налы и увидела Вашу фотографию… Там – фотографии на двух страницах. Вы – верхом на лошади, Вы – в бальном платье, а также – в фехтовальном костюме с рапирой, верно?..

Череда воспоминаний завертелась в калейдоскопе мыслей, оживляя картины прошлого. На

мгновение Вероника забывает о доме Ботелей, о присутствии радушной простушки Аделы, о двух

рослых, крепких индейцах, с невозмутимостью бронзовых статуй ожидающих рядом, чтобы перене-

сти ее. Перед ее мысленным взором – парк, фонтаны, помпезные мраморные стены, флигель оружей-

ного зала и тот самый фехтовальный поединок, на котором она заметила ненависть, появившуюся в

серых глазах Деметрио…

Это было несомненно – он питал к ней отвращение, ненавидел ее. Его любовь и поцелуи были

144

игрой, фарсом, подходящим для его ненависти, этой необъяснимой ненависти к ней. Этот фарс приго-

дился, чтобы вырвать ее из родного гнезда, отравить душу Джонни, чтобы лишить ее расположения и

привязанности Теодоро де Кастело Бранко. Этот фарс помог ему в глуши чащоб Матто Гроссо сделать

из нее ту, кем она стала: обиженная дурным обращением жена, исключительная личная собственность

жестокого грубияна.

- Что с Вами?.. Вам хуже?.. Вам еще больнее?.. Мой Хайме оставил мне несколько таблеток, чтобы Вы приняли их, если боль усилится… Конечно, это легкое снотворное, Вы долго проспите по-

сле того, как выпьете их.

- Дайте их мне, Адела… Мне стоит забыться еще на несколько часов… Кастело Бранко…

Джонни… Бедный Джонни!.. Если бы ты только знал!..

***

Если бы Вероника не только вспоминала, если бы ее мысли одним необычайным скачком мог-

ли бы на самом деле перенести ее в особняк Кастело Бранко, она заметила бы огромную разницу. Те-

перь вэтих залах не играет музыка, под позолоченной крышей столовой не накрывается большой стол

к обеду, не течет шампанское, открытое проворными и умелыми руками слуг, одетых в ливреи... Мол-

чаливый парк, приглушающий свет, льющийся с высоты. А в правом крыле особняка вся жизнь, ка-

жется, сконцентрировалась трех комнатах, образующих личные апартаменты Джонни: салончик, где

ожидают несколько друзей; кабинет, где собираются на консилиум самые лучшие медики Рио и спаль-

ня, где лежит в кровати изможденный, исхудавший, сгорающий от продолжающейся уже много дней

лихорадкиДжонни. Наследник знатного дома один на один, на равных борется со смертью.

- Теодоро… Они уже ушли?..

- Консилиум все еще продолжается. Но доктор Ортега только что поговорил со мной.

- Они дают надежду?

- Да, наконец-то обнадеживают… Наконец-то!..

Дон Теодоро опустился на стул, и Сара кладет на его поникшую голову свою дрожащую ру-

ку… Они находятся в самом дальнем конце спальни Джонни, достаточно близко от кровати, чтобы не

упустить ни единого движения любимого сына, но довольно далеко, чтобы иметь возможность сво-

бодно разговаривать… Рядом с кроватью дежурит сиделка.

- Что сказал тебе Ортега?..

Кроме того, что он – величайший медик, он еще и друг. Для него не является секретом это

большое горе, эта ужасная боль, от которой мучился Джонни, и именно ей он приписывает бóльшую

часть болезни…

- Конечно, Джонни сильно страдал, но если бы он не начал пить, как сумасшедший, ничего бы

этого не случилось.

- Кто знает… кто знает!.. Не то, чтобы я хотел оправдать его, но этот удар был для него слиш-

ком сильным.

- Кажется неправдой, что рядом с таким ангелом, как Вирхиния…

- Он любил Веронику.

- Ну и что?.. Немного желания – и можно приказать себе послать эту любовь куда подальше.

- Как легко это сказать, Сара!.. Джонни был бы очень счастлив, женившись на Веронике…

- Я так не думаю. Славную услугу оказала она инженеру сан Тельмо.

- От нее не было никаких известий?..

- До сих пор – ничего… Неблагодарная!..

