— Я тебя поймаю, Миллисент, — сухо отозвался Гарри.

Его слова прозвучали неубедительно.

Все ожидали ответа Женевьевы.

— Отнесите цветы в мою спальню, — попросила она слуг.

Никто не в противился, словно розы были короной, а Женевьева вдруг стала Королевой Утра, чьи приказы не обсуждаются.

Покряхтывая и щелкая коленными суставами, слуги подняли букет и стоически приготовились совершить долгий подъем по лестнице.

На второй площадке им пришлось остановиться передохнуть и выпить чего-нибудь холодного.

— Ты знаешь, кто их прислал? — шепотом спросил Гаррри у Миллисент.

— Нет, но, кажется, вчера она спрашивала меня, целовалась ли я когда-нибудь с мужчиной, — тоже шепотом ответила Миллисент.

С появлением букета гости перестали есть — слишком поразительное и невероятное это было событие. Серебряные приборы были отложены в сторону, салфетки свернуты, и Гарриет уже не подливала кофе в чашки. Ей страстно хотелось выпроводить всю семью из столовой, чтобы с другими слугами обсудить розы. Почувствовав это и сообразив, что никто не встанет из-за стола, пока он не покажет пример, герцог сложил салфетку и отодвинул стул.

— С удовольствием принимаю ваше предложение пострелять, — обратился он к Джейкобу. — По птицам или по мишеням.

Он посмотрел на Йена и чуть задержал взгляд.

Йен сердито и беспомощно смотрел на него, не зная, куда деть глаза, и наконец уставился на колени.

— Великолепно, Монкрифф! — Джейкоб встал. — Идем! Я велю принести ружья и оседлать лошадей, встречаемся перед домом через час. Конечно, все кроме дам.

Это был приказ всем присутствующим молодым мужчинам, в особенности Йену.

Женевьеве не терпелось броситься наверх посмотреть на свои розы, но на лестнице ее перехватил Йен:

— Дженни…

Только братья называли ее так.

Она посмотрела на него:

— Боже, Йен. У теш такой вид, будто ты не спал.

Ее голос звучал вполне невинно, но в словах чувствовался скрытый упрек. Интересно, заметил ли Йен?

Сейчас Женевьева разглядывала брата, словно увидела его впервые: все женщины в округе считали его красавцем. Она вспомнила мрачное, непроницаемое лицо герцога на лужайке, когда он сделал свое ужасное признание, представила, как ее брат, совершенно голый, забавы ради залезает в окно и в постель леди Абигейл Бизли.

— Женевьева… герцог…

— Да?

— Он тебе не досаждает?

Йен с усилием подбирал слова.

— Досаждает мне?

Женевьева была искренне удивлена в отличие от Йена.

— Именно. Так он тебе не досаждает?

— Почему ты считаешь, что герцог будет мне досаждать? — спросила Женевьева, как ни в чем не бывало.

— Все знают, что он любит досаждать женщинам.

— Если это означает «соблазнять», то так и скажи, Йен. Разве можно жить под одной крышей с вами и не знать подобных вещей? Нет, герцог мне не досаждал.

Йен рассмеялся.

— Знаешь, Женевьева, я действительно тебя люблю… — начал он.

Она закатила глаза:

— Ради Бога Йен, я только что позавтракала.

Он ухмыльнулся. И несмотря на все прегрешения своих остроумных братьев, Женевьева была рада, если ей удавалось рассмешить их.

— Поверь мне: герцог был предельно внимателен и вежлив. Странно, что тебя не заинтересовали также Марс и цветы.

— А должны были? — сурово спросил Йен.

Улыбка исчезла с его лица.

— Йен, прошу тебя. Я уже взрослая. И всем известно, что я единственная в семье никогда не попадаю в переделки. Я ведь самая благоразумная из вcex.

Втайне Женевьева надеялась, что Йен не согласится с ней или даже начнет спорить.

Но спорить он не стал и лишь вдохнул.

Она коснулась пальцами его руки:

— Обещаю, я пришлю за тобой, как только мне понадобится защита от слишком ревностных поклонников.

У бедного Йена был такой вид, будто он давно не спал. «Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он заберется в окно другой женщины? Скорее всего это никогда не прекратится.

— Значит, герцог не ухаживает за тобой?

— Опять ты о герцоге! Насколько мне известно, он за мной не ухаживает. Беседы с ним вряд ли можно назвать романтичными. Правда, он очень интересовался юридическими вопросами, а именно вопросами наследства.

