мертв, и нужно не иметь ни стыда, ни совести, чтобы говорить плохо о мертвых, они были такими, ка-

кими были. Я ни о ком не способна сказать такое… и меньше всего… меньше всего о бедном дяде Ро-

берто…

- Ты можешь отрицать это мне в лицо, Вирхиния?..

- Вероника, дорогая, ты не так поняла. Ты неправильно меня поняла, ты плохо меня слушала.

Я… Ты мне веришь, тетя Сара?.. Клянусь тебе, что я не говорила этого, клянусь, это – ложь!..

- Тебе не нужно клясться, доченька, я никогда не поверю в это. В какой-то момент я подумала, что Вероника изменилась, что она была достаточно счастливой, чтобы перестать быть злой и плохой, но теперь вижу, что это не так!

- Злой и плохой!..

- Это правда, хотя мне и больно говорить тебе, но это последний день твоего пребывания в этом

доме… Идем со мной, Вирхиния…

- Ах, тетя, милая!..

- Не плачь. Она не заслуживает ни одной твоей слезинки. Хочет она, или нет, но на свадьбе ты

будешь ее подружкой и обновишь свое прелестное платье. Мы не будем ставить себя в неловкое поло-

жение перед людьми, и, слава Богу, это – последний день… Иди же, Вирхиния!..

- Дядя Теодоро, ну ты слышал, видел?..

- Видел, слышал, и, к несчастью, вижу, что в этом доме не заканчиваются сцены, достойные со-

жаления. Тебе нужно было до последнего дня вносить разногласия, Вероника.

- Мне?.. И Вы тоже говорите мне это, дядя?..

- С болью в душе, ведь в глубине души я думал, что ты станешь здесь самой лучшей из неве-

сток, я мечтал, что однажды ты станешь матерью моих внуков…

- Дядя!...

- Глупая мечта, несбыточный сон развеялся… Я не хочу понапрасну упрекать тебя, у меня мало

времени, чтобы защитить того единственного, кого я еще люблю в этом мире: моего сына.

- Дядя Теодоро!..

- Пойду, позвоню в усадьбу.

- Не нужно, дон Теодоро.

- Хулио!..

Хулио Эстрада уже здесь. Его взгляд, полный любви, устремлен на Веронику…

- Я только что оставил Джонни у двери в его комнату. Я уже послал Вирхинию сказать, что мы

придем незамедлительно.

- Спасибо, Хулио, пойду, зайду к нему прямо сейчас…

Сильно побледневшая Вероника оперлась на спинку кресла, словно страшась, что колени ее

подогнутся. Она по-прежнему остается молчаливой и неподвижной. Проводив взглядом удаляющего-

ся по длинному коридору, старика Теодоро, внимательный и заботливый Хулио Эстрада направляется

к Веронике.

- Прости за бестактность, но я услышал последние слова твоего дяди… Ты переживаешь тяже-

лый и горький момент…

- Думаю, отрицать это бесполезно, по крайней мере перед тобой…

- Так должно было случиться, и тем не менее, это – самый счастливый день в твоей жизни…

- Да, верно, что касается Деметрио. Я знаю, это из-за него, из-за моей любви к нему, все

107

ополчились против меня. Словно я должна оплатить кровью право на его любовь. Но это не важно, все самые главные в жизни права оплачиваются кровью и слезами. Я учусь этому на своей собствен-

ной шкуре… это трудно, но терпимо.

- Я знаю, что ты сильная и отважная, но иногда даже таким необходима поддержка, опора, ну-

жен друг…

- Деметрио всегда будет мне опорой.

- Надеюсь, что так. Но, кроме того, я знаю, что он достаточно ревнив, чтобы не позволить этого

мне, хотя от всего сердца предлагаю тебе это.

- И я от всего сердца благодарна тебе, Хулио.

- Джонни не хотел приезжать… Я почти насильно притащил его, чтобы ты чувствовала себя

спокойней.

- Хулио, я благодарна тебе от всей души!..

- Не за что. Это – последний день, когда ты можешь доставить мне удовольствие быть тебе по-

лезным. Завтра ты будешь далеко и станешь женой человека, заслуживающего смерти, если он не сде-

лает тебя счастливой.

- Я буду счаслива, Хулио.

