. Все это всего лишь еще один шаг на жизненном пути... и это ее выбор.

Она произнесла свои клятвы, Коннор произнес свои. Когда викарий объявил их мужем и женой, Изабелла захлопала. Джордж боднул головой спинку скамейки и взвыл от боли. Майкл Берч и Грегори О’Малли расписались как свидетели.

И вот она замужем. Очень просто? Теперь у нее есть муж и новая жизнь.

Дело сделано.

— Вот и хорошо, — услышала она собственный растерянный шепот. — Вот и ладно.

Большая ладонь Коннора легла ей на спину, и его тихий рокочущий смех прозвучал над ее головой.

— Готова ты ехать?

Аделаиде хотелось обидеться на его шутливый тон, но голос и прикосновение успокоили, как якорь, остановивший плывущий вокруг мир. Муж вывел ее на свежий воздух, и под последними лучами вечернего солнца голова ее начала проясняться. Она почти внятно поблагодарила Майкла и Грегори за участие в церемонии, а затем забралась в экипаж вместе со своим семейством и Коннором. К тому времени, как они выехали на дорогу, она почувствовала себя... самой собой.

Она едва расслышала слова Коннора у алтаря, но теперь достаточно ясно поняла, что он говорил Изабелле. Сегодня они должны упаковать свои вещи, потому что он пришлет за ними завтра утром. Это показалось ей вполне разумным. Кивнув, она поднялась, когда они подъехали к их старому дому, намереваясь вылезти. Мысли ее были заняты тем, стоит ли брать с собой старенькое муслиновое платье цвета слоновой кости, или... Изабелла быстро соскочила на землю и, подхватив Джорджа, зашагала к двери.

Однако прежде чем Аделаида успела двинуться за сестрой, сильная рука обвила ее талию.

Коннор, рассмеявшись, притянул ее на сиденье рядом с собой.

— Куда это ты собралась, любовь моя?

Она ошеломленно уставилась на него.

— Я... Ты сказал, что пришлешь за нами завтра. После того как мы упакуем... Ты сказал это две минуты назад.

— Я сказал, что заберу завтра семью Уордов. — Перегнувшись через нее, Коннор закрыл дверцу. — Миссис Брайс...

Только тогда Аделаида поняла, что соображает совсем не так ясно, как ей казалось. Конечно, он не думал, что она вернется с Изабеллой и Джорджем. Потому что теперь она его жена. Потому что сегодня день их свадьбы. Потому что — о Господи! — так не положено!..

Тревога пронзила ее. Запоздалое понимание, что быть женой — это нечто большее, чем произнести слова перед алтарем в часовне. Придется... делать еще кое-что. Какие-то тайные порочные действия... о которых она имела только самые смутные представления.

— Я...

Глаза Аделаиды метнулись к двери, и если бы экипаж не начал снова двигаться, она, пожалуй, сделала бы вторую попытку сбежать.

Очевидно, эта мысль отразилась у нее на лице, потому что Коннор, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и усадил себе на колени. Ее тревога переросла почти в панику. Неужели он собрался проделать с ней ЭТО прямо в экипаже?

Но эта тревога долго не продержалась. Коннор не выказывал никакого намерения преждевременно воспользоваться своими супружескими правами. Он прижал ее щеку к своей груди и легонько обвил руками ее талию. Аделаида почувствовала, как его подбородок коснулся ее макушки.

— Ты не пожалеешь о сегодняшнем дне, — мягко произнес он, нежно поглаживая ее спину.

Коннор явно хотел ее успокоить, и ей очень хотелось, чтобы ему это удалось. Она боялась, что их обоих ждет разочарование.

Его запах окружал ее, прижатое к его груди ухо слышало мерные удары его сердца, тело ощущало силу, скрытую в его мускулах. Он был крупнее ее, сильнее... и, несомненно, гораздо больше ее знал о том, что происходит между мужьями и женами.

Аделаида не могла ни о чем думать, кроме как о нем, о том, что он станет делать, и о том, какая же она была дурочка: расспрашивала мать о дне свадьбы, когда надо было расспрашивать о брачной ночи.

