– Другого времени не нашли, что ли? – поинтересовалась старушка, сосредоточив теперь все свое внимание на кресле. Глазки-бусинки, подслеповато сощурившись, словно ощупывали гобеленовую обивку.

«Будь оно неладно! – подумал Евгений. – Будь оно проклято! – Нужно было оставить его на балконе, и не было бы никаких проблем. Не пришлось бы по крайней мере объясняться с половиной подъезда».

– Кто рано встает, тому Бог дает, бабуля, – объяснил он, снова собираясь взяться за свою ненавистную ношу. – С вашего разрешения, я пойду. У меня там внизу машина без сигнализации.

– Кресло-то новое совсем, – как будто не слыша его, пробормотала старушка неодобрительно. – Только запачканное. Так ведь очистить недолго, было б желание…

Евгений, холодея от этих слов, улыбнулся уголками губ, лихорадочно пытаясь сообразить, что сказать в ответ. На самом деле ему было страшно. Страшно и ужасно обидно от того, что все так глупо получилось, что целых два человека стали свидетелями его утреннего рандеву. И он держался из последних сил, чтобы не обнаружить этого душившего изнутри страха, чтобы выглядеть равнодушным и ироничным.

– Так не очищается! Кофейные пятна, они такие въедливые!

– Да что ты? – энергично затрясла головой старушка. – Что ты, сынок, любое пятно вывести можно! А от кофе пятна – так проще простого! Было б желание! Ты вот послушай, я тебе скажу…

Далее последовал рецепт какой-то невероятной смеси.

– Записал бы, ручка-то есть у тебя?

– Я запомню, – пообещал Евгений и, понимая, что есть только один способ прекратить все это безобразие, снова схватился руками за кресло и пошел вперед, не обращая внимания на препятствие, недвусмысленно намереваясь протаранить любопытную рыжую спортсменку. Та, видимо, почувствовав всю степень серьезности ситуации, спорхнула с лестницы и прижалась к стене, пропуская Евгения.

– Ты зайди потом, я тебе сама напишу! – прошамкала вслед старушка, определенно недовольная тем, что ее оставили без внимания.

Огибая лестничный пролет, Евгений увидел, как сверкнули в темноте два зеленых глаза. Насмешливо и как-то… не по-доброму. Или показалось?

Оказавшись наконец на улице, он по-быстрому запихал кресло в салон, захлопнул дверцу, посетовав на то, что стекла в машине не тонированы, отдышался и вытер ладонью холодный и липкий пот со лба. Только теперь, оглядывая пустые и сонные улицы, он понял вдруг, что вспотел не от усилий, хоть и тяжеловато было тащить кресло с десятого этажа вниз, а от страха. И, что самое печальное, испугался он до дрожи в коленках девчонки-школьницы и семидесятилетней старушки.

Что будет дальше?…

В этот момент, поворачивая в замке ключ зажигания и плавно выводя машину на дорогу, он впервые пожалел о том, что в тот первый вечер не вызвал милицию. Ведь, по здравом размышлении, это был единственный правильный выход из ситуации – обнаружив дома неизвестно откуда взявшийся труп, любой здравомыслящий человек именно так и поступил бы. Вызвал бы милицию, предоставив ей разбираться, кто, зачем и почему избрал столь необычное место для убийства безобидного местного алкоголика. А сам сидел бы себе спокойно, не задумываясь о том, как и куда сплавить улики.

Почему же они, черт побери, не вызвали тогда милицию?!

Несмотря на то что времени прошло не так уж и много, Евгений смутно припоминал события того вечера. В памяти запечатлелось четкое, неизгладимое изображение мертвеца в гостиной. Хронология событий же, как оказалось, была безвозвратно потеряна. Он помнил очень смутно, как искал ключи в кармане брюк у покойника, как отмывал потом эти ключи в кухонной раковине под струей холодной воды. Помнил топор, который поднял с пола и долго держал в руках. Помнил пятна крови на спортивной куртке, помнил испуг в глаза Яны и то, как она от него отшатнулась в прихожей. И еще помнил часы на белом браслете из дешевого металла и время, которое показывали эти часы. Маленькая стрелка замерла на самом верху, большая отошла от нее ровно на восемь делений.

Восемь минут первого.

Воспоминания казались обрывками какого-то чудовищного сна. Он так и не понял, как получилось, что они с Яной решили никуда не звонить и никому не сообщать об ужасной находке в квартире. Кажется, именно пятна крови на костюме, на его собственном домашнем спортивном костюме, послужили самым главным аргументом «против». И еще – отпечатки пальцев, которые он по неосторожности оставил на ручке топора.

