– Тебе не кажется, что я немного перегнул палку, когда изобразил Сайта-Клауса пришельцем из космоса?

– Совсем наоборот, в этом-то и весь смак, – совершенно искренне заверила я. – И вообще, пьеса потрясающая, а ты – писатель от Бога. Так что расслабься и не гневи его.

Принтер заработал как раз тогда, когда Мэри Энн подошла от паровозика с очередным претендентом па высокое внимание Санта-Бонса.

– А вдруг это будет смешно? – Алекс схватился за голову. – А вдруг это не будет смешно?!

– Ох, Боже ты мой! – Я ткнула его кулаком в плечо. – Будь тебе двадцать один, я пригласила бы тебя на выпивку, но раз уж ты пока несовершеннолетний, пойди-ка поработай.

Снимок уже обзавелся рамочкой. Я держала его, готовясь передать отцу или матери фаната «Формулы-1», а пока любовалась оформлением. Подняв наконец взгляд, вопреки своим ожиданиям уставилась в противную физиономию Задохлика.

– Ой, мама! – невольно вырвалось у меня, хорошо хоть едва слышно.

Задохлик сжимал руку своего отпрыска так, словно собирался ее расплющить. Даже невооруженным взглядом было видно, что он бурлит от возмущения. Сынок его был, как ни странно, довольно пухлым и розовощеким мальчишкой лет девяти-десяти, в модном костюмчике и ботинках с блеском. Мне показалось, что на лице у него написан глубоко въевшийся страх перед всеми малолетними хулиганами округи.

– Как все это понимать?! – прошипел Задохлик.

– Как рождественское развлечение.

Я передала мальчику снимок, подмигнув, на что он улыбнулся – слегка, да и то одними губами. Теперь следовало ожидать, что Задохлик меня узнает и устроит сцену. Готовясь к этому, я скрестила руки на груди, но ничего не произошло. На данный момент я была для него просто очередным пятном от расплющенного жука или мотылька на ветровом стекле – вытер и забыл.

– Ухты, «Формула-1»! – воскликнул приятно удивленный мальчик, разглядывая бордюр. – Пап, посмотри, «Формула»…

Папаша ограничился резким рывком за руку.

– У вас что, проблемы с психической уравновешенностью? – съязвила я, забывая об осторожности перед лицом столь вопиющего поведения.

– Это у вас проблемы с отношением к святым и вечным вещам! – взорвался Задохлик. – Черный Санта-Клаус! Неслыханно!

– Это что, шутка?

– Как я, по-вашему, объясню это ребенку? Что Санта-Клаус живет не на Северном полюсе, а на экваторе? На экваторе, мать его!

– Советую последить за своей речью! – вскричала я, тоже распаляясь. – Это детский уголок!

– Я требую деньги назад! – рявкнул Задохлик, сузив глаза в две неописуемо мерзкие щелки. – Не хватало мне только платить восемь баксов за то, чтобы мой сын посидел на коленях у паршивого черного Санты!

Не утруждаясь дальнейшими спорами, я достала из кассы восемь долларов и сунула Задохлику, больше всего на свете сожалея, что в тот день в суде не выбила ему все зубы. Мальчик протянул мне снимок со вздохом, но без особого удивления. Я мягко отстранила его руку.

– Это подарок. Счастливого Рождества!

С улыбкой, на этот раз вполне полноценной, мальчишка прижал снимок к груди и поднял робкий вопрошающий взгляд на папашу.

– Ладно уж, возьми!

Задохлик прямо-таки выплюнул эти слова и поволок сына прочь. Я смотрела, как они исчезают за поворотом, и жалела, что не могу похитить несчастного ребенка, чтобы дать ему шанс хоть денек пожить по-человечески, не в желчной тени своего папаши. Увы, нам не всегда дано исправить ситуацию, даже если мы очень этого хотим.

– Пора! Время! – раздалось сзади, и меня потянули за рукав.

Обернувшись, я увидела лицо начинающего автора, где испуг смешался с предвкушением и надеждой, и ободряюще подмигнула.

– Пора так пора.