— Вопросами наследства?

— Да. — Женевьева взбежала по лестнице и оглянулась: — Он интересовался, составил ли ты завещание.

После этого она продолжила свой путь, уже не скрывая широкой улыбки, которой не мог видеть ее брат.

Йен молча застыл на месте.

Глава 14

Монкрифф решил провести часок и библиотеке дома Эверси, прежде чем все они отправятся на охоту — одно из преимуществ загородной жизни, когда можно пострелять и повозиться с собаками.

Успех с розами приободрил его. Ему доводилось осыпать украшениями женщин, за которыми он прежде ухаживал, он снисходительно оплачивал огромные счета от модисток за бесчисленные безделушки, приобретенные его любовницами, дарил драгоценности своей жене, но никогда прежде не получал такого удовольствия от подаренных цветов, как сегодня утром, несмотря на то что подарок этот был сделан с определенной целью. Ясно было, что и Женевьева обрадовалась, судя по ее порозовевшему лицу и блеску в глазах. Мужчина быстро привыкает к этому, точно так же как привыкают к опиуму (конечно, герцог никогда не предавался этому пороку) или выпивке. Он был готов не спать ночами, придумывая, как снова доставить радость Женевьеве.

Не менее приятно было видеть реакцию Гарри.

Огромная библиотека была заполнена полками с пыльными книгами, часть из которых даже когда-то прочли, судя по еле заметным морщинкам на корешках. Многие книги были в солидных кожаных переплетах с тиснеными золотыми буквами, и, лишь бегло взглянув на них, герцог понял, что перед ним тщательно подобранная и весьма исчерпывающая коллекция. Он ожидал чего-то более сумбурного, учитывая склонности семейства Эверси.

Герцог расхаживал по ковру всех оттенков коричневого, жженого сахара и кремового, разглядывая полки и пытаясь разобраться в порядке, существовавшем на них. Он любил читать книги о науке, природе и географии, о ружьях, спорте и приключениях, вроде тех, что написал мистер Майлз Редмонд. У него не хватало терпения для поэзии и художественной литературы, потому что, по его мнению, настоящая жизнь предоставляла достаточно ярких впечатлений, и в ней нужно активно участвовать, а не только познавать ее через мечты и фантазии в духе Байрона, произведения которого, кстати, тоже имелись на полках наряду с основательным собранием сочинений его собратьев по перу.

Герцог разглядывал корешки научных книг, стремясь к своей цели. Неудивительно, что здесь не хватало нескользких важных томов о южноамериканском чилийском острове Лакао, написанных исследователем Майлзом Редмондом, которые принесли ему известность и сделали желанным гостем во многих домах.

Если бы вы обладали мрачным чувством юмора, то решили бы, что они пропали, как и Лайон Редмонд.

Среди книг о естественных науках взгляд герцога упал на книгу с изящным корешком. Он искал нечто другое, но все же с улыбкой достал ее с полки и несколько секунд бегло перелистывал страницы, потом сунул книгу под мышку, возможно, она ему пригодится.

Герцог продолжал свое путешествие по библиотеке довольно долго. Вскоре он нашел книгу, которую искал, вытащил ее с полки и открыл.

По мраморному полу за дверями гулко зазвучал и шаги, и герцог поднял голову. Он совершенно не удивился, увидев в дверях лорда Осборна. Выражение его лица, когда принесли розы, невозможно было забыть.

Герцог подозревал, что Осборн ищет его. Он чуть опустил голову, не отрывая тем не менее взгляда от Гарри.

— Доброе утро, Осборн.

И тут же снова принялся перелистывать книгу.

Гарри вошел в библиотеку.

— Надеюсь, я вам не помешал, лорд Монкрифф.

Алекс несколько секунд смотрел на него с чуть заметной скучающей улыбкой, затем снова обратился к книге.

Гарри не сообразил, что таким образом его просили уйти.

— У вас в руках прекрасная книга об итальянских художниках шестнадцатого века.

— Верно, — согласился герцог, хотя с тем же успехом мог бы держать французское эротическое издание.

Действительно, итальянские художники шестнадцатого века. Поэтому он и искал эту книгу. Он хотел погрузиться в мир Женевьевы Эверси.

— Я узнал переплет.

— Правда? — еле слышно прошептал герцог.