Да, точно, теперь он вспомнил. Пятна крови и отпечатки пальцев. И никаких аргументов в свою защиту. Никаких свидетелей его отсутствия в квартире во время убийства. Никакого алиби – ох уж это набившее оскомину словечко из детективных романов! И все-таки, может быть, стоило рискнуть? В крайнем случае сидел бы сейчас себе спокойно в камере предварительного заключения. Не шарахался бы на улицах от прохожих, не шлялся бы по подъезду с чертовым креслом, пугаясь собственной тени, а главное, не гулял бы по ночам неизвестно где… А в милиции все равно рано или поздно разобрались бы, что к чему, и отпустили бы его с миром на свободу. Или, может быть, не отпустили бы?…

Бесполезно сейчас было размышлять о том, как бы все сложилось. Бесполезно пытаться кусать локти – все равно не дотянешься. Нужно избавиться наконец от проклятого кресла, успокоиться и ждать, что будет дальше. Главное – успокоиться…

Вяло усмехнувшись собственным мыслям, Евгений подумал о том, что так и не начал пить таблетки, которые прописала ему Ленка. Он купил их в аптеке два дня назад, но до сих пор так и не вынул из кармана кожаной куртки. Просто забывал про них каждый вечер, да и не очень-то верил в глубине души в их действие.

По пустынным улицам с мигающими желтыми огнями светофорами он очень быстро выехал из города. Уже через двадцать минут машина мчалась по шоссе, изредка обгоняя неторопливые гусеницы тяжело груженных «КамАЗов». Навстречу время от времени попадались легковые машины с номерами разных регионов. С замирающим сердцем он миновал пункт ГАИ и вздохнул облегченно, поняв, что ему не придется в третий раз за такое короткое утро рассказывать историю про старую мебель, которую он везет с утра пораньше на дачу к родителям.

Вскоре свернув с трассы, он ехал некоторое время по бездорожью. Осторожно объезжая рытвины и подпрыгивая на кочках, он добрался наконец до нужного места. Широкий, заросший тиной и камышами пруд находился неподалеку от дачных поселков. Когда-то, еще мальчишкой, он приезжал сюда с дачными приятелями на велосипедах. Двадцать лет назад пруд был чистым и глубоким, в нем можно было купаться, ныряя в обжигающую холодом воду прямо с высокого, поросшего лопухами и подорожником, обрыва. Он до сих пор помнил это удивительное ощущение, вмещавшее в себя страх и восторг, помнил сердце, бьющееся в горле, и даже сладковатый отчего-то вкус прозрачно-зеленой воды. Пруд был очень глубоким – сколько раз они ныряли в него с обрыва, достать до дня никому никогда не удавалось.

Отсюда, с этого самого обрыва, Евгений и сбросил кресло в мутно-зеленую заводь. Оно скрылось под водой очень быстро, всколыхнув густую тину и образовав светлое пятно в месте погружения. Пятно вскоре затянулось, вода успокоилась, погрузившись в тяжелый сон, а Евгений поехал обратно.


На этот раз ему опять удалось благополучно миновать пост ГИБДД, и он посчитал это хорошим знаком. Наконец расслабившись, он по привычке нырнул рукой в карман куртки за сигаретами, но вместо желанной пачки обнаружил лишь злополучную стеклянную баночку с таблетками. Сигареты закончились еще дома, а до ближайшего круглосуточного магазина было еще ехать и ехать. Легкое чувство досады, а вместе с ним и никотиновый голод он заглушил мятным леденцом, непонятно каким образом оказавшимся в бардачке «Нивы».

Сразу же вспомнились почему-то леденцы, крошечные и разноцветные, в маленькой стеклянной вазочке на столе у Ленки Лисичкиной. А вслед за леденцами вспомнились и ее тупые ножи, и ее раскрасневшиеся щеки, и прядка волос, выбившаяся из прически, и весь вчерашний вечер вдруг полностью заполонил память, взволновал и растревожил, будто ветерком коснувшись неподвижной водной глади, и на душе впервые за последние несколько дней стало как-то удивительно легко. И было непонятно, связано ли это новое состояние души с тяжестью, которую он в прямом и переносном смысле несколько минут назад сбросил в темно-зеленую, покрытую тиной холодную глубину, или оно пришло само по себе, вне зависимости от внешних обстоятельств, просто потому, что приходило всегда, в те редкие моменты, когда он вспоминал о Ленке.

