Миранда Дикинсон - Лучик надежды

– Мне здесь нравится, – сказала Мэтти, когда они прогуливались по городу.

В ее голове, затмевая собой впечатления сегодняшнего дня, роились призраки тысяч воспоминаний о похожих прогулках вместе с дедушкой Джо, ее родителями, Джоанной и Джеком.

– Прекрасный городок. Впервые приехав сюда из Боувела, я потом часто заезжала в Бриджнорт выпить чашечку кофе и погулять по этой улочке. Она меня очаровала.

– Понимаю почему.

Мэтти остановилась перед красиво украшенной витриной магазинчика. За стеклом виднелись старинные на вид вещи и мебель, покрытая меловой краской. Свежесрезанные цветы, а также розы в горшках у входной двери и снаружи магазинчика добавляли праздничности.

– Заходим?

В задней части магазинчика галантерейных товаров располагалось небольшое кафе, украшенное страницами старых журналов комиксов. Мэтти увидела, как подруга широко улыбается, осматриваясь по сторонам. Когда они нашли свободный столик, Мэтти отметила про себя, что расположение было идеальным.

Она подождала, пока принесли заказанный ими дневной чай, и заставила себя выпить чашечку, прежде чем перейти к делу. Ей очень трудно было сдерживать свое волнение. Всю ночь Мэтти думала о том, какая чудесная мысль пришла ей в голову, и убеждала себя, что эта встреча поможет Рэни смириться с прошлым. Было чудесно провести ночь в радостном волнении, а не мучиться постоянными сожалениями.

– Помнишь, что ты рассказывала мне о «Пальмовой роще» на прошлой неделе?

Глаза Рэни сузились над ободком расписанной фиалками чайной чашки.

– Вот, значит, в чем дело.

– Что?

– Ты все утро сегодня подобна сжатой пружине. Я давно не видела человека в таком напряжении… В последний раз это был мой будущий третий муж, когда он сделал мне предложение. Ты же не собираешься делать мне предложение?

– Ха-ха… Ничего подобного, хотя…

– Я жду, девушка.

– Ладно. – Мэтти перевела дух, прекрасно понимая, что от этого зависит сейчас куда больше, чем она прежде подозревала. – Я помню, как ты сказала, что не можешь допустить, чтобы другие члены «Серебряной пятерки» приехали к тебе в Боувел…

– И речи быть не может.

– Что, если вы встретитесь в «Пальмовой роще»?

Рэни поперхнулась чаем.

– Брось, Мэтти! Клуб закрыли много лет назад.

– А если я скажу, что он до сих пор существует?

– Нет. Наверняка его давным-давно снесли, а на том месте выстроили один из этих люксовых жилых комплексов, каждая квартира в которых стоит не менее миллиона фунтов. Все великие клубы Сохо постигла такая участь.

– «Пальмовая роща» сохранилась.

– Я же сказала тебе, что клуб давно закрыли.

– Ночной клуб действительно закрыли. Но здание сохранилось, и теперь в нем работает комедийный клуб. Может, догадаешься, кто его владелец?

– Ричард Брэнсон? Тот самодовольный парень с рекламы на Изи-Джет? Не знаю.

– Заведение называется «Кендрик-клубом».

Фамилия повисла в пастельного оттенка воздухе между двумя женщинами. Рэни глубоко вдохнула. Ее словно била легкая дрожь. Когда она заговорила, казалось, что ветер больше не надувает ее паруса.

– «Кендрик-клуб»?

Мэтти нервно кивнула.

– Клуб принадлежит внукам Джейкоба Кендрика.

– У него были мальчики? Он наверняка был доволен…

– Послушай, я знаю, что ты не хочешь, чтобы другие видели тебя в доме престарелых. А если не в доме престарелых? Что, если ты соберешь их в «Пальмовой роще» и исправишь все, что можно, в том месте, где все когда-то разладилось?

Когда Мэтти это говорила, в ее сознании вырисовывалась детальная картина: воссоединение пятерых членов группы, которое будут запечатлевать представители прессы. Это должно стать чествованием одной из британских рок-н-ролльных групп «золотого века», прославлением музыкантов и клуба, который почти принял их в своих стенах шестьдесят лет назад.

– Мы сможем организовать там праздничный обед и фотосессию для прессы, отметить все то, чего вы достигли.

