сарказма, слова.

- Какая чудесная актриса!.. Как жаль, что сцены всего мира потеряли тебя… Но я не доставлю

тебе такого удовольствия, чтобы ты смогла отрицать свой позор и бесчестье!..

- Деметрио!

- Прости меня… Я тоже планировал не оскорблять тебя, а оставаться невозмутимым, ожидая

154

твоего раскаяния…

- Моего раскаяния?.. Мне не в чем раскаиваться.

- Продолжай!.. Продолжай упорствовать, стоять на своем, тем хуже для тебя!.. Но выслушай

мои последние слова: “Чтобы уехать из Матто Гроссо, чтобы вернуть себе свободу, расторгнув узы

брака, разорвав проклятую цепь, связывающую нас, ты должна признать свою вину, должна унижать-

ся передо мной, должна рыдать и умолять меня, потому что только из жалости, да… из жалости я буду

способен простить тебя!..”

- Инженер Сан Тельмо, пожалуйста!.. Подумайте о том, чтобы помириться… И, кроме того,

сейчас здесь находится Реверендо Джонсон. Он говорит, что Вероника посылала разыскать его… Я…

я…

- Скажите, чтобы он проходил.

Обеспокоенная Адела выходит, а Деметрио вновь оборачивается к Веронике…

- Вот он и здесь. Он обернулся всего за два дня. Но знай, что тебе не сильно-то поможет то, что

этот несчастный может сделать для тебя… Нет иного пути, чтобы выбраться отсюда, и я только что

указал его тебе: раскаяние, унижение, искупление вины болью и слезами!.. Рано, или поздно этот день

наступит… Я сломлю твое высокомерие, растопчу твою дьявольскую гордость. А сейчас – встречай

своего преподобного Джонсона! Да будет тебе толк от него!..

Он выскочил из комнаты. Вероника рывком приподнялась и спрыгнула с кровати.

- Вот и Реверендо, Вероника… успокойтесь пожалуйста.

- Вы просили позвать меня, сеньора Сан Тельмо?..

- Да, Реверендо… Простите, что осмелилась побеспокоить Вас.

- Я всего лишь выполнил свой долг. И я здесь для того, чтобы быть Вам полезным, если Вы

нуждаетесь во мне.

Вынуждая себя быть строгим, хладнокровным и сдержанным до угрюмости, Джонсон стоит

подле кровати Вероники, едва смотря на нее.

- Я слушаю Вас, сеньора Сан Тельмо…

- Реверендо Джонсон… Мне не хотелось бы злоупотреблять Вашей добротой, и не хотелось бы

вносить в Вашу душу еще больше сомнений, боли и тревог. Я отлично понимаю, что Вы будете стра-

дать в такой обстановке, как эта, где нет бóльшего закона, чем сила, и нет иных способов общения, кроме грубости и жестокости. Я отлично сознаю и ценю, что здесь Вы должны бороться в одиночку

против всех злых сил, но Вы – единственный, к кому я могу обратиться… Вы – единственный циви-

лизованный человек на сто, на тысячу километров вокруг. Не удивляйтесь тому, что я взяла на себя

смелость попросить у Вас помощи и поддержки.

- Я понимаю, что Вы оказываете мне большую честь, доверив мне Ваши тяготы и беспокойство.

- Я не это хотела сказать, Реверендо. Возможно, я плохо выразилась, или ошиблась в Вас. Если

это так, я беру свои слова обратно и…

- Нет, Вероника… ради Бога… Я хотел сказать – сеньора Сан Тельмо. Будьте добры, простите

меня.

- Я предпочитаю, чтобы меня называли Вероникой… Вероника де Кастело Бранко – это имя, ко-

торое дал мне мой отец, и я хочу зваться так всегда, вернув обратно данное взаймы имя.

Ее глаза наполнились слезами, она с трудом сдерживает в горле рыдания, и эта молчаливая

боль проникает в самые глубины пасторской души, заставляя его залепетать:

- Сеньора Сан Тельмо…

- Больше не зовите меня так…

- Но ведь именно так я и должен называть Вас. Это – Ваше имя, и таким оно будет много лет.

