– Ну, а что скажете вы?

Вместо ответа молодые люди понурили головы и с удрученным видом потянулись по улице, прочь от магазина прекрасной итальянки. Под восхищенными взглядами охранников граф вернулся в салон.

– Итак, только что вы во всеуслышание заявили, что с той минуты, как впервые меня увидели, решили сделать своей, – повторила Лучиана, еще не решив, стоит ли обижаться на подобное заявление. – Вы чрезвычайно самонадеянны, Роберт.

– А вы с первой минуты об этом знали, так что не притворяйтесь, – невозмутимо парировал лорд Лайл. – Вы слишком проницательны, чтобы не догадаться о моих намерениях.

– Да, знала, – согласилась Лучиана. – Затруднение, однако, заключается в том, что не могу понять, хочу ли кому-то принадлежать. Уверена лишь в том, милорд, что никогда не стану игрушкой. К тому же сомневаюсь, что моя родословная соответствует требованиям вашего знатного происхождения и высокого положения. Поэтому согласны ли вы на некоторое время остаться просто моим другом?

– На некоторое время согласен, – ответил граф. – Не забывайте, однако, что я уже имел беседу с вашим отцом. Ну, а что касается родословной… да, мои предки действительно занимали более высокое положение, чем ваши, но распоряжаться нашей судьбой я им не позволю. Время Тюдоров – новое время. Мне не нужна игрушка. Мне нужна жена, мать моих детей.

«Что ж, сказано прямо и сильно», – подумала Лучиана.

– Я не готова к новому замужеству, хотя ваше предложение весьма великодушно.

– А я еще не делал предложения, – возразил граф. – Когда соберусь сделать, то опущусь на колено и должным образом попрошу вашей руки. Пока же хочу дать понять, что не ставлю перед собой цели сделать вас своей любовницей.

Лучиана мило покраснела: слегка завуалированный упрек смутил.

– Теперь понимаю, – ответила она и тут же лукаво добавила: – Иными словами, хотите запретить другим мужчинам проявлять внимание, будь то благонравное или не очень, до тех пор пока сами не примете относительно меня окончательного решения. Правильно ли это, милорд?

Вместо того чтобы возразить, граф с серьезным видом подтвердил:

– Да, сударыня, именно так я и намерен поступить. Заметив это, вы проявили необыкновенную проницательность.

– Ах, до чего же трудно с вами общаться! – раздраженно воскликнула синьора Аллибаторе.

Лорд Лайл рассмеялся.

– Всего лишь отвечаю на ваш выпад. Чтобы одержать верх в словесной перепалке, придется постараться.

Невыносимая самоуверенность! Однако пришлось смириться и ограничиться сдержанной улыбкой.

– О, непременно постараюсь, милорд. В этом можете не сомневаться.

– Хорошо! – одобрил граф. – В ином случае я бы испытал глубокое разочарование. Разрешите проводить вас домой?

Лучиана немного помолчала, а потом, вместо того чтобы наказать запретом, согласилась:

– Разрешаю.

Она повернулась к помощнику.

– Барак, будьте добры, заприте магазин. Пора закрываться, на улице уже темно. И приготовьте факелы, чтобы охранники могли освещать путь носильщикам. Насколько мне известно, завтра пожалует главный лондонский торговец тканями. Вина у нас достаточно?

– Да, госпожа, – ответил мастер Кира и поспешил за факелами, по пути раздумывая о том, что обязательно расскажет тетушке Йедде о сцене, свидетелем которой невольно оказался. Отношения синьоры Аллибаторе и графа ее заинтересуют – конечно, если она до сих пор ничего не знает.

– Вы за этим пришли? – осведомилась Лучиана. – Чтобы проводить меня домой?

– Да. А еще чтобы вместе пообедать и побеседовать. В последние дни я был настолько занят делами короля, что не успевал вас навестить. И очень соскучился.

– Честно говоря, и я тоже, – призналась синьора Аллибаторе. – Кроме слуг и Барака, по вечерам поговорить не с кем. Иногда чувствую себя одинокой.

– Матушка короля, леди Маргарет, считает меня своим другом, – сообщил граф. – Ей было бы приятно с вами познакомиться, потому что прежде не доводилось встречать никого, кто приехал бы в нашу страну из Флоренции. А независимая леди, самостоятельно управляющая серьезным коммерческим предприятием, покажется вдвойне интересной. Не согласитесь ли как-нибудь навестить ее вместе со мной? Можно будет поздравить с Рождеством, ведь скоро декабрь.

– Когда напишу матушке, что побывала в гостях у матери английского короля, она придет в восторг, – с улыбкой заметила Лучиана. – Отъезд в Лондон она не одобряла.

