софа.

- Ты судишь о нем очень строго. Мне он кажется хорошим человеком, особенно приветливым и

любезным. Порой, когда ты несчастен и бесконечно одинок, становится так хорошо от одной улыбки

и доброго слова…

- Ты жалуешься?..

- Нет, отчего же?.. Не дашь ли мне сигарету?..

- Ты никогда не курила.

- Ну а теперь начинаю… Думаю, тебе не покажется чудовищно неправильным и это тоже. Ты

ведь не откажешь женщинам в праве курить, как отказываешь им в праве спросить своего мужа, где

он провел всю ночь, пока жена напрасно ждала его.

- Вероника…

- Не беспокойся, я уже поняла, что не должна больше спрашивать тебя об этом, да я и не стану.

Когда ты ушел, я подумала, что ты не вернешься до тех пор, пока не прибудет пирога. И, кстати, раз

уж ты выпроводил месье Бело, думаю, что ты спокойно уйдешь снова.

- Ты глубоко заблуждаешься… Я и не подумаю снова покинуть отель. А если этот старикашка

Бело следит, когда я уйду, чтобы вернуться, то его ждет большое разочарование.

- Это нечто большее, чем просто признательность месье Бело… Ты меня не оставишь, опасаясь

его.

- Я боюсь?..

- Предпочитаешь, чтобы я сказала, что ты ревнуешь?..

- Я ревную?.. К этому дураку?.. К этому старому пройдохе, как, верно, называют его индейцы?..

Нет, Вероника, сожалею, что лишаю тебя иллюзии, тешащей твое тщеславие, но я не ревную,.. ни-

когда не ревновал и никогда не буду.

- Ну, что ж, если быть с тобой откровенной, единственное, что позволяет мне простить некото-

рые твои выходки, так это мысль о том, что ревность заставляла тебя страдать.

- Ну так, не хочешь – не прощай… Мне все равно.

- Ты хочешь сказать, что тебе ничего не важно?..

- Я пытаюсь доказать тебе, что не все мужчины – простые марионетки в твоих руках, грустные, печальные куклы, с которыми ты играешь, приводя в смятение их чувства, сводя их с ума, вырывая их

сердца, чтобы потом отшвырнуть их…

- Деметрио, что ты говоришь?..

- Или привязать к своей юбке, чтобы они прислуживали тебе лакеями, или солдатами, как Хулио

Эстрада, или были верными слугами, как этот бедный дурачок, твой братец Джонни…

- Деметрио!.. И как только у тебя хватает смелости говорить мне такое о них, и обо мне самой?..

Что все это значит?..

124

- Думаю, я выразился предельно ясно… И не говори сейчас, что ты меня не понимаешь…

- Нет. Сейчас я не хочу понимать тебя. Сейчас я не хочу думать, что ты говоришь то, что чув-

ствуешь. Я предпочитаю представлять, что тебе доставляет удовольствие мучить меня, не знаю поче-

му, отыскивая самые жестокие слова, самые горькие сравнения и имена, чтобы как можно больнее ра-

нить меня, попрекать меня поступками, которые я никогда и не думала совершать…

- Нет, Вероника… Я до сих пор не произнес имя, которое еще может ранить тебя.

- Какое же?.. Назови его!.. Скажи сразу, кто это был… Думаю, в этом была причина твоего не

понятного поведения, твоих грубых извозчицких манер…

- Вероника!

- И не только со мной, со всеми людьми, с тех пор, как мы покинули Рио-де-Жанейро… Со слу-

гами, со служащими, с попутчиками, с управляющими агентств, а теперь и с этим бедным месье Бело, который совершил самое большое преступление, приветливо поговорив со мной…

- Все это означает нечто большее, чем просто любезность. Это кофе, шампанское, эти прокля-

тые цветы… Неужели он так обслуживает всех проезжающих?..

- Тем больше причина поблагодарить его за оказанное уважение…

- Уважение… по отношению ко мне его, вероятно, не будет. Два раза я заезжал в этот отель, и

он даже не взглянул мне в лицо. Теперь же он увидел тебя, и с тобой все по-другому. Он – сама любез-

ность, все эти расшаркивания и благоговение… Хорошо еще, что в Порто Нуэво нет ни отелей, ни от-

ставных шансонье, ни презренных поклонников, превратившихся в преданных псов… Там ты будешь

только со мной, одна, понимаешь?.. Совершенно одна!.. Там не будет никого, кто тупо встал бы на

моем пути, защищая тебя.