- Нет, Реверендо… Я решила – оно больше не будет моим. Поэтому не зовите меня так. Нужно, чтобы я уехала из Порто Нуэво, по крайней мере, хотя бы в Куйабу… Там есть телеграф, средства

передвижения. Это, по меньшей мере, городишко… Это место, где я могла бы что-нибудь предпри-

нять, а не быть мебелью. Там есть власти, законы, и хоть немного правосудия…

- Вы рассчитываете, что я помогу Вам бежать?..

- Нет, Реверендо… Это было бы недостойно ни Вас, ни меня.

155

- И тем не менее, возможно, это – единственный путь…

- Что Вы сказали?..

- Я говорю с точки зрения здравого смысла, мы же в сельве. Удрать было бы трудно, тяжело, поджидают тысячи опасностей, но это – единственное, что Вы могли бы предпринять…

- Вы говорите – единственное?.. Но так скрываются преступники, уголовники… Что Вы обо мне

думаете, Реверендо Джонсон?..

- Абсолютно ничего, Вероника… Это имеет отношение не к тому, что я думаю, а к тому, чего

можно добиться.

- Вы были Деметрио другом…

- Был… вы подобрали точное слово.

- Вы хотите сказать, что больше не являетесь его другом?..

- Я продолжаю считать его честным человеком, хотя и заблуждающимся, вспыльчивым, жесто

ким и беспощадным…

- Беспощадным в чем?.. Он рассказал о мести?.. Он сказал, чтó имел против меня?..

- Я узнал только то, что он намерен не позволить Вам уехать.

- Ах, нет, неужели это – правда?.. Но в таком случае, его прежние слова, сказанные за минуту до

того, как Вы вошли, были не только вспышкой гнева. Как и все в нем, это была преднамеренная

подлость!..

- Прошу Вас, успокойтесь.

- Я не могу успокоиться.

- Вы ставите под угрозу свое здоровье…

- Мое здоровье… жизнь… если честно, они немногого стоят!..

- Вероника, мне неважно, что произошло! Я – Ваш друг, и буду им всегда… Я буду рядом с Ва

ми против всего и против всех, даже если придется противостоять гневу Деметрио де Сан Тельмо…

пусть он преследует, убьет меня… Но не надо мной нависла опасность, а над Вами, Вероника. Если

он увидит, что я пытаюсь помочь Вам, он разъярится еще больше. Он сказал мне, что в этом случае

утащит Вас в самую глубь сельвы, а я отлично знаю, на что способен отчаявшийся человек…

- Отчаявшийся?.. Вы сказали отчаявшийся?..

- Потому что он… вопреки всему он любит Вас. Он Вас любит.

- Что?.. Он меня любит?..

- Сейчас любовь находится в самой глубине его ненависти. Если бы это было не так, он не был

бы таким жестоким и беспощадным…

- Его ненависть…

Дрожащие пальцы стиснули виски. Сильными ударами кровь бьет в едва затянувшуюся рану.

Но горячее, страстное, непобедимое и неукротимое сердце Вероники поднимается, как загнанный в

угол зверь, готовый к бою.

- Вы говорите, что он – отчаявшийся, а я думаю, он – сумасшедший, Реверендо Джонсон!..

- К несчастью, это не так, судя по его собственным словам … Его ярость, как ураган, ломающий

деревья, как поток, вырывающий все с корнями. Только согнувшись, смирившись, не сопротивляясь

ему, Вы выйдете живой из его рук.

- Что Вы пытаетесь мне сказать?..

- Кажется, я повторяю те же слова, что сказал Вам он. Ему необходимо видеть Вас униженной.

Он не простит Вас, если Вы не вызовете в его душе жалость и сострадание. Ваши мольбы и слезы бу-

дут единственной дорогой к его согласию на Вашу свободу.

- Мои мольбы?.. Мои слезы?.. Но почему я должна плакать и умолять его?..

- Это принесет ему удовлетворение. Тем самым он найдет отговорку для своей собственной со-

вести, будто бы выполнив клятву отомстить Вам.

- Он поклялся, что отомстит мне?..

- Да, Вероника… Он запретил мне говорить Вам об этом, но он уже поклялся отомстить еще до

того, как познакомился с Вами, еще раньше, чем уехал в Рио.

- Ну что ж, он ее осуществит!.. Раз эта его возмутительная гордыня увлекла его за собой, пре-

156

вратив в судью над тем, кого он никогда не видел, пусть он выполнит клятву, пусть свершится месть!

- Вероника… Прошу, умоляю Вас, не принимайте все так.

