Ее близость нервирует. Табак не мешает мне чувствовать ее аромат. Кокосовый шампунь. Сладкий. Пьянящий. Это заставляет мое сердце сжаться.

Я встречаю ее глаза, смотрящие сквозь длинные ресницы.

Ощущаю пульс в собственном горле, ее взгляд околдовывает меня.

Мы смотрим в глаза друг другу, и воздух между нами вращается и кружится, медленное торнадо изменения давления, пока его не становится трудно игнорировать. Он тянет и тянет, и магнетизм поджигает мою кожу.

Я не знаю, что происходит.

Но такого со мной никогда не случалось.

И это абсолютно ужасно.

Наконец, сигара загорается.

— Должно быть, ты уже курил эту штуку, — шепчет она мне с томным взглядом.

Я делаю затяжку, угольки разгораются и она отступает. Дым поднимается вверх, уносимый ветром в темное небо. Хотя нить между нами не рассеивается. Не с расстоянием. Она потрескивает, как живой провод, тяжелый и напряженный и очень опасный.

Образ Миранды всплывает в меня в голове. Ее смех, как ее тонкие, изящные ноги бегали по пляжу на Ибице.

Предупреждение.

Должно быть, видение отражается у меня на лице, потому что Наташа спрашивает:

— Плохая сигара?

Я качаю головой и медленно выдыхаю, позволяя дыму колечками выйти из моего рта.

— Совсем нет.

Протягиваю сигару ей, и наши пальцы соприкасаются.

Это электричество, которое нельзя игнорировать.

Она держит сигару так, словно держала одну всю жизнь. Ее поза расслаблена, уверенна и совсем не похожа на то, как я себя чувствую. Измучен, сердце словно пропустили через мясорубку.

Но с чего бы ей чувствовать себя так, как я? Знаю, иногда она смотрит на меня, игриво и застенчиво с глазами, полными тайн, но раз, и она тут же хохочет над какой-то грубой шуткой, которую услышала где-то. Я просто профессор, даже если мне посчастливилось иметь голубые глаза. Мужчина, давший ей работу.

И я женат.

У меня есть сын.

У меня есть много всего.

Так почему я хочу, чтоб она смотрела на меня по-другому?

Она передаёт сигару обратно мне и выдувает дым уголком рта, как актриса сороковых годов.

— Очень похоже на Лорен Бэколл, — говорю ей, когда мы медленно идем по пешеходной дорожке, несколько человек бредут в противоположном направлении в город к барам и ночной жизни. Но мы, мы идем к темноте.

— Богарт и Бэколл, у них было все, — мечтательно говорит она. — Знаешь, а ты ведь никогда не рассказываешь о жене.

Я кашляю, дым моментально попадает в горло.

— Разве? — удаётся сказать мне.

— Нет, — говорит она. — Ты не слишком часто говоришь о себе. Ты твердишь о кино, но о себе - нет. Ты очень таинственен, Бригс МакГрегор.

Я закатываю глаза.

— Честно говоря, наоборот. Полагаю, я не говорю о своей жизни потому что она скучная.

— Что я говорила тебе раньше? — говорит она, ударяя меня по руке. — Ты полная противоположность скучному. Так что давай, рассказывай. Расскажи мне о своей жене. О родителях. О своем брате. — Она делает паузу. — Ты много говоришь о сыне, так что, по крайней мере, об этом я знаю. Ты хороший отец.

Я улыбаюсь ей так же, как и она тогда, когда я сказал, что она идеальна. Приятно слышать от неё подобное, но я в это не верю.

Я глубоко вдыхаю и думаю.

— Хорошо, — осторожно говорю я. — Я женился на Миранде, когда мне было двадцать один.

— Вау, так рано, свадьба по залету, как у моей мамы?

Я качаю головой, когда воспоминания ползают мимо, большинство из них несчастливые.

— Нет, Хэймиш появился у нас только три года назад. Мы познакомились, когда я учился в университете. Эдинбургском университете, прямо здесь, — я указываю рукой в сторону здания. — Хотя у нас не было совместных классов, я знал о ней. Все знали о ней. Она была такой девушкой, которая никогда не уделяла ни секунды своего времени ни одному парню. На самом деле она была светской львицей. Росла иначе. Ее родители, Хардингсы, они своего рода известны в городе. И в то время здесь были мои дядя и тетя, и они тоже были частью уравнения. Мы познакомились на одной из их вечеринок, и мне, каким-то образом, удалось очаровать ее. На самом деле я все еще не знаю, как это вышло.