– Госпожа, носильщики готовы, и охранники с факелами тоже, – сообщил Барак. – Всего доброго.

– До свидания, – попрощалась хозяйка магазина и вместе с графом вышла на улицу. Возле крыльца Лучиана села в паланкин, лорд Лайл поднялся в седло, и процессия тронулась. В окнах некоторых магазинов еще горел свет, бросая отсветы на мостовую, а когда свернули в жилой квартал, стало совсем темно, так что факелы оказались весьма кстати. Возвращаться домой во мраке Лучиана не любила, а потому дала себе слово заканчивать работу раньше, пока город не погрузился в темноту.

Ехали молча: отвлекаться на разговоры не хотелось. Каждый стремился сосредоточиться на дороге. К радости Лучианы, сегодня до дома добрались быстро; видимо, слуги тоже старались избегать трудностей, а потому спешили.

Балия ждала возвращения госпожи и распахнула дверь, едва процессия остановилась возле дома.

– Наконец-то! Слава богу, вы благополучно вернулись. Очень тревожусь, когда так рано темнеет, а вас еще нет.

– Пожалуй, в эти короткие дни лучше приезжать домой пораньше, – согласилась Лучиана.

– Барак прислал посыльного с запиской: предупредил, что граф вас провожает и останется к обеду. Стол уже накрыт: добро пожаловать в зал.

– Проследи, чтобы коня накрыли попоной и накормили, – распорядилась Лучиана.

– Сэм обязательно все сделает; ни за что не допустит, чтобы прекрасное животное осталось без ухода, – ответила Балия, однако отправилась исполнять поручение.

Хозяйка и гость прошли в небольшой парадный зал, где ярко пылал камин. Стену украшал яркий гобелен, а пол скрывался под толстым мягким ковром. Возле камина стояли два кожаных кресла с высокими спинками, а на возвышении красовался накрытый к обеду стол. Иной мебели в зале не было. Хозяйка пригласила гостя занять почетное место, и слуги тут же внесли подносы с закусками и горячими блюдами. Лучиана проголодалась, так как с утра ничего не ела, а граф, как и все мужчины, в любую минуту был готов к трапезе.

Алвина приготовила аппетитного каплуна, фаршированного хлебом, сельдереем и луком. В качестве первого блюда, однако, подали рыбу, купленную утром в любимой лавке поварихи. Явилось и традиционное английское кушанье – кроличье жаркое с морковью и луком, в сопровождении свежего хлеба, масла и сыра. Подобного изобилия на своем столе Лучиана не видела ни разу. Оставалось лишь удивляться проворству и невероятному мастерству Алвины: за короткое время ей удалось приготовить фантастический обед.

Роберт Минтон ел с аппетитом молодого деятельного человека и не скрывал удовольствия. Говорил он мало, поскольку все внимание сосредоточил на процессе. Сомнений не оставалось: граф был очень голоден.

– Разве при дворе вас не кормят? – не выдержав, поинтересовалась Лучиана.

– Только на официальных обедах, – ответил Роберт. – В остальное время приходится питаться как попало, особенно если имеешь много обязанностей. Король, его матушка и королева часто садятся за стол вместе. Им прислуживают придворные, которым, в свою очередь, помогают лакеи. Однако сами придворные не едят. Если король не пригласит разделить трапезу, остаешься голодным. Кажется, в последний раз я ел вчера вечером, точно не помню.

Лучиана пришла в ужас.

– Но это же безобразие! Приходите ко мне как можно чаще: будем обедать вместе.

– Благодарю за приглашение; непременно воспользуюсь им всякий раз, когда удастся вырваться из дворца. – Роберт потянулся к хлебу, маслу и сыру.

– Наверное, следует выйти за вас замуж прямо сейчас, – решила Лучиана. – Тогда можно будет переехать в ваш дом и следить за регулярным питанием.

Граф рассмеялся.

– Значит, мое благополучие все-таки вам небезразлично?

Лучиана на миг задумалась и серьезно ответила:

– Полагаю, что так. Меня учили, что конечная цель брака – это дети. Если у вас не хватит сил овладеть мной, то детей не будет. Так что придется кормить вас каждый день и как можно лучше. – Услышав собственные слова, она залилась румянцем.

Роберт слегка нагнулся и взял ее за руку, заставив посмотреть ему в лицо.

– Никогда не беспокойтесь о том, что у меня не хватит сил вами овладеть, – тихо произнес он; пылающий взгляд заставил ее покраснеть еще гуще.

Лучиана попыталась выдернуть руку, однако граф не отпустил, а принялся методично сжимать губами палец за пальцем. Неожиданная интимность ситуации поразила.

