счет… мы никогда не были подругами.

- Ты никогда не делилась с ней секретами?..

- Начни с того, что у меня нет секретов, что ж поделать. Мой главный недостаток – излишняя

прямота. Ссора этим утром началась из-за этого, потому что я была слишком откровенна, потому что

отрыла душу тому, кто не в состоянии меня понять, но я уже сказала тебе, что мы забыли об этом.

Единственное, что меня огорчает – отношение дяди Теодоро, а также Джонни.

- Ах, Джонни?..

- За весь этот вечер он не приблизился ко мне ни на минуту…

- Из-за этого ты очень сильно переживаешь?.. И сильно об этом сожалеешь?..

- Я должна была бы сказать тебе “нет”, ведь у тебя сейчас такое ревнивое лицо, но это было бы

неискренне, и даже ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я не хочу этого делать. Привязан-

ность Джоннии и эта его любовь – вещи, которые я очень сильно ценю…

- Дальше ты должна будешь жить без них!..

- Почему?..

Вероника взглянула на Деметрио, удивленная его грубостью, а он продолжает говорить с тенью

страдания и боли еще и еще.

- Потому что ты будешь жить только для меня, потому что я стану скупцом, скрягой, жадным до

твоих улыбок, твоих взглядов, и даже твоих мыслей, потому что я возмечтал запереть тебя в кругу из

железа и огня, из которого ты не смогла бы выбраться, как не выбираются из ада!..

- Если этот круг – твои объятия… твой ад будет лучше рая.

79

Она с жаром схватила его руки, Деметрио же пребывает в нерешительности; решимость его

разбивается о прикосновение этих мягких, нежных и теплых рук.

- Вероника!..

- Прошу тебя, не целуй меня сейчас!.. За нами наблюдают из-за двери, ведущей в зал… Там

находятся Джонни и Хулио Эстрада…

- Мои предшественники…

- Зачем ты так говоришь?.. Никто не опередил тебя на дороге к моему сердцу… Ты смеешься?..

Ты мне не веришь?.. Я проклинаю твою ревность, ненавижу твою подозрительность, понимаешь?.. Но

без ревности нет любви, в конце концов, я должна простить тебя, и меня утешает мысль, что у меня

вся жизнь впереди, чтобы убедить тебя… Никогда и никого я не любила до тебя… Деметрио, ты –

первый и будешь последним и единственным!

***

- 76 -

- Первый… первый!.. Ты слышал это, Рикардо?.. Если что-то после смерти остается в нас жи-

вым, то на этом жалком, убогом кладбище Матто Гроссо должны были содрогнуться твои кости…

Деметрио снова находится в номере отеля. Прошли быстротечные, блистательные, живые часы

праздника, и сейчас он одинок перед сумятицей своих воспоминаний. Хотя ему кажется, что образ Ве-

роники высечен в его глазах, а на руках его остается ее аромат, тот самый прохладный аромат весен-

ней свежести, благоухающей повсюду, она – самая прекраснейшая девушка Рио-де-Жанейро.

И теперь фотография Рикардо находится перед ним, та старенькая фотография студенческих

дней, на которой он выглядит даже более молодым и наивным, более мечтательным и беззащитным…

перед Деметрио та фотография, что разожгла в нем чудовищную жажду мести, следствием которой

стал его еще более чудовищный поступок, и эта же фотография внезапно приводит Деметрио в ярость

– его будто сжигает странная вспышка ревности.

- Ты держал ее в своих объятиях!.. Она была твоей, я уверен в этом… Ты должен был бы быть

каменым, или ледяным, чтобы выдержать, устоять, находясь у ее окна; это окно в ее спальню, через

которое ты все время входил. Ну да, ты мог бы уехать, подвергнуть опасности свою жизнь, думая, что

можешь упасть и разбиться, если в конце пути находилась бы она и тебя ждали бы ее поцелуи и объя-

тия… Теперь меня не удивляет, что ты потерял рассудок, сошел с ума!..