А ведь в самом деле, не так уж и часто он вспоминал о ней за эти двенадцать лет с тех пор, как они окончили школу. Хотя сказать, что он совсем о ней забыл, тоже было бы неправильно. Он просто все эти годы знал о том, что она есть где-то рядом, и это знание, постоянно живущее внутри и ощущаемое почти физически, заменяло ему воспоминания.

Теперь же воспоминания текли рекой. Бурным потоком, словно прорвавшимся сквозь невидимую плотину лет, разделяющих это хмурое ноябрьское утро и тот вечер почти пятнадцатилетней давности, в котором два неумелых подростка играли во взрослые игры на диване в родительской спальне, а желтая долька луны наблюдала за ними в узкую щель между оконными шторами. Почему сейчас, когда жизнь трещит по швам и рвется на части, этот давнишний вечер вдруг стал для него таким важным, почему именно он превратился вдруг в ту самую соломинку, за которую хватается утопающий, не надеясь уже больше ни на что, Евгений не знал. Он только чувствовал, с каждой убегающей минутой чувствовал все сильнее, что соломинка оказалась спасительной, и ему начинало казаться, что где-то вдалеке уже виден силуэт долгожданного берега, окутанного густым туманом, но все-таки различимого.

«Только бы закончился этот кошмар, – подумал он, уже почти подъезжая к дому. – Только бы он закончился, а потом…»

Что значило это «потом», что за ним стояло, он пока не знал и не собирался копаться в себе, находя ответы на вопросы, время которых еще не пришло.

Погрузившись в эти новые мысли, Евгений совершенно забыл о том, что собирался купить сигареты в круглосуточном магазине, и вспомнил только уже почти подъезжая к автомобильной стоянке возле дома. Пришлось развернуть машину и проехать метров двести в обратном направлении. Припарковавшись на пустой площадке возле мелькающего желто-зелеными огоньками в сумраке едва пробуждающегося утра мини-маркета, он быстро вышел из машины, по дороге доставая из кармана портмоне. На улицах по-прежнему было безлюдно, и только под козырьком магазина он заметил скрючившуюся от холода высокую и тощую мужскую фигуру. Застывший силуэт в неясном свете издалека можно было принять за странную скульптуру, установленную у входа в мини-маркет по прихоти какого-то свихнувшегося на собственной оригинальности дизайнера интерьеров.

При ближайшем рассмотрении скульптура оказалась обычным живым мужиком, лет от сорока до пятидесяти, заметно страдающим с похмелья. Сверкнув красноватыми белками печальных глаз, он проводил Евгения каким-то умоляющим собачьим взглядом, но ничего не сказал. Не решился, видно, внаглую попросить червонец на утреннюю «дозу», надеясь, что его поймут без слов.

Евгений не стал проявлять сочувствия – не из жадности, а только лишь потому, что вид алкоголика заставил его внутренне содрогнуться, снова вспомнить то, о чем он так удачно сумел забыть в последние полчаса. Проклиная в душе этого так некстати попавшегося на пути бражника вместе с его похмельным синдромом, он купил прямо на кассе, не проходя в пустой торговый зал, блок сигарет. Сунул в карман несколько помятых десятирублевых купюр, пожелал молоденькой продавщице-казашке, зевающей у монитора, удачного дня и вышел, на ходу срывая целлофан с сигаретного блока. Курить хотелось смертельно. В предвкушении первой затяжки он уже наклонился над маленьким пламенем зажигалки, и в этот момент из-за спины послышался голос:

– Слышь, мужик, закурить не найдется? Обернувшись, он увидел того, кого и ожидал.

При ближайшем рассмотрении несчастный страдалец выглядел моложе, чем казалось на первый взгляд. Темные глаза навыкате по-прежнему смотрели умоляюще, но теперь уже не так безнадежно то на Евгения, то на пачку сигарет в его руках. Плечи под обтертой курткой из дерматина зябко приподняты, руки спрятаны глубоко в карманы, под мышкой какой-то сверток, на губах – улыбка, заискивающая и нагловатая одновременно.

Молча кивнув, Евгений щелкнул по туго набитой пачке и вытянул три сигареты. Две из них тут же скрылись в нагрудном кармане под застежкой-молнией, третья немедленно была использована по назначению.

– Огонька?…

Все так же молча Евгений дал мужику прикурить и уже нажал на кнопку сигнализации, издалека открывая машину. Но оказалось, беседа еще не закончена.

– Вот, – доверительно сообщил, глубоко затягиваясь сигаретой, его неприятный собеседник, – болею, понимаешь…