- Хотелось бы быть таким уверенным, как ты сама. Я знаю – некрасиво обсуждать с тобой этот

вопрос, знаю, что мои слова покажутся тебе неуместными, глупыми, напыщенными, но, по меньшей

мере, я не могу не сказать их тебе. Вероника, я всегда буду твоим другом.

- Я это знаю, Хулио.

- Что бы ни случилось, в любой момент, при любых обстоятельствах, помни: я всегда буду тво-

им другом. А теперь – прощай… Думаю, сейчас тебе самое время начать одеваться… Я увижу тебя в

соборе Рио-де-Жанейро. Мы встретимся там, чтобы посмотреть на самую прекраснейшую из женщин

в самом прелестном наряде, который может надеть женщина!.. До встречи.

***

- Вероника!.. Вероника, ты готова?..

- Да, дядя, заходи…

Самая красивая девушка Рио закончила принаряжаться к свадьбе в полном одиночестве. Даже

простые и хлопотливые руки горничной, постоянно призываемой доньей Сарой и Вирхинией, не

смогли ей помочь.

Она сама надела атласные туфельки, сама прикрепила фату и венок к своим черным волосам,

но никогда еще она не была столь прекрасна…

Беспомощность и одиночество разлили по ее нежным щекам матовую бледность гардении и

омыли ее глаза пролитыми втихомолку слезами. Ее рот возбуждает, потому что вопреки своим печа-

лям, вопреки неудачам, напастям и бедности, свалившимся на нее, она выше их, и в этот решительный

момент ее жизни, она – влюбленная невеста, идущая к алтарю с душой, наполненной чистым огнем…

- Ты – просто красавица…

- Спасибо, дядя.

- Вот твой букет… Тебе нравится?..

- Да.

- Машина ждет.

- Тогда пойдем, дядя.

- Есть кое-что, о чем я хотел бы тебе сказать…

- Говори…

- Прежде я плохо разговаривал с тобой, я чувствую это. И не хотел бы говорить так же и в этот

последний день. Ты нервничала из-за задержки Джонни, а меня в эти дни ужасно беспокоило поведе-

ние сына…

- Меня тоже.

- Я хочу верить, что в глубине души ты не плохая…

108

- О чем ты?..

- Я хочу сказать, что тебе больно видеть его страдания.

- Но, дядя, неужели ты усомнился в этом хотя бы на миг?..

- Оставь, позволь мне сказать тебе хотя бы сейчас то, что я должен сказать. У нас мало времени, все только что ушли. Твоя тетя поджидает тебя у алтаря вместе с мужчиной, который станет твоим му-

жем, твои подружки уже у двери собора, весь город ждет тебя…

- Я считаю, что для меня слишком много чести…

- Это то, что ты заслуживаешь по своему общественному положению, своему рангу и своей фа-

милии… У тебя есть преимущества положения и имени, которые должны оплачиваться самопожерт-

вованием. И если однажды ты забыла об этом…

- Да о чем ты говоришь… забыла об этом… я… однажды?

- Я не хочу говорить тебе ничего, что тебя ранит, или удручает… Если в моих словах есть что-

то оскорбительное, забудь о них, и… думай, что, я плохо выразился, сам того не желая.

- Я не поняла, что ты хотел этим сказать!..

- Я всего лишь хотел дать тебе совет, который считаю необходимым, ведь однажды я пообещал

твоему отцу, что ты будешь для меня, как родная дочь.

- Да, конечно!..

- Ты сама, без принуждения, выбрала мужчину, который станет твоим мужем. Надеюсь, твоя

верность сохранится на всю жизнь.

- В этом ты можешь быть уверен, дядя, в моей верности и моей любви. Я буду жить, чтобы сде-

лать его счастливым…

- Это то, о чем я хотел попросить тебя, и чтобы ты тоже была очень счастлива!..

- Дядя Теодоро!..

- Доченька моя!..

Дон Теодоро с трудом сдержал нахлынувшие, переполняющие и бьющие через край чувства:

этот неудержимый порыв высказать все, что он думает, все, что чувствует, порыв во что бы то ни ста-

ло докопаться до сердца этого создания, но… древние предрассудки возвышаются перед ним. Он

вспоминает обещанное честное слово, вспоминает, что весь Рио собрался перед собором. Представ-

ляет себе высшее общество, простолюдинов, дорожку из цветов, по которой ему предстоит пройти с

невестой, возможно, слишком расстроенной запоздалой исповедью, представляет епископа в расши-

том золотом одеянии… И он ограничивается поцелуем в лоб, словно стыдясь самого себя.