— О, я могу понять как, — говорит Наташа, улыбаясь мне. — Ты не представляешь, какой ты на самом деле милый. Что делает тебя ещё очаровательней.

Внезапно мне становится слишком жарко в куртке.

Я прочищаю горло.

— Что ж, видимо она подумала так же. Остальное история.

Она останавливается и изучает меня.

— И это все?

Я останавливаюсь и смотрю на неё, передавая сигару.

На этот раз мой палец задерживается на ее, может быть на секунду.

Боже, как же мне хочется, чтоб сейчас рядом оказался виски. Эти чувства должны утонуть.

— Что ты имеешь в виду «и это все»?

— Ты не собираешься говорить о том, как она прекрасна, что она любовь всей твоей жизни? О Хэймише ты говоришь постоянно.

Я не должен быть настолько поражён тем, как она прямолинейна, но все же так и есть. Или, возможно, дело не в том, что она прямолинейна. А в том, что у меня не хватает сил сказать ей всю правду.

Потому что Миранда не любовь всей моей жизни.

Она лишь мать моего ребёнка.

И соседка, с которой я живу уже одиннадцать лет.

— Нет, — просто говорю я. Даже частичная правда освобождает. — Не буду.

Она запрокидывает голову, затягиваясь. Изучает меня так, словно пытается прочитать слова, написанные на моем лице. Интересно, что они говорят. Наконец, она просто кивает и говорит:

— Извини. Я не хочу совать нос в чужие дела.

Да, ты хотела именно этого, - думаю я. И поэтому я…

Гребаный ад. Я не могу закончить собственную мысль, не пугая себя.

— Нет проблем, — говорю ей и снова начинаю идти. — Что касается родителей, они милые. Действительно. С братом у нас более натянутые отношения. Его усыновили, и он вошёл в мою жизнь когда я окончил школу, и провёл нашу семью через ад. Вообще-то он был настоящим ублюдком, и я долго ненавидел его.

— Почему?

— Ну, теперь это кажется банальным, но я видел, как с ним вели себя мои родители, давая ему жизнь, которой у него никогда не было, и он не очень хорошо реагировал на это. Он был подростком, что не помогало, и, в конце концов, он стал обкрадывать их, даже меня, делая все, что мог, чтобы получить деньги на кокаин, мет, или что там ещё. В конце концов, моим родителям пришлось выгнать его, и он жил на улице. Не передать, насколько трудно было иногда гулять по городу и видеть, как он попрошайничает. Тощий. Казалось, одной ногой в могиле. Возможно, его усыновили, но он все еще был моим братом.

— Звучит ужасно, — говорит она, качая головой.

— Это и было ужасно, — говорю я со вздохом, вспоминая скорбь и боль, которые причинил мне Лаклан, словно это было вчера. — Но, в конце концов, он одумался, и теперь ему намного лучше. Все еще пьет слишком много, и иногда я думаю, возможно, злоупотребляет некоторыми другими наркотиками. И такой молчаливый.

— Звучит знакомо, — говорит она себе под нос.

— Клянусь, ты бы и не подумала, что мы родственники. Но теперь он открывает приют для животных, и он успешный игрок в регби.

— Да ты что? — Ее глаза сияют. — Игроки в регби горячие. Должно быть, на вас вместе довольно приятно смотреть.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза. Татуированный зверь, играющий в регби, и сумасшедший профессор. Никакой конкуренции.

— В любом случае мне всегда нравились ботаники, — говорит она, передавая сигару мне и на этот раз, останавливаясь и удерживая ее. — В них всегда есть нечто большее.

Черт.

Сердце стучит в горле.

Я выдаю неловкую улыбку, пытаясь подыграть ей.

— Ты называешь меня ботаником?

Она все ещё не отпускает сигару. Лицо становится абсолютно серьёзным.

— Я говорю, что в тебе скрыто намного больше.