- Такое поведение – единственно совместимое с моим собственным достоинством. А также с

моей любовью… Да, Реверендо Джонсон, я полюбила Деметрио де Сан Тельмо так, как ни одна жен-

щина никогда не любила ни одного мужчину. Он был моей первой любовью. Я полюбила его всем

сердцем!

- Он – первый?..

- Возможно, я могла заблуждаться, что любила и раньше, но нет, этого не было, совершенно

точно, не было. Мое сердце пробудилось для него, и весь мир оказался другим – ясным и понятным

для меня, когда я полюбила Деметрио. Все рухлуло – амбиции, тщеславие, представление о жизни, эта так свойственная человеку жажда легкого счастья и удачи. Полюбив его, я согласилась на все: на

отказ от наследства, на нужду и бедность, на труд. Я отдалилась от семьи, согласилась на борьбу за

выживание в самой убогой и враждебной обстановке, а он… он…

Она вскинула свое гордое, напоминающее отчеканенное на монете, лицо. Непреклонная реши-

мость сверкает в ее черных глазах и пылает на ее обжигающих губах…

- Передайте Деметрио, что я принимаю его вызов. Я остаюсь в Порто Нуэво и вместе с ним раз

делю его жизнь!.. Но я не стану рыдать и умолять его. Ему никогда не удастся увидеть меня сломлен-

ной и униженной. Это он однажды должен будет умолять меня о жалости и сострадании, чтобы вы-

рваться из домашнего очага, из этого ада, в котором он так упорно стремится к подчинению!..

Глава двадцать вторая.

Деметрио поспешно вышел из дома Ботелей. Очень быстро шагает он, не ведая куда, не отда

вая себе отчета в том, куда направляется, мучимый лишь бешеным, страстным желанием – убежать.

- Патрон Деметрио… Хозяин…

- А… что?..

Неподалеку от него, среди огромных листьев тропических зарослей, возникла темная изящная

головка Аеши. На лице цвета обожженной глины сверкают металлическим блеском монгольские глаза

и сияют, как мякоть кокоса, белоснежные зубы…

- Ты знал, что я спряталась здесь?.. Наверное, ты искал меня, хозяин?..

Почти не глядя на вкрадчиво, словно лисица, приближающуюся девушку и не отвечая ей, Де-

метрио уселся на один из наиболее высоких, перекрученных корневищ, отирая руками вспотевшее

лицо и щеки…

- Это – невыносимо!..

- Тебя раздражает жара, хозяин?.. У Аеши есть для тебя что-то прохладненькое… Подожди…

подожди немножко.

- Пожалуйста, оставь меня…

- Ты никогда не ешь… Ты всегда в ярости и грустишь из-за этой проклятой белой женщины!..

- Что ты сказала?..

- Я ничего не сказала, господин… Но, ты страдаешь, и Аеша страдает с тобой…

- Страдание… страдание… Неужели это участь всех родившихся людей?.. Но, я отлично слы-

шал, что ты сказала… Больше не называй так мою жену, поняла?..

- Ты сердишься на меня, хозяин?.. Я ее не люблю.

- Я знаю. Но ты будешь говорить о ней с должным уважением, или я окончательно рассчитаю

тебя.

- Хорошо, хозяин. Но ты злой на бедняжку Аешу… Бедная Аеша, она так тебя любит, так лю-

бит.

- Ты меня любишь?..

- Да. Еще сильнее, чем любила патрона Рикардо.

- Ты любила Рикардо?..

- А ты не помнишь?.. Я сказала тебе об этом еще раньше, когда ты только приехал сюда, когда

157

еще не был женат на белой женщине. Я заботилась о нем, о его одежде, еде, о его виски…

- Его виски!..

- Иногда я приносила ему фрукты… как те, что принесла тебе. И он ел. Когда не пил много, то

ел… А иногда – нет, только просил виски и кричал, как сумасшедший… и швырял фрукты в голову

Аеши, если она не убегала. Но он был добр ко мне. Он клал руку мне на голову и смотрел на меня

своими такими большими и печальными глазами. Мне бы понравилось, если бы ты делал точно так-

же… Эта рука такая сильная…

Аеша схватила широкую, загорелую руку Сан Тельмо, лаская ее своими тонкими девичьими

пальчиками, а затем сама положила ее себе на голову, улыбаясь от радости и наслаждения…