- Уже очень поздно… Идем, дочка!

***

Самая красивая девушка Рио идет по дорожке из тубероз и лилий, но внезапно она представля-

ет себя идущей по тропе из шипов и колючек. Если бы Теодоро де Кастело Бранко рассказал ей все, то

Вероника, затянутая в сеть лжи, смогла бы разодрать ее в клочки и не находилась бы здесь. Но две ма-

ленькие дьявольские ручки затянули петлю, и эта синяя бабочка с ангельским личиком посмеивается, видя мрачное лицо Деметрио де Сан Тельмо, застывшее и холодное – Теодоро, и бледное лицо неве-

сты, чувствующей нависшую над ней невидимую опасность… Но вот она уже перед алтарем, и вот

уже торжественно поднимается рука епископа, и Деметрио де Сан Тельмо приближается к ней…

- Деметрио де Сан Тельмо и Молина, по доброй ли воле хочешь ты взять в жены Веронику Ан-

хелику де Кастело Бранко?..

- Да.

- Вероника Анхелика де Кастело Бранко, по доброй ли воле хочешь ты взять в мужья Деметрио

де Сан Тельмо?..

- Да.

- Соедините Ваши руки. Объявляю Вас мужем и женой во имя Отца и Сына и Святого Духа…

Круг замкнулся. Шелково-стальная сеть на молодоженах затягивается, и самая прекраснейшая

109

девушка Рио в белых нарядах свадебного одеяния похожа на мотылька с тоненькими трепещущими

крылышками, в которого жестоко и беспощадно вонзилось, насквозь проткнув душу, стальное острие

ее печальной судьбы.

***

- Джонни!..

- Да, меня не было в церкви, я не мог смотреть на твое венчание. Но я не могу позволить тебе

уехать, не поговорив с тобой.

Вероника уже сменила свадебный наряд на простое платье из своего роскошного приданого,

самое скромное из тех, которые разрешила надеть донья Сара. Джонни и Вероника стоят у двери в ее

бывшую девичью спальню…

Внизу, в больших залах фамильного особняка де Кастело Бранко, в разгаре праздник по слу-

чаю бракосочетания. Наступает самый выдающийся миг… Больше, чем когда бы то ни было, здесь со-

брался весь цвет высшего общества Рио. Светлой рекой течет игристое шампанское. Все завидуют

удаче этого рослого, крепкого и мрачного парня, который по-прежнему чувствует себя здесь чужа-

ком…

Глаза Вероники заметили его на крытой галерее. Уже одетый в дорожный костюм, Деметрио

нетерпелив и взвинчен. Но Джонни – здесь, перед ней. Лицо его выражает горечь, губы подрагивают, а глаза – безмерно грустны…

- Меня сильно огорчило то, что я не видела тебя в церкви, Джонни… Все, что ты натворил в по-

следнее время очень и очень меня расстраивает…

- Что я мог бы тебе сказать, Вероника?..

- Ты не сказал бы ничего, что не было бы несправедливым.

- Я болен… болен от отчаяния и ярости!..

- Джонни… братик любимый…

- Хотел бы я суметь скрыть свои чувства, танцевать и смеяться, как смеются и танцуют другие, тоже любящие, или любившие тебя.

- Джонни… Джонни…

- Хотел бы быть отважным, выносливым и стойким мужчиной, таким, как твой муж, как этот

вор, навсегда увозящий тебя далеко отсюда. Да, вор…

- Не продолжай!.. Не продолжай, или я не смогу больше слушать!..

- Но, ведь мои слова не оскорбляют его, я же не могу его обидеть… Как ты не понимаешь, что я

– бедный, несчастный дьявол, в ком говорят ревность и зависть?

- Джонни…

- Хочу только сказать тебе одну вещь… Если этот человек не сделает тебя счастливой…

- Джонни,.. пожалуйста… Замолчи!.. Ты, словно безумец, ты пьян…

- Я напился, но не говорю ничего, что было бы неправдой.

- Замолчи!.. Деметрио!.. Это – Деметрио!!.