Для зрителей было предусмотрено тридцать мест. Мы никак не предполагали, что будет такой наплыв: примерно двум десяткам желающих не хватило стульев, и они растянулись полумесяцем вокруг сидящих. Мы тоже затесались в эту толпу, а чуть позже, когда шоу «Санта-Клаус с планеты Селког-9» уже набрало ход, к нам присоединились Элизабет, Кейси, Джек и Мэтт.

Несколько раз за время спектакля я поглядывала на Алекса. Тот не сводил взгляда со сцены, точно завороженный, и было видно, что губы его шевелятся, повторяя слова текста за марионетками. При каждом взрыве смеха лицо его озарялось улыбкой, когда же хихиканье раздавалось! Не по делу, Алекс хмурился. Никогда мне не приходилось видеть подростка, так захваченного происходящим. Заключительная сцена вызвала бурю аплодисментов, еще больше их сорвала появившаяся из-за занавеса труппа. На сцену потребовали автора, и Алекс с самым серьезным видом кланялся вместе с остальными. Элизабет без конца меня подталкивала и всхлипывала от избытка чувств, а Кейси, глядя на мать, возводила глаза к потолку.

На последовавшем за этим «банкете» в честь успеха пьесы (он проходил в кофейне магазина и состоял из пирожных и безалкогольного пунша) я протолкалась к Джеку и кивнула в сторону Элизабет, которая беззастенчиво пыжилась от гордости за свое старшее чадо. Мэтт не отходил от нее ни на шаг.

– Ты как, в порядке? – осторожно полюбопытствовала я.

– А что мне сделается? – отмахнулся Джек. Ответ показался мне искренним, но все же я сочла нужным приободрить Джека.

– Этот ее новый приятель… по-моему, у него уж слишком кукольная внешность. Вылитый Кен!

– Да хоть вылитый Кролик Роджер, – усмехнулся Джек. – Элизабет его внешность по нраву, а кому не нравится, может пойти и застрелиться.

– Очень здоровый взгляд на вещи, – одобрила я.

– Я здесь только на минутку. – Он выбросил в урну пустой стаканчик и заключил меня в дружеские объятия. – С наступающим Рождеством! А Элизабет передай, что детей я заберу завтра в два.

– Передам.

– Праздники проведешь тем же манером, что и тогда?

– Ну уж нет! – отрезала я. – У меня на Рождество большие планы.

– Тогда всего наилучшего.

Джек незаметно ускользнул, а я снова обратила взгляд к счастливой паре и со вздохом подумала: пусть новый приятель Элизабет всем хорош, а прежний кругом недотянул – все равно я и впредь буду ставить на Джека и Элизабет. Разумеется, только в душе, потому что меня это, в конце концов, в самом деле не касается. Мне бы наладить свою собственную личную жизнь.

Тут меня схватили сзади, перегнув чуть ли не пополам. Я не сразу поняла, что мне в поясницу упирается громадный живот Шелли.

– Твой младенец там, часом, не забаррикадировался? – спросила я, вырвавшись. – По-моему, тебе давно пора разродиться.

– Ничего подобного, – хмыкнула Шелли, щедро наливая себе пунша. – Срок у меня пятого января. Времени хоть отбавляй.

Я выразительно взглянула на ее пупок, вызывающе торчащий между расстегнутыми пуговками объемистой рубашки.

– Ну, теперь я уж точно не втравлюсь в такую авантюру! Удочерю лучше симпатичную китаянку.

– Единственное, что меня тревожило, – задумчиво заметила Шелли, – это как тут без меня останется Боне. Но теперь, когда ты с ним, я спокойна.

– Я с ним только на полтора месяца… – начала было я и усомнилась: на полтора ли? Может, все-таки на два? – Когда ты намерена вернуться?

– А с чего ты взяла, что я вообще вернусь?

– А разве нет?

– Ах, старый пройдоха! – Шелли расхохоталась так, что холм ее живота заколыхался. – Мне он сказал, что ты здесь теперь насовсем.

– Действительно пройдоха!

Я тоже засмеялась, с нежностью глядя на Бонса, в лицах читавшего детям постарше «Ночь перед Рождеством».