– Не думаю…

– Не спеши с ответом, Рэни, обдумай все хорошенько. Ты сможешь продемонстрировать им, насколько ты сожалеешь о том случае, когда вернешь их в центр общественного внимания, которое они по праву заслужили. Надо напомнить миру о существенном вкладе «Серебряной пятерки» в развитие британской поп-музыки. Еще до Силлы, до Клиффа, до Лулу британских подростков вдохновляли после мрачных военных лет пятеро певцов. Они принесли оптимизм и надежду на светлое будущее еще до того, как сюда проникла американская музыка…

– Я сказала нет. Мысль хорошая, но все это слишком поздно, девушка. Что сделано, то сделано.

– У тебя будет шанс все изменить, сделать так, чтобы конец был иным, – настаивала Мэтти, чувствуя, как ей противны нотки отчаяния, звучащие в ее голосе.

– Дело, как я полагаю, в тебе, Мэтти. Теперь я понимаю. Я сочувствую твоей утрате, но я не волшебная пилюля, способная излечить тебя.

Окончательно смешавшись, Мэтти начала заикаться:

– Я… я не то имела в виду… Я не о том… Я не прошу тебя чем-то помочь мне. Я не желаю взваливать на плечи других ту душевную боль и опустошение, которые я чувствую со времени смерти дедушки. Уже прошло полгода, но мне трудно представить, что чувствуешь, когда приходится носить в себе подобное на протяжении шестидесяти лет…

Рэни сжала губы и, поставив сумочку себе на колени, сухо произнесла:

– Я готова ехать обратно. Спасибо за чай.

Мэтти продолжала корить себя и на следующий день. К шести часам вечера она поняла, что весь день потратила на то, что придумывала альтернативные сценарии разговора с Рэни. Зная, что Джоанна и дети сейчас пьют чай с их мамой и бабушкой, Мэтти решила заняться сортировкой товаров. Лучше на пару часов задержаться в магазине, чем ехать прямо домой. Со времени смерти дедушки Мэтти предпочитала подольше задерживаться в магазине. Она была чем-то занята, проигрывала музыку, которую полюбила благодаря дедушке, и пыталась сбежать во времена, полные славы и оптимизма.

Время, проведенное с Рэни, не могло не повлиять на нее, и теперь розовый оттенок очков, через которые смотрела Мэтти, стал не таким интенсивным. Однако ностальгия, с которой ее новая подруга рассказывала о пятидесятых, по-прежнему подогревала воображение Матильды.

– Расскажите о славе, – однажды попросила она Рэни. – Мне кажется, что это время было по-настоящему замечательным.

– Не всегда, точнее, не бóльшую часть времени, но мы мечтали о славе, и наши мечты помогали нам поверить в то, что слава достижима… Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Я и девочки из «Серебряной пятерки» большую часть времени проводили во взятых напрокат платьях, которые вечно приходилось подшивать. Мы сидели в полутемных гримерках, где иногда горела только одна электрическая лампочка, но потом выходили на сцену и сталкивались лицом к лицу со славой. Некоторые европейские мюзик-холлы, где нам доводилось выступать, были открыты вскоре после войны. Иные своими размерами напоминали ракушку. Но людям нужна была музыка, понимаете ли. Музыка способна исцелять сердца и души. В этом отношении Берлин был лучше всего. Когда мы выступали, я за огнями рампы видела слезы на глазах женщин и мужчин. Именно тогда я поняла, что мы не просто развлекаем людей. Мы помогали им забыться, а после войны, видит Бог, таких людей было немало. Многие из них нуждались в спасении.

– А когда вы стали выступать соло? – спросила Мэтти, осторожно подбираясь к теме, которой Рэни не хотела касаться.

– О-го-го! Вот с этого настоящая слава и началась! – Лицо Рэни озарилось гордой улыбкой. – Шумный успех, коктейли и рауты! Рико водил меня на все вечеринки, покупал платья в Париже, знакомил с лучшими лондонскими стилистами по прическам и так далее. Он говорил, что инвестирует в меня. Рико хотел, чтобы я выглядела как звезда.