В гневе он швырнул фотографию на стол, чтобы отыскать другую, приобретенную лишь не-

давно – ее фотографию. Трепеща, он держит ее в своих руках с нежной стыдливостью влюбленного, пока глаза созерцают ее. Деметрио кажется, что эта плотная картонка обрела жизнь – почти сверкают

черные глаза, красный рот улыбается одновременно соблазнительно и утонченно…

- Фотография была твоим собеседником, с ней ты разговаривал напролет целыми ночами, Ри-

кардо!.. Перед тобой была эта картинка, ты же пожертвовал жизнью, будто перед тобой было всемогу-

щее и безжалостное божество!.. Первый!... Первый… а ведь первым был ты. Как же я завидую тебе в

этот миг!..

Глава десятая.

Последний гость попрощался с семейством Кастело Бранко… Как всегда, когда прием про-

должается до наступления ночи, ужин не подается, но основные члены семьи слегка перекусывают

все вместе прежде чем разойтись по своим комнатам. Стол уставлен самыми изысканными закусками, которые донья Сара смакует с наслаждением, околдованная рассеянным поведением мужа…

- Теодоро, ты ничего не съешь?..

- Я попросил у Хенаро еще одну чашку кофе. Нехорошо наедаться на ночь в жару. Если бы ты

последовала моим советам, то превосходно чувствовала бы себя и весила фунтов на тридцать меньше, впрочем, это не дело – спорить из-за этого.

- Ты тоже ничего не ешь, Вирхиния?

80

- Положи мне немного фаршированной дичи, еще немножко окорока и холодную грудку цып-

ленка, но только кусочек… Не знаю, что со мной происходит, но я не могу проглотить ни кусочка.

Если бы дядя Теодоро преподнес немного своего “Хереса”…

- Ну, конечно. Хенаро, принеси бутылку…

- Понятия не имею, что творится с моим “Хересом”, куда он пропадает. Кто-то его пьет…

- Он очень нравится Веронике… Она говорит, что это – единственное вино, которое ей действи-

тельно нравится.

- Где Вероника?..

- Она сказала мне, что не желает ужинать. Она немного приболела и вышла в парк отдохнуть…

Я считаю, что нужно оставить Веронику с ее чудачествами и сумасбродством. Я не считаю, что она

расстроилась из-за тебя.

- Вероника никогда не огорчается… Она очень довольна и весь вечер провела в столовой с Де-

метрио де Сан Тельмо, она всенепременно поужинала.

Дон Теодоро устремил взгляд на племянницу с немым укором, и тотчас же ласково и обеспо-

коенно посмотрел на Джонни.

- Джонни, ты даже не попробовал закуски.

- У меня нет желания, папа. К тому же мне нехорошо.

- Тебе прекрасно подойдет стаканчик “Хереса”. Плесни ему немножко из бутылки, Вирхиния…

- Ох, да… конечно. Мне и невдомек, что она передо мной.

- Я ничего не хочу. К тому же у меня что-то болит голова. Сегодняшний вечер был жарким и су-

етливым… Эти несносные приемы, на которые приходит все общество. С вашего разрешения…

- Ты собираешься уйти?..

- Хулио Эстрада ждет меня в казино. Он обещал тотчас же прийти и уже, должно быть, пребы-

вает в нетерпении. С твоего позволения, мама…

- Сынок… поцелуй меня по крайней мере!

- Да, мамочка… Доброй ночи… До завтра…

Взгляды всех проводили его до дверей; Джонни медленно, совсем не спеша пересекает холл,

затем в нерешительности задерживается на мгновение, словно борясь с самим собой. Но вот наконец, развернувшись на пятках решительно направляется к двери, выходящей в боковой парк…

С возрастающей тревогой, в волнении, бежит он по дорожкам парка, внимательно осматривая

темные уголки, содрогаясь всякий раз, как думает, что различает ее в темноте. Вот, наконец, он резко

останавливается рядом с той самой каменной скамейкой, наполовину скрытой кустами, где Вероника

призналась Деметрио в своей любви.

- Вероника!

- Джонни!.. Да, это я, подойди. Как ты смог отыскать меня?

- Я вышел не для того, чтобы искать тебя.

- Я должна была предположить это… Но теперь, раз уж случай привел тебя сюда, не хочешь ли

ты присесть на минутку, чтобы мы поговорили?..

