Кэтрин Стоун - Ложе из роз

– Благодарю вас и добро пожаловать. Нам так отрадно принимать столь изысканных молодых леди здесь, на ранчо «Ивы», и сознавать, что вы лучшие из лучших.

– Она повторяет одно и то же каждый год, – этот комментарий, произнесенный шепотом, исходил от Триш, ветерана «Жаворонка», хорошенькой восемнадцатилетней самоуверенной блондинки, отлично изучившей местные правила. Она проводила здесь уже третье лето и знала все, что только можно было знать об этом ранчо. Сделав столь существенное замечание, Триш проявила еще одну свою способность – незаметно шептаться, в то время как остальные произносили речи. Сразу стало ясно, что миссис Фейрчайлд не обращала на это никакого внимания. К тому же Триш шепталась так тихо и неприметно, а сказать ей хотелось так много, что Хоуп поняла: придется слушать директрису и комментарии Триш одновременно.

– У нас на ранчо «Ивы», – с гордостью сообщила миссис Фейрчайлд, – есть свои правила…

– Которым вы все обязаны следовать, – подсказала Триш.

– Которым все обязаны следовать.

– Ну вот, сейчас начнутся откровения.

– Откровения? – переспросила одна из девочек, Робин, как-то неуверенно и явно громче, чем следовало.

К счастью, миссис Фейрчайлд, кажется, не заметила этого казуса и неловкость Робин была забыта.

– Не огорчайся, Робси, – ободрила новенькую восемнадцатилетняя Дженна. – Откровения – дело добровольное. Кроме того, у Триш столько секретов, что хватит на всех.

Дженна знала, что говорит. Она была лучшей подругой Триш и поверенной ее тайн, к тому же очень хорошенькой и милой.

Робин, получившая отныне прозвище Робси, вздохнула с облегчением, и Хоуп тоже почувствовала себя веселее. У нее еще не накопилось секретов, и было бы неприятно, если бы она произвела впечатление человека, не желающего делиться своими тайнами.

– О’кей, послушаем! – скомандовала Триш шепотом, и в ее шепоте зазвучала непререкаемая твердость. – Миссис Фейрчайлд сейчас будет говорить об этих жеребцах. – Она кивнула в сторону инструкторов. – Счастлива сообщить вам, что с прошлого лета здесь произошли кое-какие весьма мрачные перемены.

– Пансионеркам не разрешается встречаться с инструкторами, кроме как в часы занятий, – пробормотала Робси.

– Что это еще за чушь? Разве кто-нибудь говорил о встречах?

Инструкторы на ранчо «Ивы» были безукоризненно воспитаны и, вне всякого сомнения, потрясающе богаты, по крайней мере не меньше, чем сами девочки. Это была демонстрация патрицианских кровей, исключительных манер людей, уделявших особое внимание своей фигуре, волосам и зубам. Одевались они так, как было традиционно принято в шикарных загородных клубах, – свободные брюки цвета хаки; синие, цвета озера рубашки-поло с вышивкой в виде узора, напоминающего иву, сделанные по специальному дизайну; теннисные туфли, пригодные для бега по пересеченной местности, – девственно-белые, без единого пятнышка.

– Я хочу его, – в первый раз подала голос семнадцатилетняя Бонни.

– И ты его получишь, – решила Триш, презрительно поднимая бровь и глядя на спасателя с дипломом Принстонского университета, готовившегося осенью поступить в юридический колледж при Гарвардском университете. – Он был здесь прошлым летом. Боюсь, что это баран в волчьей шкуре, зануда, каких мало.

– О! Я не знала, Триш.

– А как насчет вон того?

Теперь уже Дженна сделала жест в сторону молодого человека, которого Хоуп встретила под ивой и который – Хоуп была совершенно уверена в этом – не присутствовал при начале речи миссис Фейрчайлд. И сейчас он держался в стороне от остальных и был совсем на них непохож – держался с надменным и даже наглым видом и улыбался одним уголком рта. На молодом человеке были обычного цвета джинсы, а башмаки нечищеные и поношенные. Волосы его, длинные и всклокоченные, отливали темным блеском, обрамляя неулыбчивое хмурое лицо. В довершение всего этот нахал курил в столовой, пренебрегая всем известными правилами.

– Что это за явление? – заинтересовалась Робин. – Ковбой или индеец?

– Кто его знает? – пожала плечами Триш. – Да и какая разница? Он великолепен, вот и все.

– Великолепен? – Бонни это показалось забавным. – Я бы сказала, он выглядит чересчур надменно.