После этого разговора Мэтти снова бросилась на поиски в Интернет, чтобы узнать, кто такой этот загадочный импресарио Рико. Оказалось, что за десять лет до того, как Брайан Эпстайн[40] начал способствовать взлету карьеры «Битлз» и Силлы Блэк, Рико был одним из когорты ловких дельцов шоу-бизнеса, которые выискивали самых ярких артистов на британской сцене, чтобы делать из них звезд. Хотя его визитной карточкой были серебряного цвета шелковые костюмы, бриллиантовые запонки и идеально подстриженные вьющиеся темные волосы, намекающие на латиноамериканское происхождение обладателя, на самом деле Рико начал свою жизнь в куда менее экзотическом окружении Касл-Бромвича, что в графстве Бирмингем, под вполне будничным именем – Гарри Слэк. Создав новую личность, этот человек перебрался в начале пятидесятых в Лондон. Год Слэк занимался тем, что умудрялся посещать самые гламурные вечеринки, где знакомился с влиятельными представителями музыкальных кругов и недавно оперившимися молодыми дарованиями. Врал он безбожно, но при этом смог добиться их расположения и со многими был на короткой ноге. «Серебряная пятерка» была его первым настоящим успехом, которого он добился благодаря своим частым походам по музыкальным клубам Сохо и Челси, где, не привлекая к себе внимания, Слэк искал новые таланты. Немалую роль в его поисках сыграли также объявления в соответствующем разделе газеты «Сцена», которые он регулярно просматривал в надежде найти «молодых симпатичных певиц и певцов для создания самобытной группы». Именно он открыл Рэни, когда она выступала в сопровождении оркестра Теда Фарнсворта. Его настолько поразили ее голос и внешность, что он сразу же решил организовать свою группу.

Рэни отзывалась о Рико неизменно положительно, однако Мэтти почему-то казалось, что в легкости, с которой старушка говорит о нем, что-то кроется. Нет, это не было обычным легкомыслием. Точно такие же нотки звучали в голосе ее матери, когда она говорила о леди из женсовета[41], которые не вызывали у нее особой любви. Одно было очевидным: Рико определенно очаровал молоденькую Ирен Сильверман.

– Ах, девушка, если бы вы побывали на вечеринках, которые он для нас устраивал, то, клянусь, умерли бы от зависти! Море шампанского, блеск бриллиантов, деловые беседы и самые красивые женщины. А посреди всего этого – я, молоденькая девчонка с Вудбайн-стрит в Ливерпуле! Мне говорили, что я стану британской Брендой Ли[42], Элвисом Пресли в юбке и буду популярнее Альмы Коган и Конни Фрэнсис… Однажды я танцевала с Томми Стилом, знаете ли. В то время он был еще симпатичным, сердитым на систему мальчишкой. Он предпочел меня Петуле Кларк[43]! Мне кажется, у нас закрутилась небольшая интрижка, вернее, мы немного целовались и обнимались в задней комнате… Добрые старые деньки, Мэтти.

Мэтти повесила последнее платье на вешалку и, сплюснув упаковочный картонный ящик, положила его на небольшую стопку рядом с собой. Разминая ноги, женщина в очередной раз мысленно отчитала себя за то, что не смогла уговорить Рэни согласиться на воссоединение ее бывшего ансамбля. Ей не следовало касаться этой темы или, по крайней мере, начав разговор, нужно было более тщательно подбирать слова. Сможет ли она теперь выполнить обещание, когда-то данное дедушке Джо? Если бы только Рэни поддержала ее план…

Мэтти одернула себя. Рэни имела полное право не согласиться на то, чтобы посторонний человек вмешивался в ее личные дела. Думать иначе было бы эгоизмом со стороны Мэтти. Лори и Джек правы: она пытается решить свои проблемы посредством вовлечения в них Рэни. Неважно, что «Серебряная пятерка» никогда больше не воссоединится. Таково решение Рэни. Если Мэтти считает ее своей подругой, она должна уважать это ее решение.

– Дедушка был бы счастлив, но я буду полной дурой, если поверю, что моя афера сработает, – вслух произнесла женщина, обращаясь к старым вещам.

С противоположной стены на нее сочувственно взирал портрет Голубой леди[44]. Стоявший в углу ящик из-под чая с виниловыми грампластинками, казалось, светился, несмотря на то, что был сильно запылен. Старый дедушкин радиоприемник из желто-коричневого бакелита, пристроившийся на полке над кассовым аппаратом, как будто слегка улыбался, заверяя ее, что ничего, собственно говоря, не изменилось.

«Я разберусь со всем, – пообещала себе Мэтти. – Я снова обрету счастье».

Звук «Только ты» в исполнении группы «Плэттерс»[45] заставил Мэтти вскочить на ноги и схватить мобильник, лежавший на прилавке. Этот рингтон она выбрала еще тогда, когда планировала совместное будущее с Ашером, но не сменила его и после разрыва с женихом, вспомнив, что когда-то кружилась под эту песню с дедушкой Джо на кухне его дома.

– Алло!

– Привет, Мэтти, это я.

Внезапно она ощутила слабость во всем теле. Тяжело плюхнувшись на стул, стоящий за прилавком, Мэтти зажмурилась. Она уже несколько недель переживала, ожидая этого разговора.

– Мне нечего тебе сказать.