Явно не то значение, которое я искала. Прямо под ним была ссылка на другой веб-сайт, называвшийся «Словарь городской лексики». Я нажала на ссылку.

Игрок

Мужчина, умело манипулирующий, или «играющий», другими людьми. «Игрок» искусно соблазняет лиц противоположного пола под видом заботы о них, хотя единственным его интересом является секс.

Хм-м. Значит, термин «игрок» используется лишь для описания мужчин? Конечно, любитель отмазок и халявы внутри меня возжелал немедленно обналичить этот купон, забрать свои две сотни баксов и купить Парк-Плейс. К сожалению, мое внутреннее «я», одержимое чувством вины и сознанием собственного ничтожества, не позволяло мне придерживаться столь высокого мнения о себе. Этот назойливый педант и зануда заставил меня заглянуть в «Интеллектипедию». До сих пор она никогда меня не подводила.

Первое же определение расставило все по местам, подтвердив мои наихудшие подозрения.

Определение «игрок» может относиться к:

«Игрок» в сфере романтических отношений – мужчина или женщина, вступающая в любовную или половую связь с представителем противоположного пола без намерения заключить брачный союз или сохранять моногамные отношения.

Вот и все, что мне следовало знать. Ответ положительный. Миа Сандерс, дорогуша, ты – игрок.

* * *

Посвятив непристойно много времени тому, чтобы обварить свою кожу в душе до мучительно-розового оттенка, я поднялась на лифте. Сообщение, полученное от Хизер, гласило, что я должна надеть что-нибудь неформальное, и что Антон будет ждать меня на крыше. Почему на крыше, без понятия, но кто платит, тот и заказывает музыку – так что, я просто выполнила их распоряжение. Прошел уже час, как я отослала смску Уэсу, и он до сих пор не ответил. Не знаю, что я хотела от него услышать. Может, он даст отпор и силой пробьет себе путь в мое сердце? Часть меня жаждала этого так неистово, что я едва могла дышать. Но другая предпочитала, чтобы наши отношения оставались такими, как есть, по крайней мере, сейчас. Никаких ожиданий, никаких прав друг на друга, только дружба. С бонусами.

Дружба с бонусами.

Неужели я хотела именно таких отношений с Уэсом? С моим Уэсом? Вот дерьмо. И когда он успел стать «моим» Уэсом? Полагаю, где-то между признанием, что я постепенно влюбляюсь в него, и мыслями о Калифорнии как о доме. Нет, не просто о Калифорнии. О его особняке в Малибу. Именно там я была собой, больше, чем где бы то ни было. Там я могла быть просто Миа.

Зарычав, я ткнула в кнопку лифта с такой силой, что заболел большой палец. Тряхнув рукой, я принялась наблюдать за тем, как меняются цифры на табло. Почему сейчас? После всей этой мерзкой истории в Вашингтоне, после того, как я зализала раны в Бостоне у Рейч и Мейс… и вот теперь я явилась сюда и обнаружила горячего парня, который всеми силами старался выразить симпатию ко мне или, по крайней мере, к моему телу – и все привело к этому? Или к тому уже давно все шло? К ощущению, что чувства и страхи кипят у меня в груди, словно лава под поверхностью Земли, и я готова взорваться в любой момент, как вулкан?

Лифт звякнул, и меня катапультировало в невероятно странный мир. Пышная растительность и влажный воздух, потоком окативший мою кожу, так что стало даже трудно дышать. Влажность была такой высокой, что ее можно было резать, словно брусок масла.

– Господи…

Я рефлекторно сглотнула, борясь с ощущением, что я рыба, выброшенная на сушу.

– Lucita! Сюда, – услышала я оклик Антона, но увидела лишь смутные контуры мужской фигуры – белое пятно, передвигавшееся от растения к растению.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что его рубашка, холщовые штаны и даже непромокаемые мокасины были белыми, хотя и забрызганными грязью. Над кустом торчала гигантская плетеная шляпа в азиатском стиле.

Остановившись, я уставилась на Антона, который полол сорняки – выворачивал у самой земли и выдергивал вместе с пучком неопрятных корней и прочим.

– Что ты делаешь?

– Садовничаю. Вон там лежат перчатки. Тебе нравится возиться с землей? – спросил он с чем-то вроде надежды в голосе.

– Боюсь, нет, – покачав головой, ответила я. – У меня в руках все по большей части дохнет.