В исступлении Деметрио яростно обхватил Веронику руками, пылко и страстно сжимая в жар-

ких, обжигающих, испепеляющих объятиях. Их губы так близки, что Деметрио Сан Тельмо не может

сдержаться и целует ее…

- Деметрио!..

Он целует Веронику безрассудно, безумно, целует много-много раз, как будто желая впитать в

себя целую жизнь этих губ и затем в отчаяньи безнадежно отталкивает ее…

- Я – подлый слабак!.. Глупец, дурак!..

- Деметрио!..

Он оттолкнул Веронику так грубо, что она упала на широкую кровать. В порыве охватившей

его страсти, пылающей в его жилах, он делает к ней один шаг, но внезапно останавливается, как мог

бы остановиться перед совершением преступления…

- Ну, нет!.. Нет!.. Ты не окажешься самой сильной!..

- Деметрио!.. Что же ты творишь, Деметрио?..

Шаги Деметрио слышны все дальше от запертой на ключ двери, и Вероника напрасно стучит в

эту закрытую дверь. Она думает, что было бы очень легко закричать, позвать месье Бело, попросить

его о помощи, совсем недавно обещанной ей. Но на губах ее до сих пор горят поцелуи Деметрио, она

все еще думает, что только вспышка ревности смогла заставить его так странно поступить. Вероника

любит его так слепо, она отдала Деметрио свое сердце и свою волю! Две жгучие слезинки катятся по

ее щекам, а ноги вновь несут ее к кровати, на которую он грубо швырнул ее.

- Деметрио, как невыносимо ужасна и странна твоя любовь!

* мачича – бразильский танец испанского происхождения, популярный в начале XX века.

** арека – род пальм

*** маланга – растение тропической зоны Центральной и Южной Америки

**** бабочки – здесь имеется в виду растение вида орхидея, растущее в Центральной и Южной Аме-

рике, имеющее листья, похожие на бабочку.

Глава семнадцатая.

На тишину и спокойствие спящего городка гулкими бронзовыми каплями падает колокольный

125

звон церковных башенных часов. Деметрио возвращается в комнату отеля “Сан Педро”. Все это вре-

мя, как безумный бродил он по безлюдным улицам, холмам, по пустынным песчаным пляжам на бере-

гу реки до тех пор, пока не утихомирилось биение крови в венах, пока он не почувствовал, что полно-

стью овладел собой настолько, что может вернуться…

В спальне не горит свет. На простые распахнутые балконы проникает мягкое молочное сияние

звездной тропической ночи… Мириады звезд расстилаются, покрывая землю словно плотный, со-

тканный из бриллиантов, подвенечный убор невесты.

- Вероника…

Деметрио позвал ее тихим голосом, но она не ответила… Она уснула, проведя в горькой тоске

Бог весть сколько часов. Она уснула, не снимая одежду, в той же позе, как оставил ее Деметрио, когда

ушел. Черты ее совершенного лица спокойны и безмятежны, но веки сомкнуты, словно их одолела тя-

жесть густых темных ресниц, а губы изогнулись, выражая скорбь и слезы.

Во сне она кажется более юной, девочкой, совсем еще ребенком, разметавшим по белоснежной

подушке черный, сверкающий водопад своих волос. Рука Деметрио вздрагивает от желания прилас-

кать ее, она дрожит от страстного желания погрузиться в эти божественные, благоухающие, теплые, шелковистые распущенные волосы… И, наконец, рука его задерживается на подушке, ощутив влагу

от пролитых Вероникой слез.

- Она плакала… плакала!.. И пусть!.. Я поклялся заставить ее плакать, поклялся взыскать за

каждую слезинку Рикардо ее слезами!.. Она должна страдать, как страдал он. Должна умереть, как

умер он!..

Его кулаки отчаянно сжались. Ее жизнь и должна быть такой, но мысль о том, что она умрет

невыносима. Разве сможет он жить без нее?..