Ей вдруг подумалось, что, может быть, стоит спросить об этом Коннора, но тут же сообразила, что вряд ли это необходимо. Она не представляла себе все детали того, что произойдет, но сама суть факта была ей известна. То есть теоретическое базовое представление о механизме предстоящего действия у нее имелось... только нечеткое.

Наверное, ей следовало поговорить об этом с какими-то деревенскими женщинами... или с Изабеллой, ненасытное любопытство которой, вероятно, позволило ей приобрести книжку об этом. А вообще существуют книжки, где это описывается? Господи, ей давно следовало расспросить об этом кого-нибудь!

Губы Коннора легко прошлись по ее волосам.

— Не раздумывай так усиленно, любовь моя.

— Я и не раздумываю.

Веселый смех пророкотал над ее головой, отдаваясь в его широкой груди. Большой палец скользнул в сгиб ее локтя, поглаживая нежную кожу.

— Закрой глаза, синичка. Расслабься.

Аделаида медленно втянула в себя воздух, сосредотачиваясь на нежности его прикосновения и на том, как бережно, почти баюкая, он ее держал. Это немного помогло. Когда они подъехали к Эшбери-Холлу, она не то чтобы расслабилась, но уже не испытывала желания срочно сбежать назад домой.

Еще ей помогло то, что слуги не ждали их, выстроившись в две шеренги у входа для официального приветствия. По ее мнению, подобная процедура вызвала бы излишнюю неловкость и могла бы сейчас привести ее в полную растерянность.

«Благодарю вас за искреннее и теплое приветствие. Все мы прекрасно знаем, что первое мое действие в роли хозяйки дома будет отправиться в постель с вашим хозяином. Извините нас...»

Святые небеса!

Миссис Маккарнин и одна служанка были единственными, кто ждал их в холле.

— Могу я принять ваши перчатки, мэм?

— Что? Нет! — Аделаида поморщилась, когда глаза домоправительницы широко открылись. — Прошу прощения, миссис Маккарнин, я хотела сказать, что благодарю за предложение, но хочу пока не снимать перчатки.

Она не собиралась снимать ни одного предмета одежды, пока это не станет абсолютно необходимым. Тот факт, что это выглядело нелепо, она предпочла игнорировать.

Выражение лица миссис Маккарнин понимающе смягчилось.

— Как пожелаете, мэм. Могу я что-либо сделать для вас?

— Да. Могу ли я... — «попросить нечто совсем неподобающее», — получить маленький бокал вина?

Коннор встал рядом с ней.

— Я сам позабочусь об этом, миссис Маккарнин. Благодарю вас.

Он положил теплую руку ей на спину и слегка подтолкнул вперед. Аделаиде ничего не оставалось, кроме как послушно идти туда, куда он ее направлял: через весь большой холл, вверх по лестнице и по коридору семейного крыла. К ее удивлению, Коннор повел ее не в хозяйские покои, а в соседствующую с ними гостиную. Она оказалась сравнительно небольшой по размерам и не такой роскошной, как остальные комнаты дома. Отделана она была в голубых и зеленых тонах более мягкого оттенка. Дерево мебели имело приятный золотисто-коричневый цвет, поблескивавший в мерцании свечей.

Аделаида смотрела, как Коннор пересек комнату по направлению к буфету, чтобы налить бокал мадеры из графина, и думала, не ориентировался ли он на ее вкус, выбирая цвета обстановки. Потом ей в голову пришло предложить ему в обмен на решение не касаться ее нынче ночью устроить эту гостиную на свой лад.

«О, ради всего святого!» — подумала она. Ее страх переходил границы разумного, делая ее полной трусихой. С глубоким успокоительным вдохом она разжала пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в юбки, и мысленно крепко выругала себя.

Она ведет себя как дурочка. Женщины становятся женами каждый Божий день. И вроде бы никто от этого не умер. Так чего же ей, в сущности, бояться? Нескольких минут неловкости и неудобства? Всего-навсего. Разве Коннор не выторговал у нее десять раз в день? Это должно происходить очень быстро, если можно проделывать это по десять раз на день...