Можно подумать, книга захватила все его внимание и он не желал тратить времени на разговор.

Гарри подошел поближе и притворился, будто разглядывает полки. Он что-то задумал. Вид у него был очень рассеянный.

— Женевьева…

Ах, вот оно! Гарри невзначай произнес ее имя после долгого молчания. Привилегия называть ее по имени — словно вызов.

— Мисс Эверси очень любит итальянских художников.

— Да, — подтвердил герцог.

Гарри явно хотел услышать нечто другое.

Он принялся беспокойно расхаживать по библиотеке. Открыл коробку с сигарами и разглядывал ее содержимое, провел пальцем по коллекции ликеров в графинах, словно перебирал струны арфы, немного посидел в тяжелом кресле с высокой спинкой, обитом коричневым бархатом, снова встал, подошел к камину и посмотрел на ярко пылающий огонь. Весьма расточительно, но библиотекой часто пользовались, и Эверси могли себе позволить разжигать камин с утра. Вытянув шею, Гарри посмотрел на огромный портрет предка Эверси, висевший над очагом. Неизвестный в круглом жестком воротнике с красивым лицом, черты которого передались всей мужской половине семьи Эверси, а рядом тощая собака.

— Я всегда любил эту комнату, — наконец заявил Гарри с преувеличенной нежностью.

Герцог решил подыграть ему и оторвался от книги.

— Вы проводили здесь много времени?

— Не меньше, чем в библиотеке моего отца, — торжественно ответил Гарри.

— Я тоже надеюсь провести здесь немало времени, — загадочно заметил герцог и вновь обратился к книге.

Наступила тишина, пока Гарри пытался переварить сказанное.

— Женевьева и я прочли эту книгу вместе. Помню, как-то весной мы взяли ее с собой на пикник и долго обсуждали Веронезе, только она и я.

— Неужели?

Так долго обсуждать одного художничка, подумал про себя Монкрифф. Что можно о нем сказать? Как хорошо, что его не было на том пикнике!

Наконец-то его поиски увенчались успехом, Веронезе, Веронезе, ах да, конечно! Он ведь рассказывал Женевьеве о картине Веронезе, которую видел в Италии. Он запомнил ее благодаря ее пикантности: снова Венера и Марс, но на этот раз Венера совершенно обнажена, а Марс стоит на коленях, приготовившись, как неучтиво выразился герцог, ублажить ее.

— Женевьеве нравятся особенные художники… — нравоучительным тоном начал Гарри.

— Она любит свет и изящество линий, мифологические сюжеты с богатым подтекстом. Она считает, что Боттичелли недооценивают как художника. В этом я с ней согласен. Я видел его картину «Венера и Марс», и меня поразило его обращение к мифологии: очень чувственно.

Гарри выглядел ошеломленным.

Хм… Герцог не понимал, почему ему так приятно сознание того, что Женевьева поделилась с ним, а не с Гарри.

— Она не высказала вам свое мнение о Боттичелли, Осборн? Возможно, она лишь недавно пришла к такому выводу.

— Полагаю, мне стоит пересмотреть его работы, — пробормотал Гарри. — Я знаю, что за пределами Италии их нечасто встретишь.

— Возможно, вам стоит направиться прямиком в Италию. Ха-ха!

Гарри застыл на месте. Он неотрывно смотрел на герцога, сузив глаза от злости. Для него это было нечто совершенно новое.

— Ха-ха! — Смех Гарри звучал неубедительно. — Возможно, вы правы. Италия — красивая страна. Но мне бы не хотелось пропустить развлечения в доме Эверси, так что я предпочту остаться.

Монкрифф лишь слабо нахмурился, словно ему было все равно.

Он снова обратился к книге, в которой успел прочесть лишь несколько слов. Его мнение о домашних праздниках претерпело изменения. Изводить юных лордов оказалось намного интереснее, чем он мог себе представить.

Гарри пока не собирался уходить из библиотеки, словно считал, что оставить герцога наедине с книгой о художниках шестнадцатого века — все равно что оставить его наедине с Женевьевой.

Вместо этого он подошел к окну, отодвинул черную бархатную штору и выглянул наружу. Вид у него был рассеянный и обеспокоенный.

— Наверное, скоро будет дождь, — ни с того ни с сего заметил он.

Его совершенно очевидно беспокоил букет оранжерейных цветов ростом с трехлетнего ребенка, который герцог анонимно прислал Женевьеве.