Алисса Джонсон - Ловушка для повесы

— И когда наступят эти наши две недели?

— На следующей неделе.

Аделаида покусала губу.

— А скорее нам нельзя уехать?

— Мне нужно сначала закончить некоторые дела. — Капкан на сэра Роберта был поставлен, но Коннор хотел быть уверенным абсолютно во всех деталях, прежде чем ловушка захлопнется.

— Какого рода дела?

— Понемножку того-сего. Мне нужно рассмотреть окончательную планировку сада... и потом у меня в запасе имеется кое-что для сэра Роберта, я думаю, ты...

Он замолчал, так как она подняла руку.

— Это не важно, — проговорила она. — В эту поездку отправимся только мы вдвоем?

— Абсолютно, — объявил Коннор и точно имел это в виду. Грегори и Майкл какое-то время тоже будут в городе, но он постарается, чтобы они поняли, что их с женой тревожить не следует. Если он им понадобится, пусть пошлют ему записку. — Так что ты об этом думаешь?

Аделаида ответила неуверенной улыбкой.

— Я думаю, что поездка в Эдинбург мне понравится.

Коннор мгновенно преодолел расстояние между ними и провел пальцами по нежной коже под ее подбородком. Он был заворожен ее кожей... шелковистой, упругой, тонкой, источающей ее аромат. Не в силах удержаться, он нагнул голову и попробовал ее на вкус.

— Я прощен?

Дрожь пробежала по ее телу.

— Полагаю... Полагаю, это была невольная ошибка.

Аделаида верила своим словам, когда говорила их, и верила в искренность раскаяния Коннора и его обещание исправиться. И все же глодавшая ее тревога весь вечер и ночь камнем лежала на сердце. А к утру разрослась и тяжким густым туманом заслонила весь мир.

В надежде уйти от этого настроения Аделаида пропустила завтрак и отправилась на прогулку по сырому холодному воздуху. Она бесцельно бродила по дорожкам, проложенным сквозь заросли сада, и пыталась привести в какой-то порядок свои беспорядочные мысли и чувства.

Ей было нетрудно отыскать корень своей неуверенности. Она простила Коннора. Снова простила. И теперь задумалась, не вошло ли это в привычку, когда Коннор один день очаровывал ее, другой — разочаровывал... и она каждый раз его прощала... Где пролегает граница между разумным пониманием и жалкой бесхребетностью? И почему только она мечется между ними двумя?

Потому что только она любит, со вздохом решила Аделаида. И это ужасно несправедливо!

Если бы только она лучше понимала его чувства... Коннор сказал, что она много для него значит, и Аделаида ему поверила. Но слово «значит» неясно и имеет не один смысл. Мщение тоже много значит. И ежедневное умывание тоже. А она что, попадает где-то между ними двумя?

Она не хотела находиться между. Она хотела быть превыше всего остального. И ей очень хотелось знать, что должна она предпринять, дабы это произошло.

— Какое унылое личико!..

Аделаида, вздрогнув, обернулась на звук голоса Грегори. Он сидел на скамейке в шести футах от нее и строгал кусок старого дуба. Погруженная в свои мысли, в тумане, она чуть не прошла мимо.

— Мистер О’Малли. — Она тихо посмеялась над собой. — Я думала, вы сейчас в кабинете вместе с моим мужем.

Грегори покачал головой и смахнул с себя длинную стружку.

— Он сейчас занимается делами: отчетами, докладными и кучей других бумаг, которые мне не интересны. — Рукояткой ножа он похлопал по сиденью скамейки, приглашая ее сесть рядом. — Присаживайся, девушка. Расскажи мне, что тебя тревожит.

— Ничего меня не тревожит, — пробормотала Аделаида, садясь рядом с ним.

— Тревожит, тревожит. У тебя была ссора с мужем.

Губы ее дернулись в улыбке, одновременно шутливой и сокрушенной.

— Вам не стоит слушать сплетни слуг.

— Часть ссоры произошла на подъездной аллее, — напомнил он ей. — Вы так и не пришли к пониманию?

— Он извинился.

— Вот это хорошо. Так и подобает. А ты его простила?

— Да, — кивнула она, рассеянно сбрасывая стружки со скамейки.

— А теперь жалеешь, что сделала это?

— Нет. Его извинения были искренними. — Она наблюдала за движениями его ножа, обрабатывавшего конец деревяшки, и нашла их необычайно успокоительными. — И он поспешил их принести.