«Надменно? – повторила про себя Хоуп в наступившей тишине. – Нет, он не надменный. Скорее, гордый. И обладает чувством собственного достоинства».

А еще он испугался за нее, когда она полезла на дерево…

– Он невероятно сексуален, – решила Триш. – А я, например, не боюсь никаких проблем, никаких сложностей, в том числе и секса. Итак, леди, он мой, этот ковбой. Или будет моим.

Заявление Триш очень удачно совпало с последними словами миссис Фейрчайлд, возгласившей:

– На этом позвольте считать официальную часть законченной. Но вас еще ждет краткое выступление Сабрины.

Миссис Фейрчайлд нахмурилась, увидев вежливо, но настойчиво поднятую вверх руку.

– Да, Триш?

– Прошу прощения, миссис Фейрчайлд, но думаю, он выступил бы лучше Сабрины.

Рука Триш бестрепетно указывала в сторону молодого человека с собольими бровями и несколько странной улыбкой. По залу пронеслись шепоток и хихиканье.

– Нет, – пробормотала миссис Фейрчайлд, – он не годится. – Она запнулась.

Хотя слова Алисии Фейрчайлд звучали вежливо, выражение ее лица было не слишком довольным: она явно осуждала Ника за опоздание и за то, что он пробрался сюда тайком да еще осмелился здесь курить. К тому же его одежда и волосы были в полном беспорядке, и вообще он был сущим наказанием; но он был лучшим инструктором, и миссис Фейрчайлд все-таки решила представить его.

– Это Николас Вулф, – сказала она.

– Да, – с энтузиазмом откликнулась Триш. – Волк в овечьей шкуре, а не наоборот.[4]

– В течение лета Ник будет присматривать за лошадьми.

– Но я хочу, чтобы он заботился обо мне, – умоляюще обратилась Триш к соседкам по столу, – обо мне, а не о лошадях.

Миссис Фейрчайлд не на шутку встревожилась, услышав разраставшийся гул и угадав, что Триш была не единственной воспитанницей, охваченной чрезмерным энтузиазмом при виде Ника. Похоже, все они готовы были повторить слова Триш.

– Успокойтесь, Ник все равно не будет давать вам уроков верховой езды без подтверждения от ваших родителей, где будет выражено их согласие на то, чтобы вы брали эти уроки.

– Но я хочу брать уроки верховой езды, – простонала Триш. – Я хочу ездить в сопровождении Ника. Я уверена, что он мог бы научить меня ездить верхом лучше, чем я езжу сейчас.

– Он тебе неровня, он ниже тебя, и это непристойно, – захихикала Бонни.

– Я не собираюсь за него замуж, Бон-Бон. А выше или ниже он по положению, значения не имеет: будет ли он сверху или подо мной – выбирать ему.

Выражение лица Триш изменилось: оно стало серьезным и голосок ее теперь звучал нежно; он был полон сочувствия. Триш в упор смотрела на самую младшую из компании «полевых жаворонков», Хоуп:

– О, прости, я смутила тебя. Ты ведь, наверное, даже и не понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, понимаю. – Если говорить откровенно, до Хоуп дошла только часть того, о чем шла речь, и все же она знала достаточно и почувствовала неловкость оттого, что девочки так бесстыдно и неуважительно говорили о нем, словно он был предметом мебели, игрушкой.

– А мне кажется, ты немного не в своей тарелке, верно? Пожалуйста не смущайся.

Хоуп покраснела, не зная, что ответить, но тут, на ее счастье, миссис Фейрчайлд заговорила снова.

– А теперь, – сказала начальница, – пора послушать Сабрину Блит. Как вы все знаете, последние пять лет на ранчо «Ивы» проводится программа избавления от лишнего веса, и сейчас начнется отбор новичков для этой программы, которую мы назвали «Победа».

Сабрине Блит – обладательнице ученой степени в области психологии – было двадцать восемь лет, и, как она объявила собравшимся, соблюдавшим теперь почтительную тишину, для нее проблемы избавления от лишнего веса никогда не существовало. Она всегда была стройной и с состраданием наблюдала мучения своей младшей сестренки, страдавшей тучностью.

– Вот почему я так серьезно отношусь к нашей программе, – заявила Сабрина. – Многие девочки-подростки не знают, как с этим справиться, как избавиться от лишнего веса. Эту проблему можно легко решить самовнушением, ощущением удовлетворения собой и любви к себе вне зависимости от веса. Есть и другие способы. Наша программа «Победа» научит вас любить себя и избавляться от лишнего веса. Все записавшиеся к нам в этом году добьются цели, если будут верить в успех. Мы научимся понимать друг друга, помогать друг другу, верить друг в друга. В шестнадцать лет мы сумеем стать психоаналитиками – я не шучу! Могу я попросить вас встать, по мере того как буду зачитывать ваши имена, и рассказать немного о себе?