Антон встал во весь рост. Льняная сорочка обрисовала его мышцы. Я почувствовала укол возбуждения в нижних регионах, но стоило певцу шагнуть ближе, на расстояние вытянутой руки, как все мгновенно угасло. Смотри, но не трогай. Любопытно.

– Значит, нам придется это изменить, верно?

Пожав плечами, я натянула перчатки.

– Никогда прежде не копалась в земле. У нас в Вегасе то, что называется «нулевым ландшафтным дизайном». Камни вместо лужайки перед домом, кактусы вместо кустов и суккуленты вместо цветов. Не приходится прикладывать слишком много усилий, чтобы вся эта фигня не перемерла.

– Ах, но удовольствие получаешь тогда, когда заботишься о чем-то, кроме себя самого.

Как мило.

– Вон, видишь то растение?

Я посмотрела туда, куда он указывал, и обнаружила зеленый дикий росток, не похожий на все остальные.

– Этот сорняк может заразить целую грядку азимины.

Я сморщила нос, пытаясь сообразить, что такое эта азимина. Антон ухмыльнулся.

– Это кустарник, но он красиво цветет. Видишь это?

Он поднял стебель, увенчанный цветком, не похожим на все, что я прежде видела. В центре он был окрашен в глубокий, насыщенный лиловый цвет, с тремя длинными желтовато-зелеными лепестками. Нечто уникальное, без сомнения.

– Сорняк заразит всю посадку и уничтожит ее красоту. Нечто вроде негативных мыслей.

Негативных мыслей.

– То есть как?

Антон мягко улыбнулся, и его глаза вспыхнули яркой зеленью.

– Сядь рядом со мной, Lucita.

Я выполнила его просьбу, угнездив свою задницу на узкий край кадки с цветами.

– Негативные мысли поселяются в мозгу словно дурное семя – и когда они прорастают, то захватывают весь разум, лишая тебя способности ясно видеть истину и красоту. Видеть правду в человеке или в ситуации. В конце концов, эти мысли берут верх, и вся радость от присутствия этого человека в твоей жизни теряется. Так же и сорняк. Он прорастет и заразит всю кадку, так что красота будет уничтожена, а останется лишь то, чего тебе вовсе не хотелось видеть. Сорняк или в нашем случае, негативная мысль.

– Ты меня удивляешь, – сказала я, положив руку ему на плечо и сжав пальцы.

Но когда он, в свою очередь, положил руку мне на колено, я заледенела. Ужас и омерзение поднимались от того места, где он касался меня, вверх по ноге, охватывали тело, обручем сжимали грудь. Я задержала дыхание, поначалу даже не осознав этого. Зеленые глаза Антона впились в мои, а потом он зажмурился, медленно моргнул и убрал руку. Только тут я снова смогла дышать. Я отвернулась, обняла руками колени и задышала, медленно вдыхая через нос и выдыхая ртом. Я постаралась, чтобы Антон не заметил, но не тут-то было. Он все увидел, но ему хватило воспитания, чтобы никак это не комментировать.

Когда я наконец-то привела себя в норму, он ответил мне. Поиграв бровями, Антон облизнул свои пухлые, зовущие к поцелуям губы, и сказал:

– Я удивляю большинство людей.

В его голосе явно слышался сарказм.

– Значит, твое хобби – садоводство?

– Si, – кивнул он. – Мне нравится наблюдать за ростом красивых созданий. И мне нравится есть то, что я вырастил.

На сей раз в его тоне прозвучала гордость. Судя по всему, Любовничек-латинос любил свое хобби, и почему-то это делало его более реальным, немного более приземленным.

У меня в голове зазвенело слово «есть», оно напомнило мне о том, как жадно он ел ужин прошлым вечером и как отреагировал на известие о том, что меня не покормили.

– Ты что, неравнодушен к еде? – спросила я, теребя листик незнакомого мне кустарника.

Все здесь казалось моему неопытному глазу таким странным и экзотическим.

Антон встал и, шаркая, двинулся к следующему кусту.

– Пища – это самое необходимое. Никто не должен страдать от ее недостатка.

– Звучит как слова человека, успевшего пожить без нее и знающего, каково это.

Челюсть Антона побелела, губы сжались в тонкую линию. Бинго!

– А ты собираешься объяснить мне, почему застываешь, когда я прикасаюсь к тебе даже по-дружески? Хотя я был бы не прочь прикасаться к тебе и по-другому. Если ты не возражаешь.

Его глаза ярко сверкнули, недвусмысленно показывая, что я ему действительно нравлюсь… как, впрочем, и он мне, да только не судьба.