Грегори хмыкнул что-то невнятное. Аделаида была бы рада понять его восклицание, которое могло оказаться ей полезным. Это было нелепо и, пожалуй, немного грустно, что ей нужно искать понимания характера Коннора у его людей. Но, черт побери, узнавать о нем ей больше было не у кого. Никто другой не знал Коннора так хорошо и так долго.

— Он ведь очень обаятельный... как вы считаете? — притворно небрежным тоном заметила она. — Когда он этого хочет.

Грегори посмотрел на нее, подняв кустистые брови.

— Совсем тебя запутал. Ведь так?

— Нет...

— Запутал. Точно. Ты хочешь нарисовать его портрет, а он не стоит на месте.

— Мне не нужен его портрет, — возразила Аделаида, словно защищаясь. Она вполне представляла, каков он. Однако ей хотелось прояснить некоторые противоречия. Вот и все. — Я знаю, что представляет собой Коннор.

Грегори какое-то время всматривался в нее, затем вернулся к своей деревяшке.

— Может, и так.

— Я просто размышляю... — Аделаида прикусила губу, разрываясь между гордостью и желанием разобраться. — Он так быстро извинился — и это весьма похвально, — но я не могу отделаться от мысли, что он просто не хочет заострять внимание на этой истории.

— Не уверен, что мальчик способен такое придумать.

Она раскрыла рот от удивления.

— Вы хотите сказать, что мой муж малосообразительный?

— Я хочу сказать, что он мужчина и эгоист. Всегда был себялюбивым...

— Это неправда! — возмутилась Аделаида, хотя знала, что это так. Она была влюблена в Коннора, но не ослеплена им и знала его недостатки. Но ей не нравилось слушать о них от кого-то постороннего.

— Воспитывался, как балованный принц, а потом был оставлен нищим. И того и другого хватило бы, чтобы направить мысли человека на собственное благо.

— Он заботится о вас, — подчеркнула она.

— Верно, заботится. И я люблю его. Факт. — Грегори сделал кончиком ножа зарубку на дереве. — Но ведь можно один день быть хорошим, а другой — плохим.

Аделаида некоторое время обдумывала это суждение, а потом полюбопытствовала:

— А вы любите его в плохие дни?

— Люблю. Однако его себялюбие меня устраивает, потому что и я такой и меняться не собираюсь.

Она вспомнила, как Грегори играл с Джорджем, и историю его знакомства с Коннором.

— Я не думаю, что вы себялюбивый.

— A-а. Теперь ты хочешь и меня нарисовать покрасивее. — Грегори указал на нее своей деревяшкой. — Очень уж ты упрямая.

— Вовсе нет, — настаивала она. — Во всяком случае, не такая упрямая, как Коннор.

— О да. Нашего Коннора я бы назвал целеустремленным, но не упрямым. Он много времени тратит на то, чтобы заглянуть за края вещей, разузнать все входы и выходы и окольные пути. В конце концов, человек должен быть гибким, если хочет быть и плохим, и хорошим.

И женщина, влюбленная в такого мужчину, тоже должна научиться гибкости, подумалось ей.

— А вы гибкий?

— Нет, девушка. Я стар и смирился со своими недостатками.

Аделаида уловила в его голосе нотку юмора и задумалась, не был ли этот разговор неким развлечением для него.

— Я вам не верю.

Грегори фыркнул:

— Ты не видишь за деревьями леса. А Коннор за лесом не видит деревьев. Я так думаю, что вы либо станете идеальной парой, либо попытаетесь зарезать друг друга во сне.

Аделаида поняла вторую часть его замечания, но первая ее озадачила.

— Я не люблю загадок.

И еще ей не хотелось откровенничать с человеком, который, возможно, подшучивал над ней. В общем, ей категорически не хотелось выглядеть слишком взволнованной. Кроме того, это было бы не совсем честно по отношению к Коннору. Он искренне извинился перед ней, и она приняла его извинения. С ее стороны было неправильно после этого ворчать и сомневаться в его мотивах. Прощение либо дается, либо нет. Середины не бывает.

Аделаида сильно втянула носом воздух и провела ладонями вниз и вверх по бедрам.

— Знаете, по-моему, это погода нагнала на меня уныние.

Грегори кивнул, помогая ей сменить тему разговора.

— Да. Пасмурно.

— Думаю, последние недели все испортили, но надеюсь, синее небо вернется. На следующей неделе Коннор везет меня в Эдинбург. — Аделаида почувствовала радостное возбуждение, предвкушая эту поездку. Это еще одна причина перекрыть поиски подспудных мотивов Коннора. Еще один признак того, что он старается ей угодить. — Я никогда раньше не была в большом городе. Едва могу дождаться.

