- Я – тоже, поэтому должен просить тебя, чтобы ты меня простила… Невозможно разъезжать по

сельве с сорока баулами, словно мы – театральная труппа, или конный цирк.

- Я и не спорила ни о чем. Полагаю, что последние тюки не слишком задержатся, особенно те, где самое необходимое из того, что мы оставили в Сан Карлосе…

- Я считаю, что у тебя уже есть самое необходимое – пара “вечерних” платьев, коробки перча-

ток, шелковые чулочки, кружевные платочки…

- Ну, хорошо… Я понятия не имею, как будет в Порто Нуэво, но, если значимость жителей все

уменьшается по мере того, как мы удаляемся от Рио-де-Жанейро, я могу предположить, что “вечер-

ние” платья мне не понадобятся.

- Единственная белая женщина в Порто Нуэво – это жена обычного пьяницы, который бьет и

обижает ее почти каждый день. В то же самое время этот пьяница – единственный медик на несколько

сотен миль вокруг…

- Какое весьма неприятное общество!.. Полагаю, ты шутишь…

- Думай, как хочешь…

- Это – небольшая месть за намеки Джонни, за ночь ревности в день нашего обручения… Я от-

лично это поняла, но ты также должен помнить, что я не приняла участие в этих намеках…

- Ну, разумеется, нет! Я помню, что ты произнесла тост за Матто Гроссо, за сельву… за зеленый

ад…

- И за твою любовь, Деметрио…

Вероника взяла его руку, и Деметрио де Сан Тельмо вздрагивает, словно нежное прикоснове-

ние обжигает его. Сияющий день подходит к концу, и вечер торжественно и важно опускается на бес-

крайние просторы. Последние лучи солнца золотят эти леса,таящие опасность, похожие на гигант-

скую темную, мрачную стену, в которой замурована сверкающая лента реки. Немногочисленные пас-

сажиры держатся в стороне от Деметрио и Вероники, слегка напуганные превосходством, которое чи-

тается в их внешности и манерах. Они остались будто совсем одни перед лицом дикой природы…

- Деметрио… Каким странным ты стал!..

- Почему странным?..

- Мы вместе три дня, и никогда я не чувствовала тебя таким далеким… Мы – как два беглеца

мчимся без оглядки…

- Вероника… ради Бога.

- Я поняла, поняла… Мы едем с небывалой скоростью, не отдыхая ни минуты ни днем, ни но

чью… Быть может, у тебя не было времени подумать, что за эти три дня ты даже ни разу не поцеловал

меня?..

- Вероника!

Руки Деметрио судорожно вцепились в перила. Рука Вероники снова соскальзывает на руку

Деметрио. Она прикасается к нему с шелковистой теплотой цветка туберозы. Ее аромат, этот теплый

весенний аромат, он настигает Деметрио, смешиваясь с влажным и диким запахом леса и реки. В су-

мерках едва слышны предвечернее печальное пение птиц и слабый шум воды.

В нескольких шагах от них – дверь каюты. Надвигается ночь, гася облака, разжигая зарю и за-

жигая звезды на бледном небе…

- Вероника…

- Деметрио мой… Я знаю, что наши последние часы в Рио были горькими для тебя.Знаю, что

тебя волнуют дела на твоем руднике, понимаю, что эта помпезная свадьба, несоразмерная с нашим

положением, чудовищно тебя оскорбила…

- Это не так.

- Нет, это так… И, кроме того, последние слова Джонни, чрезвычайно неприятная сцена проща-

ния, холодность моей тети, враждебное общество, внезапно отвернувшееся от нас… Я не знаю, не

знаю… Я поняла, думаю, что поняла, по крайней мере, странное состояние твоей души… Но все уже

114

прошло, все позади, сейчас мы одни. Наша жизнь – только наша, она будет такой, какой мы захотим ее

сделать: рай, или мука, небеса, или ад… Деметрио…

Она обвила его шею руками, страстно целуя. Этот огненно-медовый поцелуй воспламенил

кровь в жилах Деметрио…

- Забудь обо всем кроме этого божественно-чудесного мгновения…

Они неторопливо подошли к двери каюты… Деметрио чувствует, что разум его мутится, но

душа, притаившаяся, как тигр в засаде, внезапно подскочила, как раненый ударом хлыста, грубый и

жестокий хищник.