- Проклятая женщина, и зачем я так полюбил тебя?.. Зачем?.. Почему?..

- Четыре часа!.. Скоро рассветет…

Кто-то постучал в дверь, разбудив Веронику. Спросонок она пристально смотрит на Деметрио

своими большими глазами.

- Кто это?..

За дверью звучит тихий голос Игуасу…

- Патрон Деметрио…

Деметрио неохотно открывает дверь, и появляется темная, словно вырезанная из старого крас-

ного дерева голова индейца…

- Что ты хочешь, Игуасу?..

- Пирога готова, патрон Деметрио. Самое время отплывать…

- Прозвучал колокол… Который час?..

- Половина пятого, белая королева.

- Да что такое ты говоришь?..

- Простите, патрон Деметрио. Твоя белая женщина, как королева.

- Я не думаю, что ты должен высказывать о ней свое мнение… Ступай к своей проклятой пиро-

ге и жди нас. Мы выйдем через полчаса. Ну, давай же, шагай.

- Уже сейчас, патрон Деметрио… Мне хотелось бы сказать твоей белой женщине, что в пироге я

подготовил для нее навес.

- Спасибо, Игуасу.

- Иди сейчас же!..

- Как прикажешь, патрон Деметрио.

Игуасу тихо вышел. Деметрио с трудом сдерживает свой гнев.

- Бóльшая наглость недопустима!..

- Почему?.. Что сказал этот несчастный, что ты пришел в ярость?

- Он не должен разговаривать с тобой!..

- Даже позаботившись о том, чтобы солнце палило меня чуть меньше, правда?..

- Он не должен вмешиваться в то, что его не касается, делать то, что ему не приказывали, не

отвечать и не смотреть на тебя…

126

- Даже индеец тупи может иногда совершить джентльменский поступок.

- Пусть он прибережет их для своих женщин, с которыми обращается непременно плетьми!..

- Такой в Матто Гроссо обычай?..

- Да.

- Я начинаю понимать, почему тебе так нравится этот край.

- Ты ничего не понимаешь, но очень быстро узнаешь, чему следовать.

- Уверяю тебя, что этого-то я и желаю. Довольно тяжело чувствовать, что с тобой обращаются

как с преступницей, не имея ни малейшего понятия, какое преступление ты совершил.

- Ты и в самом деле не имеешь ни малейшего представления? Твоя совесть так спокойна, так

мертва?..

- Думаю, ты не хочешь сделать меня ответственной за несчастное поведение Джонни и за то, что они с Хулио Эстрада могли сказать тебе на свой страх и риск…

- Я не настолько глуп, чтобы обвинять тебя в этом. Однако мне было полезно пообщаться с ни-

ми и посмотреть на них, чтобы понять до какой степени твое влияние на мужчину может заставить

его потерять разум, чтобы увидеть, до какого предела ты покоряешь и завораживаешь их одной лишь

улыбкой… а то и без нее…

- Что ты хочешь сказать?..

- Думаю, ты не расточала улыбки ни индейцу, ни французу, но им достаточно было увидеть те-

бя!..

- И это то, в чем ты меня упрекаешь? Об этом ты говоришь мне прямо в глаза, как о преступле-

нии? Неужели моя вина в том…

- Продолжай… Договаривай, спроси меня, виновата ли ты в том, что являешься самой красивой

девушкой Рио-де-Жанейро, как писали все пошлые бульварные газетенки и льстивые журналы, засы-

панные деньгами Кастело Бранко!..

- Это то, о чем ты подумал, прочитав их?.. Как жаль, что ты не сказал мне этого в Рио…

- Чтобы ты не вышла за меня…

- Возможно…

- Меня радует, что ты начинаешь раскаиваться, идешь на попятный…

- Что?..

- У тебя была возможность, для тебя же хуже, что ты вовремя ей не воспользовалась. Я очень

ясно сказал тебе: “Уезжай”.

- Ну да, да, ты сказал мне это, но каким образом?.. Сжав в своих объятиях, задушив поцелуя-

ми… рассказав о своей любви и своей бедности… Тогда ты был другим. Ты был человеком, способ-

ным заставить искреннюю женщину обожать тебя. Ты был мужчиной, за которым я могла последовать