- Она уехала отсюда такой грустной… В последнее время, я был груб и несправедлив с ней.

- Я не заметила, чтобы ты делал что-то особенное. Кроме того, глупо, что ты волнуешься по пу-

стякам, когда Джонни находится в таком состоянии... Этого нам не достаточно?..

- Одна боль не успокаивает другую… настолько связаны в моем сердце и душе Джонни и Веро

ника!..

- Уж я-то это знаю, знаю!.. Но то, что произошло, что случилось… Не стоит продолжать тер

145

заться тем, что не имеет решения. Я понимаю, что Вероника была для тебя дочерью, но дочь, или пле-

мянница, она вышла замуж и уехала. С нами осталась Вирхиния, этот ангел – Вирхиния… Если бы

только Богу было угодно, чтобы сердце Джонни склонилось к ней!..

- Позволь бедному сердцу Джонни успокоиться… Взгляни, кажется он приходит в себя. Ты не

хочешь оставить меня с ним наедине?..

- Да, я пойду ненадолго к Вирхинии. Она так опечалена и так озабочена этой болезнью брата, что ни ест, ни спит. Как бы ей не стало хуже от своей болезни…

- Ее болезнь весьма необычная, о ней я тоже поговорил с доктором Ортега…

- И что он тебе сказал?.. Что она очень больна?..

- Нет, наоборот… Мы поговорим после. Ступай к ней, если хочешь. Джонни очнулся.

- Поговори с ним и подумай, что влюбиться в другую женщину – это самое лучшее, что могло

бы с ним произойти…

Сара ушла.

Дон Теодоро подошел к кровати. Огромные глаза Джонни приоткрываются, рассматривая от-

ца.

- Папа…

- Я здесь, сынок… Ты лучше себя чувствуешь?

- Думаю, да.

- У тебя болит голова?..

- Сейчас совсем чуть-чуть, почти не болит…

- Думаю, все самое худшее – уже позади, сынок, родной мой. Не так давно я разговаривал с док-

тором Ортега и он наконец-то успокоил также и твою мать…

- Да… мама… Где она?.. Я хочу ее видеть.

- Попозже увидишь… а также и Вирхиню. Все зависели от тебя.

- А Вероника?.. Было от нее письмо, телеграмма?.. Где она?.. Как она?..

- Известия из Матто Гроссо задерживаются…

- Но как же так?..

- Не прошло еще и полных трех недель, как они уехали. Они, должно быть, все еще в дороге…

- Пошли телеграмму в Куйабу. Отправь телеграммы во все отели…

- Я уже послал.

- И что же?.. Что?..

- Ничего, сынок… Теперь нужно ждать ответ и подумать сейчас о чем-то другом…

- О чем-то другом?..

- О других вещах, не о Веронике, сынок.

- Ты уже не любишь ее, она уже не имеет для тебя никакого значения…

- Она имеет для меня еще большее значение, чем я сам бы этого хотел. Но есть вещи, которые

невозможно изменить. Я и не думаю отказываться от нее, я всегда буду готов сделать для нее что бы

то ни было, но нужно иметь терпение. Нам не подобает злиться на сеньора Сан Тельмо из-за наших

чрезмерных переживаний…

- Ты говоришь о нем так, будто он стал для тебя важнее кого бы то ни было.

- Он важен для нее… Пожалуйста, Джонни, не продолжай цепляться за эту идею, подумай, что

ты у нас с матерью – единственный… Ты – последний из рода де Кастело Бранко, твоя жизнь очень

ценна, помоги нам защитить ее…

- Папа!..

- Забудь Веронику… постарайся полюбить другую женщину, по крайней мере поддержи ее. Го-

ворят, что любовь – единственное, что лечится другой любовью. Клин клином вышибают. Давай пои-

щем способ, как это сделать. Живи, сын… Не поддавайся подобному опасному состоянию существо-

вания, которое приведет тебя к самому жалкому финалу. Могу ли я, как отец, попросить тебя о чем-то, чтобы ты принял какое-то решение, твоя мать тоже просит тебя. Ох, Вирхиния!..