Шагая вдоль рядов цветов и кустарников, я оставила без ответа и вопрос Антона, и намек на то, что он ко мне неравнодушен.

Я указала на кустарник, усыпанный пушистыми желтыми шариками цветов и с листьями, похожими на листья папоротника.

– Акация Фарнеси. Она цветет круглый год, но не трогай… – произнес он именно в тот момент, когда я потрогала желтый бутон и напоролась на колючки.

– Ой!

Я отдернула палец и замахала им в воздухе. Антон схватил его и сунул себе в рот. И тут одновременно произошло три события.

Первое – внизу живота у меня вспыхнул огонь, вызвав такой прилив вожделения и желания, что между ног все мгновенно увлажнилось.

Второе – тревога и страх вгрызлись в мое тело, заставив меня застыть на месте.

И третье – в глазах все потемнело. А когда я открыла их, то обнаружила, что снова очутилась там. Я была прижата к проклятой стене.

Глава четвертая

– Ты думаешь, что ты особенная, да?

Его слова так и сочатся злобой.

Я качаю головой, стараясь говорить как можно спокойней.

– Вовсе нет.

Это правда, но, судя по его реакции, он мне не верит. Нахмурившись, он разворачивается и шагает ко мне, пока мне не приходится вскинуть руки, чтобы удержать его. Но Аарон не останавливается. Он продолжает напирать, так что вскоре я утыкаюсь спиной в бетонную стену в каком-то темном углу. Еще пару шагов, и его грудь упирается в мою, а я все еще не соображаю, что происходит. Я пытаюсь придумать, как бы выпутаться из этой ситуации, но шампанское притупляет рефлексы. Руки и ноги кажутся тяжелыми, словно налиты свинцом.

– Аарон, ты не хочешь этого делать.

Сейчас он стоит очень близко, и его нос скользит вдоль моего виска. По позвоночнику бегут мурашки, тонкие волоски на затылке встают дыбом.

– Конечно же, хочу.

Он говорит ровно, как автомат, без всяких эмоций в голосе.

Я снова толкаю его в грудь, надеясь, что он хоть немного отступит. Результат нулевой. Страх, сильный и жаркий, будоражит мои чувства, все сводится к простому рефлексу «драться или бежать».

– Пытаешься сбежать, маленькая шлюшка, – пьяно тянет он.

– Я не шлюха, Аарон. И тебе это известно.

Я отпихиваю его и бросаюсь вперед, изо всех сил желая убраться отсюда подальше. Но тут все становится только хуже.

Аарон прыгает на меня и кусает в основание шеи, там, где она переходила в плечо. Сильно. Так сильно, что я кричу во весь голос. В ране пульсирует боль. Но Аарону плевать – он пользуется тем, что намного сильнее меня.

– Мне известно, что мой папаша нанял тебя, чтобы ты изображала его шлюшку перед богатенькими дружками-извращенцами. И мне известно, что ты работаешь в сопровождении и получаешь помесячную оплату. Пришло время отработать папины денежки.


– Dios mio, Миа. Прошу тебя! Я здесь. Это Антон. Антон! Я ничего тебе не сделаю!

Антон держал меня, крепко прижимая к себе и не давая пошевелиться.

Это грызущее чувство было таким мощным, что я рванулась изо всех сил, извернулась у него в объятиях и закричала. Он тут же отпустил меня, словно угодившую ему в руки гранату. Я ринулась к мусорному баку, стоявшему у края теплицы, и меня вывернуло наизнанку. Мое тело сотрясали чудовищные спазмы. Учитывая, что я еще не позавтракала, в желудке почти ничего не оказалось. Слава богу. В основном кофе и желчь. Антон стоял близко, но не настолько близко, чтобы меня снова сковало от ужаса. Певец скрестил руки на груди, а шляпа повисла на резинке у него за спиной. Его глаза потемнели от сожаления, а возможно, даже от жалости.

– Не смотри на меня так! – прорычала я, вытирая рот тыльной стороной кисти.

Мне снова нужно было в душ. На лбу выступили капельки пота, желудок опять сжался. Двигаясь словно пьяная, я добралась до ближайшей скамейки и села. Антон пошел следом за мной, но садиться не стал.

Он опустился на одно колено, дожидаясь, пока я подниму голову. Наши взгляды встретились.

– Ты можешь поговорить со мной.

Его слова были проникнуты тревогой и сочувствием.

На меня, словно удар молота, обрушились гнев и раздражение.