— Да уж! — Мрачная улыбка осветила морщинистое лицо Грегори. — Я сам жду не дождусь этого.

Удовольствие исчезло так быстро, словно кто-то протянул руку и вырвал его из ее сердца и души.

Аделаида знала эту улыбку. Она бессчетное число раз наблюдала ее на лице Коннора и его людей. С такой улыбкой на лицах выходили они со своих долгих совещаний в кабинете Коннора. Была только одна причина у Грегори так улыбаться сейчас.

— Сэр Роберт в Эдинбурге. Не так ли? — спросила она.

— Точно так. Там он и есть, — легко отозвался Грегори. В наступившем молчании он поднял голову от своей работы, бросил один лишь взгляд на ее лицо... — Вы этого не знали?

— Нет.

— A-а. Ладно. — Он похлопал ее по руке. — Хорошее и плохое, девушка. Хорошее и плохое одновременно.

Грегори настоял на том, чтобы проводить ее в дом, и по дороге болтал, не умолкая. У Аделаиды в памяти не задержалось ничего из его разговора, и она едва заметила, когда он покинул ее в холле. В состоянии шока она проследовала в библиотеку и застала там Коннора за письменным столом, заваленного бумагами и книгами. Он рассеянно улыбнулся ей:

— Доброе утро, Аделаида. Я думал, ты...

— Какова цель твоей поездки в Эдинбург? — услышала она свой голос.

— Прошу прощения? — Коннор нахмурился, когда она не стала повторять вопрос, и глаза его настороженно сверкнули. — Ты знаешь эту цель.

— Я знаю то, что ты мне сказал. И знаю, что мне сказал Грегори. Он присоединится к нам. Он и, полагаю, Майкл.

— А-а.

Коннор отложил в сторону перо, поднялся на ноги и обошел стол. Теперь она увидела настороженность в его глазах и легкую тень стыда в том, что его поймали на лжи. Однако больше всего в его взгляде было облегчения.

— Вот ты о чем? — Он положил руки ей на плечи. — Милая, Грегори и Майкл не присоединятся к нам. Да, они будут в городе, но...

— Почему?

— Там сэр Роберт. Мы для него кое-что приготовили.

Объяснение было дано без колебаний, и ей пришло в голову, что если бы хотел держать истинную причину поездки в секрете, Коннор мог приказать своим людям молчать. Он не выглядел ни виноватым, ни пристыженным, потому что не пытался солгать. Вероятно, эта мысль даже не приходила ему в голову.

Напротив, от этого Аделаида почувствовала себя еще хуже. Это словно вырвало у нее из рук удобный щит праведного гнева, оставило ее только с обидой. Разумеется, она не хотела, чтобы он ей лгал. Она хотела честности... превыше всего. Разве ему так трудно подумать о ее чувствах? Как будет выглядеть для нее такое приглашение «заодно» с другими делами?

— Я думала, что эта поездка только для нас. Что ты планировал ее для нас, и мы...

Она крепко сжала губы, чтобы остановить поток слов, рвущихся из груди. Но голос ее дрогнул, и это смутило и испугало Аделаиду. Она не собиралась объясняться с ним, демонстрируя свои глубинные чувства. Но и просто уйти не смогла себя заставить. Она чего-то хотела от него. Какого-то знака, намека на надежду... Чего-то...

У Коннора легла морщинка между бровями.

— Но эта поездка для нас...

— Нет, — прошептала она. — Дело всегда было не в нас, а в твоем мщении.

Его ухаживание, их брак, их повседневная жизнь — все основывалось и крутилось вокруг сэра Роберта.

— Мщение? — Коннор погладил ее плечи. — Аделаида, это просто немножко дела вдобавок. В этом же есть смысл: мы все равно там будем.

— И ты можешь заодно умиротворить жену, захватив ее с собой? — Она фыркнула и ухватилась за его слова, чтобы уязвить мужа. — Какой же ты умелый и рациональный, Коннор Брайс. Главное для тебя — целесообразность.

— Это вовсе не... — начал Коннор и выругался, потому что в дверь тихо постучали.

Вошел лакей с письмом на серебряном подносе.

— Вам пришло сообщение, сэр.

Руки Коннора соскользнули с ее плеч, и те как-то сразу замерзли. Он принял письмо и кивком отпустил лакея. Затем прочел написанное, и губы его искривила жуткая мрачная улыбка.