- Нет!.. Нет!..

- Что нет?..

- Ничего. Я слишком взвинчен… Ты, должно быть, утомилась… Отдохни… Поспи… И прости

меня!..

Деметрио сбежал… Ослепленный, обезумевший, чувствующий, что впервые в жизни воля его

пошатнулась … Он спустился вниз по узеньким лесенкам на нижнюю палубу, туда, где валяются

перетянутые ремнями вязанки дров и огромные тюки, и где висят засаленные гамаки матросов. Мут-

ные воды реки находятся там так близко, что Деметрио достаточно было наклониться, чтобы коснуть-

ся их рукой. Преодолевая течение, суденышко приблизилось к кромке берега и Деметрио кажется, что

можно было бы перепрыгнуть на него... Там он чувствует себя более сильным… более стойким… бо-

лее непобедимым, пока жгучая горечь разливается в его душе, затмевая чувства…

- Скоро ты все узнаешь!.. Скоро не нужно будет врать!.. Скоро можно будет сказать тебе, что я

тебя ненавижу!.. Потому что мы останемся одни… наедине с твоей совестью, твоим грехом… и моей

мукой!

Глава пятнадцатая.

Всю ночь прождала Вероника в четырех, покрашенных в белый цвет, стенах узкой деревянной

каюты… Унылые, убогие и жалкие свадебные покои для самой прекрасной женщины Рио… Всю ночь

ее подстерегал едва различимый гул: шум речной воды, далекое пение матросов, неясный, приглушен-

ный, безграничный гомон леса, в котором иногда выделялись крик попугая, или рычание тигра…

Всю ночь она созерцала темное небо, населенное неправдоподобно яркими звездами, посвет-

левшее на рассвете и позволившее разглядеть свет наступающего дня… а вместе с наступившим днем

вернулся приглушенный гул, доносящийся с палубы, передвижение людей… Встав на колени на кой-

ке, Вероника выглянула в окошко… Рассвело… Столица Матто Гроссо сгрудила в кучку белые домики

с их черепичными крышами на широких желтых печаных берегах. Совсем близко прозвучал голос

старшего боцмана…

- Пассажиры… Куйаба на виду!.. Готовьтесь высаживаться.

И тотчас же – знакомые шаги, смутно различимая рука постучалась в дверь каюты, и в то же

время голос Деметрио доносится из-за плохо скрепленных досок…

- Вероника… Вероника… Через полчаса мы будем в Куйабе… Сделай милость, одевайся…

***

Вероника и Деметрио высадились на берег… Рослый, здоровый, крепко сбитый уроженец

здешних мест, один из индейцев племени тупи, идет впереди их, неся чемоданы, к старинному, нескладному кирпичному домищу в чистейшем колониальном стиле…Большие колонны, широчен-

ные галереи, старая черепичная кровля, обременяющая древние балки…

Вероника последовала за Деметрио без возражений, молчаливая, невозмутимая, необычайно

безразличная после этой грустной ночи, проведенной на борту. Она чувствует себя одинокой, безмер-

но печальной, но единственный упрек, который выкрикивает ее сердце – это то, что обожаемый

мужчина слишком сильно унизил ее гордость женщины и жены.

115

- В отеле “Сан Педро” ты можешь отдохнуть и съесть, что тебе нравится. Я отправлюсь к при-

стани, там уже должен находиться поджидающий нас Игуасу, тот индеец…

- Игуасу?..

- Я не знаю прозвище ли это, его имя, или фамилия… Так зовут индейца тупи, у которого вели-

колепная пирога. Это самый надежный транспорт, чтобы плыть вверх по реке до Порто Нуэво…

- Пирога?.. Мы поплывем в пироге?..

- Это – гвоздь программы! Приключение, которое повегло бы в ужас любую другую женщину

не такую, как ты. Но, разумеется, у тебя остается выбор: если ты не собираешься плыть, можешь воз-

вратиться отсюда одна в дом твоего дяди…

- Деметрио!..

Жгучие глаза Вероники буквально вонзились в Деметрио, она сжала губы, чтобы сдержать по-

ток рвущихся с них слов… С каким неистовым неудержимым порывом выкрикнула бы она ему, что

все это не страшит ее, ничто не пугает ее больше, чем он сам: его хмурость, его мрачный взгляд, ледяная улыбка, кривящая его губы!..