Дверь отворилась так тихо, что никто из них двоих этого не услышал, и тоненькая, стройная

146

фигурка Вирхинии бесшумно проскользнула в комнату. Она услышала последние слова Теодоро. Вир-

хиния взволнована, напряжена и собрана в себе, словно готовясь наброситься на свою добычу. Но вы-

ражение ее лица изменилось – веки застенчиво и робко опущены, словно пряча глаза, а губы улыба-

ются сладчайшей из улыбок…

- Простите… Мне сказали, что Джонни лучше… и я прибежала сюда, не отдавая себе отчета. Я

провела столько бессонных ночей из-за него… Прости, Джонни… но я не могу жить, не видя тебя!..

- Доктор Ортега посоветовал, чтобы Джонни не беспокоился и не переутомлялся. Я позову си-

делку и на какое-то время мы оставим его с ней.

- Если хочешь, я ее позову, дядя. А тем временем ты можешь пойти к тете Саре…

- Папа, пообещай сообщить мне, когда узнаешь что-нибудь о ней.

- Я так и сделаю.

Дон Теодоро оставил Джонни одного на секунду. Едва он скрылся, как Вирхиния снова очень

тихо подошла к нему.

- Тебе не помешает, если я останусь с тобой на минутку?.. Сиделка занята.

- Тебе не нужно беспокоиться…

- Не делай такое недовольное лицо, если ты не хочешь, я не буду говорить. Но, по крайней мере, разреши мне побыть рядом с тобой… Это так печально, если нас не хочет знать человек, которого мы

обожаем, человек, только ради которого мы живем…

- Вирхиния!..

- Я понимаю, что ничто так не выматывает, как неразделенная любовь. Джонни, я не претендую

на то, чтобы ты меня любил, но, по крайней мере, позволь мне любить тебя.

- Ради Бога, Вирхиния…

- Джонни!.. Джонни мой, никто не любит тебя так, как я, никто не живет ради тебя, как живу я…

Джонни, любимый мой, прости эту боль, это мучение, эти слезы… Прости мне эту любовь к тебе. Я

так люблю тебя и не знаю, как завоевать твое сердце…

* танагрянка, танагра(заимств. из греческого языка) – синоним женской красоты, хрупкости, пла-

стичности

Глава двадцатая.

- Бутылку виски и стакан… быстро!..

Деметрио вошел в таверну, опустевшую и безлюдную в эти часы. Полусонный бармен, начав-

ший подметать пол, отставил щетку, чтобы выполнить необычную просьбу.

- Поживее!.. Пошевеливай ногами, проклятый бездельник…

- Вы говорите, как тот самый доктор Ботель, Деметрио.

- Реверендо Джонсон… Вы здесь?..

- Простите, что я продолжил следовать за Вами, несмотря на Ваши слова, сказанные минуту

назад… Вы просили меня оставить Вас в покое и что это – единственная помощь, которую я могу Вам

оказать…

- Если я так сказал, то почему Вы не сделали этого?

- Это то, что я пытаюсь сделать. Я хочу и должен помочь Вам обрести покой в душе…

- Хватит, Реверендо, я не из числа Вашей паствы…

- Для овцы, все больше отбивающейся от стада, пастор приберегает наилучшие свои старания.

Идите ко мне домой, Деметрио. Там Вы будете пить, сколько захотите, но, по крайней мере, не заста-

вите меня подавать моим правоверным недостойный пример пребывания здесь.

- Так почему Вы не уходите?

- Только с Вами, Деметрио.

- Ну, хорошо, я пойду с Вами, но не думайте, что я верю в Вашу святость.

- Я тоже не верю… в моей церквушке нет праведников.

Пройдя через площадь, они вошли в комнатушку Реверендо… Словно загнанный в клетку лев,

147

из стороны в сторону мечется Деметрио по комнате и, наконец, выходит на веранду, чтобы с тоской

взглянуть на холм, на котором остались стоять только два дома. Бывший домик Рикардо – это столбик

дыма, поднимающийся над гладкой землей.

- В качестве исключения я выпью с Вами.

- То же самое вчерашнее виски, не так ли?.. То, с которым Вероника провозгласила тост за Мат-

то Гроссо… за зеленый ад. Надеюсь, теперь Вы не в состоянии поднять стакан…

- Вы тоже… по крайней мере левой рукой. Зачем Вы сняли косынку?.. Если не поддерживать

руку, ожоги будут заживать дольше.

- Для Вас это очень важно?..

- Хоть Вы и не верите, но мне это важно.