- Я…

- Если тебя раздражает мое общество…

- Почему оно должно раздражать меня?..

- Не знаю… Однако вот уже несколько дней я многого не понимаю.

- Чего же?..

- Джонни… Почему ты не садишься?..

- А зачем?..

- Чтобы спокойно поговорить… Это нужно, необходимо, чтобы мы с тобой поговорили, как

большие друзья, которыми мы были, я хочу, чтобы мы поговорили, как брат с сестрой, которыми оста-

емся.

- Брат с сестрой…

- Джонни, не отталкивай меня, как сестру… Этим ты доставил бы мне самое большое огорчение

в жизни, неужели ты меня не понял. Я знаю, что это тяжело и трудно, но я знаю также, что если на

81

земле есть кто-то способный меня понять, то это должен быть ты, Джонни… Он – понимающий, чест-

ный и благородный…

- Он – безмозглый дурак!

- Джонни... почему ты так говоришь?..

- И ты еще спрашиваешь?..

- Я, да, я, у которой и в мыслях не было обидеть, или оскорбить тебя; которая была верной и ис-

кренней с тобой, как никто, которая ни за что на свете не хотела заставить тебя страдать и у которой

среди радости любви нет большего наказания, чем твои холодность и равнодушие.

- Моя холодность?.. Мое равнодушие?.. Думаю, ты преувеличиваешь… Я не считаю, что

настолько изменился.

- Ты полностью изменился. Со мной ты – другой с той самой ночи… вернее, с того вечера фех-

товальных состязаний, на котором ты даже не захотел скрестить со мной шпагу… Почему, Джонни?

Из-за чего?..

- Так, пустяки… Ничего не случилось.

- Ведь это было из-за него, правда?.. Из-за Деметрио?.. В тот день я отчетливо поняла, что по-

любила его…

- Но!..

- Позволь мне договорить… не перебивай меня. Нужно, чтобы мы откровенно поговорили… Я

не хочу, чтобы ты думал, что я была неверной, или что я не оценила по достоинству, что стоит предло-

женная тобой любовь, что я не считала себя самой счастливой женщиной на земле, если бы могла от-

ветить на нее… Но это – судьба, она решает такие вещи.

Холодные, несгибаемые взгляды оказываются напрасными; мы живем, окруженные чувствами,

благодаря за них, отвечая на них, думая, что наша жизнь – это семейный круг, огораживающий нас, но, однажды внезапно появляется человек, какой-то человек… мы не знаем ни кто он, ни откуда при-

шел, но мы чувствуем, что он обладает большей силой, чем все прошлое, что своей улыбкой, своим

взглядом он покоряет наши сердца, овладевает нашей волей и сознанием, что ради того, чтобы идти за

ним мы бросим все…

Это было бы чудовищно, если б это не было законом самой природы, повелевшим нам так по-

ступать, и этот закон – неумолим; тот же закон заставляет размножаться деревья, тот же закон движет

молекулами, заставляющими море вздыматься, а звезды вращаться… закон, заставивший меня полю-

бить Деметрио де Сан Тельмо.

- Вероника!..

- Джонни, ты понимаешь это… ведь правда?.. Правда?.. Ты понимаешь это и прощаешь меня…

- Ты действительно его любишь?..

- Да, Джонни.

- Без всякого сожаления, без каких-либо угрызений совести?.. Не пролив ни единой слезинки за

тех, кто мог тобой ограничить все счастье и блаженство мира?

- Ты, Джонни?..

- Я говорю не о себе.

- О ком же тогда?.. Не станешь же ты думать, что это – дурачок Хулио Эстрада…

- Я говорю не о Хулио Эстрада…

- В таком случае я тебя не понимаю.

- Ты меня не понимаешь. Не хочешь понимать… пожалуй, оно и к лучшему.

- Не хочешь объясниться?..

- Зачем?.. Ты мне сказала, что счастлива, с меня и этого довольно. Ты просила, чтобы я тебя

простил за то, что ты не ответила на мою любовь. Но мне не за что прощать тебя… Ты не смогла по-

любить, но это не преступление; преступление – притворяться, что влюблена из честолюбия, корысти, из- за нездорового желания власти…