На минуту Вероника подумала, что он желает только одного – подвергнуть ее ужасному испы-

танию. Подозревая и ревнуя, он хочет измерить, насколько сильны ее любовь и нежность… Эта мысль

дает ей силы продолжать и придать своему голосу оттенок легкой иронии.

- Думаю, мы оба могли бы отдохнуть в отеле “Сан Педро”… Полагаю, вчера ты не спал,.. если

только на вязанке дров, или в гамаке какого-нибудь матроса…

- Что ты говоришь?..

- Просто то, что мне представляется… Я не имею понятия, где ты провел ночь…

- Ты должна будешь привыкнуть к тому, что я провожу ночи и дни там, где мне больше нравит-

ся, и не должен давать тебе объяснений…

- Ах, вот как?..

- Возможно, ты уже поняла, что я не мог покинуть судно, и на нем нет ни кабаре, ни кабаков, ни

притонов. Я провел ночь на свежем воздухе, потому что жара была невыносимой.

Ему захотелось оправдаться… Такую душевную муку и грусть выражают глаза Вероники… Но

сразу же, словно раскаявшись, он грубо хватает ее за руку.

- Не проведем же мы это утро, стоя здесь… Войдем в отель. Все на нас смотрят…

***

- Неплохая комнатка, правда?..

- Нет!..

- Воспользуйся ею… Тебе нужно отдохнуть и поспать. В те дни, что мы проведем в пироге, сде-

лать это будет крайне неудобно.

- Представляю себе…

- Думаю, что я тебя предупредил…

- Не повторяй этого больше,.. я ни на что не жаловалась!.. А также, я не нуждаюсь в твоих

напоминаниях, что обещала идти за тобой, куда бы ты ни пошел… Я выполню то, что обещала и сдер-

жу свои клятвы. Те, что дала тебе и те, еще не забытые, что произнесла перед алтарем… Ты их по-

мнишь?..

- Я не понимаю, на что ты намекаешь…

- На послание Святого Павла… у него очень выразительные слова.

Деметрио смутился,.. но ничего не ответил. Да и что он может ответить? До сих пор он все еще

вспоминает те слова, сказанные епископом, проникшие в его душу и ранившие его, словно тонкие

ножи. И сейчас она повторяет их в этой просторной, несуразной комнате отеля Сан Педро с четырьмя

балкончиками с видом на речной причал, со старинной венской мебелью, широкой кроватью в коло-

ниальном стиле и зеленым шелковым струящимся балдахином, как будто призывающим к любви, или

отдыху. На столе – аппетитный завтрак, к которому они едва притронулись: молоко, горячий

116

шоколад, холодный цыпленок, теплый хлеб с золотистой корочкой и огромный поднос с превосходны-

ми фруктами этого края.

- Ну, ладно… Я тебя покидаю. Если индеец на пристани, мы продолжим путешествие прямо

сейчас.

- Не поев и не поспав?..

- Я думаю, что мы поели и отдохнули с избытком, но ты можешь отдохнуть до отъезда, часов до

пяти-шести.

- Я одна…

- Жена бедняка не может ожидать, что муж будет находиться рядом с ней целый день, осыпая ее

ласками и глупыми любезностями…

- А жена влюбленного мужчины, что может ожидать от него она?.. Равнодушия, черствости, хо-

лодности, грубости?..

- Ты сказала грубости?..

- Это грубое слово. И, к несчастью, оно начинает соответствоать твоему поведению, Демерио.

Что с тобой?.. Ты не хочешь мне ничего рассказать?

- Мне нечего тебе сказать.

- Деметрио!..

- Ну, что!..

- Деметрио… что я тебе сделала?..

- Мне?.. Абсолютно ничего, дорогая…

- Деметрио мой…

- Ради Бога, прошу тебя, я предпочитаю прежний тон. Будь недовольна, суй мне в лицо мою

грубость…

- Ты предпочитаешь подобный тон моей нежности?.. Моей любви?.. Моему страстному, неисце-

лимому желанию сделать тебя счастливым даже ценой собственного счастья?..