Девушки, записавшиеся в программу «Победа», счастливые тем, что их приняли в многообещающий проект, бойко вскакивали с мест, как только произносили их имена.

– А теперь, – сказала Сабрина, – наша новая подруга и член нашей дружной семьи Хоуп Тесье. Твое сочинение, Хоуп, где-то затерялось, поэтому я восстановлю подробности с помощью твоего личного дела. Ты родилась в Калифорнии, в долине Напа, и лишний вес был твоим бичом много лет. Твоя мать – романистка, автор бестселлеров Френсис Тесье, а отец – скрипач-виртуоз Виктор Тесье. Будь так любезна, Хоуп, встань, чтобы все могли приветствовать тебя.

Поднимаясь с места, Хоуп чувствовала, что ноги ее не держат. Все в ней протестовало и кричало: «Нет! Этого не может быть! Это не я!» Она никогда не слышала о программе «Победа», тем более никогда не писала сочинения о своих страданиях, как не писала и заявления с просьбой включить ее в программу. Но теперь внезапно выяснилось, что у Хоуп Тесье был свой секрет – секрет, известный всем, кроме нее самой.

Она не знала, куда прятать глаза, и тут ее взгляд встретился со взглядом Ника. Он просто смотрел на нее, будто хотел поддержать, помочь, вырвать ее из этой жестокой толпы, избавить от унизительной процедуры.

И Хоуп удалось выжить. Она села на место, а другие «полевые жаворонки» принялись говорить ей положенные слова утешения.

– Ты вовсе не такая уж толстая, – начала Дженна.

– С ней все в порядке, – поддержала Бонни. – По правде говоря, мы уже все это обсудили, когда ты ходила на прогулку. Ты просто еще не сформировалась, вот и все!

Значит, все судачили обо мне, когда меня не было!

– Как только ты решишь по-настоящему покончить с этим, ты легко справишься, – продолжала утешать Дженна.

Хоуп показалось, будто тело ее налилось свинцом; она чувствовала себя невообразимо огромной и неуклюжей.

– Я, собственно, не понимаю, почему ты решила худеть, – приняла эстафету Триш. – Твоя комплекция вовсе не помешает тебе играть в спортивные игры и иметь в них успех. К тому же ты еще не интересуешься мальчиками, драгоценная и невинная Хоуп; так не все ли равно, как ты выглядишь…

– Согласна, – сказала Робин, – если это не причиняет тебе неприятностей, то и не имеет ни малейшего значения.

Вот как?

Хоуп не помнила таких моментов, когда это не причиняло бы ей неудобств.

Сабрина, как видно, не ожидала столкнуться с полной неосведомленностью Хоуп по поводу включения в программу «Победа», и это ее обеспокоило.

– По-видимому, произошла ошибка, – сказала она. – Понятия не имею, как это могло случиться…

– Нет, – ответила Хоуп. – Здесь нет никакой ошибки.

Френсис Тесье ни о чем ее не предупредила. Но ведь на то она и была автором бестселлеров, чтобы придумывать сюжеты, плести интриги…

Все это продолжалось долгие годы.

Хоуп вспомнила теперь, как ее мать недовольно хмурилась, глядя на ее пухлых сверстниц, какие замечания она при этом отпускала.

Мать всегда заказывала фруктовые блюда для них обеих, называя их салатами. А с какой радостью она отправила ее на ранчо «Ивы»!

– Я хочу быть здесь, – неожиданно для себя самой произнесла Хоуп.

Она хотела пробыть здесь как можно дольше, участвовать в прогулках, жарить на костре зефир и плавать под парусом. Ей хотелось быть принятой, и не важно, какой она им казалась.

Николаса Вулфа она увидела в окно во время обеда. Он был на пастбище, позади кораля, и, как ей показалось, разговаривал с лошадью.

Ранчо «Ивы», озеро Дикое, Монтана Тринадцать лет назад

Ник встретился с ней лицом к лицу неделей позже в укромном месте, которое она облюбовала на сеновале, за денниками, – он знал, что там она скрывается все последние шесть дней, часами сидя неподвижно.

«Спасибо, что побеспокоились обо мне», – сказала она тогда, под ивой, и голосок у нее был таким нежным…

А потом он увидел ее полные недоумения и отчаяния глаза в столовой.

С того момента он и вправду стал беспокоиться о Хоуп. Такой молодой, необузданной и отчаявшейся.