Ее глаза прикованы ко мне, и они притягивают меня, дразнят, искушают, переходя от необходимости бояться? к обожанию и снова обратно по кругу. Я попал в него, полностью загипнотизированный. Каждая часть меня, от легких до ног, ощущается тяжёлой, меня словно пригвоздило к земле.

И это разрушит меня, так ведь?

Неожиданный сигнал велосипедного звонка разрушает воздух безрассудства между нами.

Мы отскакиваем друг от друга как раз вовремя, чтобы увидеть, как пьяный велосипедист плетётся на нас посередине, крича:

— Убирайтесь с чертовой дороги, вы, кретины!

Я смотрю вниз и вижу, что мы оба стоим на велосипедной дорожке.

И теперь я задыхающийся, возбужденный, мой пульс выходит из под контроля от нашего разговора.

Сигара у меня в руках.

Я должен поступить правильно.

— Мы должны вернуться назад, — говорю я ей. — Становится поздно, да и велосипедисты сегодня буйные.

Она кивает, закусывая губу. Я действительно хочу, чтоб она этого не делала.

— Хорошо, — мягко говорит она.

Мы разворачиваемся и идём в университет, обратно в мой кабинет.

Я начинаю убирать беспорядок, оставшийся после нашей еды и пива, пока она медленно складывает книги и ноутбук.

Мы работаем в тишине. Атмосфера в комнате полностью изменилась. Раньше все было легко и свободно, а теперь она связана вещами, как сказанными, так и недосказанными, книжные полки из красного дерева и тусклое освещение, кажется, подталкивают нас друг к другу.

Я продолжаю возвращаться к этому взгляду в ее глазах.

Взгляду, который говорит, что она хотела меня.

И все, что есть внутри меня.

Она покидает мой кабинет с маленькой улыбкой и взмахом руки, и я знаю, она чувствует то же самое.

Изменение.

Она закрывает за собой дверь.

Я сажусь за свой стол.

Допиваю виски.

И ненадолго притворяюсь, что не облажался по полной.


Глава 6


НАТАША


Лондон


Наши дни


Я не могу сделать это.

Не могу стоять и разговаривать с ним, смотреть на него, дышать с ним одним воздухом.

В тот момент когда Бригс развернулся и пошёл в класс, я сделала единственное, что знаю, как делать.

Я побежала.

Я бегу по коридору, чувствуя себя дикой, задыхающейся и бесцельной, как пойманное в ловушку животное. Я понятия не имею, куда идти, знаю, лишь что не могу быть там с ним.

Бригс МакГрегор.

Как должны были сложиться звезды, чтобы произошло подобное? Два метеора врезавшиеся друг в друга.

Но я не знаю, куда идти. Я бегу вниз по лестнице, быстрее, быстрее, весь мой путь до первого этажа студенты смотрят на меня с беспокойством. Я забегаю в туалет для инвалидов, запирая за собой дверь, и сажусь на унитаз, голова в руках, сердце стучит, я еле дышу.

Дыши, — говорю я себе, пытаясь вдохнуть через нос, но так жажду воздуха, что вдыхаю его через рот, слезы обжигают уголки глаз.

Без паники, без паники, без паники.

Ты в порядке.

— Какое, нахрен, в порядке? — кричу я, голос отскакивает от холодного кафеля.

Я стараюсь сфокусироваться на дыхании, наполняя лёгкие, позволяя тревоге выйти.

Меня трясет.

Чертов ад.

Бригс.

Он, должно быть, вернулся в коридор и увидел, что меня нет.

Леди исчезает.

Я начинаю чувствовать себя неловко от того, что ушла вот так. Но если я чему-то и научилась за эти годы, так это тому, что должна, в первую очередь, защищать себя. Я усердно работала над тем, чтобы вернуться в Лондон, чтобы меня приняли сюда, чтобы, наконец-то, встать на ноги. Так что я не могу позволить никому и ничему вставать у меня на пути.

А Бригс, несомненно, так и сделает.

Он причина, почему я начала все с начала.

Черт, черт, черт.

Я сжимаю руки в кулаки и надавливаю на виски.

Эта не та проблема, от которой я могу убежать. Бригс ведь профессор здесь, в колледже. Бл*дь, он преподаватель Мелиссы. А я учусь здесь и буду учиться ещё два года.

Господи Боже, а что, если он мой чертов учитель в следующем семестре? Тогда что?