– Вы все еще голодны, – прошептала Лучиана. – Алвина наверняка приготовила что-нибудь сладкое. Бесси, ее помощница, отличается особым мастерством в сочинении десертов.

– Слаще вас нет ничего на свете, – глухо пробормотал Роберт; еще крепче сжал руку, а затем потянул, увлек ее к себе на колени и начал страстно, властно целовать.

Когда Лучиана снова смогла вздохнуть, из груди вырвался тихий возглас:

– Ах, господи!

В этот миг горячая рука легла на грудь и принялась дерзко ласкать.

– Роберт!

– Не могу удержаться, любовь моя, – прошептал граф. – Ты слишком соблазнительна!

– Но до сих пор никто и никогда не прикасался к моей груди, – призналась Лучиана. – Ощущение очень странное.

– Муж не касался груди? – удивился граф. – Но как же ему удалось устоять против твоих чар? Ты восхитительна!

– Наш брак был союзом не супружеским, а дружеским, – напомнила Лучиана.

Роберт задумался.

– Хочешь сказать, что даже в брачную ночь между вами не было близости?

– Конечно, нет! Мы простились, Альфредо ушел в свою спальню, а я в свою. – Внезапно Лучиана осознала, что означает простая на первый взгляд фраза.

– Значит, ты сохранила девственность? – вопрос прозвучал очень тихо и в то же время весомо. Слова обрели поразительный смысл. Да, она говорила об этом и раньше, но только сейчас Роберт понял, что означает безыскусное признание. Она чиста: ни один мужчина не познал ее прелести. Он будет первым… и последним.

– Да, – коротко подтвердила синьора Аллибаторе.

– Милая, несравненная, – простонал граф.

– Вас это огорчает?

– Огорчает? Конечно же нет! Разве подобное известие способно огорчить мужчину? Нежданный подарок лишь подчеркивает ваше совершенство. Я счастлив узнать о вашем целомудрии!

– Но почему? – удивилась Лучиана. – Вы и прежде вели себя так, словно желаете меня.

– Истинная правда, однако тщеславие мое взлетает до небес от одной лишь мысли о том, что будущий и единственный обладатель бесценного сокровища – это я! – Он накрыл ее губы страстным поцелуем. Забыв обо всем на свете, Лучиана погрузилась в неизведанные прежде ощущения, пока не вспомнила, что они все еще сидят в зале, за столом, и в любую секунду могут войти слуги. Она вырвалась из объятий и вскочила.

– Милорд! Это место совсем не подходит для столь восхитительных утех!

Мужское естество разрывалось от вожделения; меньше всего на свете в эту минуту Роберт думал о приличиях, но, едва взглянув в раскрасневшееся встревоженное личико, рассмеялся и тоже поднялся.

– Значит, мои поцелуи кажутся тебе восхитительными?

Лучиана залилась пунцовым румянцем.

– Я этого не говорила!

– Только что сказала, что зал – не место для восхитительных утех. Что же еще может означать эта фраза? – лукаво поддразнил Роберт и, смерив многозначительным взглядом, тут же добавил: – Но твои поцелуи тоже восхитительны.

Самообладание постепенно возвращалось.

– Имела в виду, что пылкие объятия нельзя выносить на всеобщее обозрение.

– Верно, – согласился Роберт. – Так где же можно спрятаться? Скажу честно, я еще не готов с тобой расстаться.

– Вы так… – начала Лучиана, и граф мгновенно закончил фразу.

– Самоуверенны? Да, знаю. Таков английский характер. – Он улыбнулся. – А разве во Флоренции влюбленные джентльмены не целуют и не ласкают своих возлюбленных?

– Не знаю, – честно призналась Лучиана. – Мой опыт невелик и ограничивается общением с престарелым мужем, который лишь однажды – у алтаря – легко поцеловал в губы, а больше ни разу не прикоснулся. В нашем кругу дамы не позволяют мужчинам вольностей, особенно если не связаны с ними узами брака. Для этого существуют любовницы, милорд. Они созданы для удовольствия. А назначение жены – дарить супругу детей, если он хочет их иметь, и содержать в порядке дом. Больше ничего.

– Но супруга также может радовать и ублажать мужа, – возразил лорд Лайл, к немалому удивлению синьоры Аллибаторе.

Задумавшись, она вспомнила, что время от времени мама проводила ночь в спальне отца и тогда утром оба загадочно улыбались. Однако на людях родители не позволяли себе ничего, кроме быстрого поцелуя. Речь не шла даже о легком объятии, не говоря уже о пылком проявлении чувств.