Возможно, это делается, как у птиц, которых она не раз наблюдала в саду: похлопают крыльями и улетают.

— Насколько плохо это может оказаться?

Коннор с небольшим бокалом в руке повернулся к ней.

— Прошу прощения?

— Ничего, — пролепетала она, заставляя свое лицо принять безмятежное выражение.

Коннор с нежным видом приблизился к ней.

— Аделаида, я не хочу, чтобы ты боялась.

— Я не боюсь.

Не говоря больше ни слова, он передал ей бокал. Было очевидно, что он считает ее лгуньей.

— Хорошо, — призналась она. — Наверное, я немножко нервничаю. Как я понимаю, это все равно что вытащить занозу из пальца. Ожидание страшней самого действия. Стиснуть зубы, быстрый рывок — и все кончено в один миг.

— Все кончено в один миг, — тихо повторил он.

— Да! — решительно кивнула Аделаида, потом передумала и сморщилась. — Я уверена, что все будет чудесно. — Нет, уверена она точно не была. — Но прежде чем мы доберемся до завершения этого дела... до того... вы должны знать... — Она выпила вино одним глотком. — Я не стану делать это десять раз в день.

— Десять раз... — Коннор растерянно моргнул, потом закрыл глаза. — Черт побери...

«Черт побери» было вовсе не тем откликом, которого она ждала.

— Я готова обсудить, сколько...

Коннор открыл глаза, забрал у нее бокал и, не говоря ни слова, отставил его в сторону. Затем, взяв ее за руку, он заговорил терпеливо, сочувственно, с сожалением:

— Аделаида, любовь моя...

— О Боже!

Ей захотелось вырвать у него руку и прикрыть ею рот. От такого тона ничего хорошего ждать не приходилось. Таким тоном сообщают печальные новости: о болезнях... и смерти... и...

— Я шутил насчет десяти раз.

— О!

Что ж, это уже не так страшно. Ей не слишком нравилось быть объектом шутки, но по крайней мере она испытала облегчение, услышав, что не придется...

— И это не то, что вытащить занозу, — объяснил Коннор.

Всякое облегчение мигом улетучилось. Она знала, что не стоит слишком надеяться на то, что все будет безболезненно.

— Это делается не быстро? Так?

Губы его изогнулись.

— Нет, если делать это хорошо.

— Тогда давайте сделаем это плохо, — поспешно предложила она.

— Тебе не понравится, если делать плохо.

Аделаида боялась, что ей не понравится, как бы это ни делалось.

— Но разве мы не можем попытаться?..

— Теперь ты испугалась, — вздохнул Коннор.

— Ну-у, я не боялась, когда думала, что все это делается по-быстрому, — пробормотала она.

— Будет и по-быстрому.

— Я не понимаю...

— Не важно. — Он откинул волосы с ее лица. — Аделаида, ты мне веришь?

О Господи, снова этот вопрос!

— Если вы спрашиваете меня, верю ли я в то, что вы все сделаете хорошо... — Аделаида махнула рукой в сторону спален, — то... полагаю, у меня нет выбора.

После недолгой паузы он сказал:

— Вы заставляете меня чувствовать себя тираном.

— Вы предпочитаете, чтобы я была с вами нечестной?

— Давайте начнем этот разговор с начала, — предложил Коннор и спустя одно биение сердца положил руку ей на затылок и завладел ее ртом.

Аделаида инстинктивно просунула руки между ними. Они нерешительно затрепетали, а когда его губы прижались к ее губам нежным завлекающим давлением, легли на лацканы его сюртука. На какой-то миг это напомнило Аделаиде их первый поцелуй в саду, когда он соблазнял, заманивал ее в добровольное подчинение. Но понадобилось еще всего одно скользящее прикосновение его губ, осторожное касание его языка, чтобы это сравнение растаяло, как туман. Этот нынешний поцелуй не был похож ни на какой, испытанный ею ранее.