– Так как? – с напряженным интересом спросила Шелли. – Насовсем или нет?

– Конечно, насовсем, не волнуйся. Разве можно упустить шанс изводить этого ворчуна каждый божий день?

– Вот и хорошо. После праздника я зайду, и мы обсудим всякие мелочи. – Она попрощалась и вышла, но почти сразу же вернулась. – Слушай, ты только не давай себя обирать! А то знаю я его. Требуй жалованье повыше.

– А то!

– Пожалуй, я сама ему скажу.

Шелли приблизилась к Бонсу сзади и, похоже, заслушалась, потому что там и осталась. Элизабет с Мэттом наперебой предлагали Алексу «пунш победителя». Кейси во все глаза смотрела на эту суету. Я поманила ее к себе.

– Кошмар! – высказалась девочка. – Скачут вокруг него так, словно его пьесу только что «на ура» приняли на Бродвее.

– На Бродвее, не на Бродвее, а приняли действительно «на ура», – резонно возразила я. – Надо бы прочесть тебе лекцию о том, как это достойно – радоваться успехам своих близких… ну да ладно, потом как-нибудь. А сейчас нам пора за работу. Готова?

– Всегда готова!

Магазин был полностью погружен во тьму, единственным источником света оставались гирлянды точечных рождественских огоньков, которые мы с Кейси развесили по всему уголку. Чтобы убить время, я расхаживала перед столом, поминутно справляясь с электронными часами компьютера.

11.48. Еще двенадцать минут.

Все, вплоть до самой последней мелочи, было готово еще полчаса назад, и я очень опасалась, что не просижу столько времени в неподвижности (ожидание словно заставляет время замедляться). Устав расхаживать, подошла к искусственной елке, поставленной за троном Санта-Клауса. Подарки под ней были просто символическими свертками, кроме того, который положила я. Убедившись, что за два часа он никуда не исчез, я отправилась к панорамному окну в восточной части магазина. Темнота за стеклом давала возможность посмотреться в него, как в зеркало, – что я и сделала. В темно-зеленом вечернем платье Элизабет, с волосами, которые в полутьме казались просто рыжими, я выглядела вполне приемлемо даже в собственных не в меру придирчивых глазах. В макияж на сей раз я вложила всю душу и даже подкрасила губы, хотя терпеть не могу, когда на них помада. Подумала, не стереть ли ее, но решила все-таки оставить.

После полумрака у окна уголок казался ослепительно освещенным. Я удостоверилась, что снаряжение находится в боевой готовности: все соединения налицо, программы запущены, принтер полон глянцевитой бумаги. Бессмысленная суета угнетала тоже, поэтому я уселась на трон Санты.

11.56. Осталось четыре минуты.

Чуть посидев, я сползла по сиденью вниз и устремила взгляд в потолок. Прошло, казалось, очень много времени, но вот наконец от входной двери (я предусмотрительно оставила ее незапертой) донеслось треньканье колокольчика. Чуть погодя из-за стеллажей появился Уолтер.

На сей раз на нем был чудесный костюм «цвета южного загара» с темно-зеленым галстуком почти в тон моему платью. У меня даже дыхание пресеклось, ей-богу! Пристроив пальто на вращающемся кресле у стола, он приблизился, а я поднялась, кокетливо оправляя свой наряд.

– Выглядишь потрясающе! – сказал Уолтер.

– Рада, что ты решил заглянуть именно сюда. Ведь мало л и кто мог послать записку, раз она без подписи…

– В самом деле, кто угодно мог подбросить мне к дверям записку с просьбой явиться в полночь в букинистический магазин, – засмеялся он. – Я просто терялся в догадках.

Он остановился в трех шагах от меня: руки в карманах, восхищенный взгляд, улыбка.

– И очень рад, что угадал.

Я сделала три шага ему навстречу. Уолтер взял меня за талию, явно намереваясь привлечь к себе для поцелуя, но я положила руку ему на грудь, удерживая на расстоянии.

– Не спеши, ковбой. Давай сначала перемолвимся словечком.

Тут я увлекла его за собой к «трону». Он позволил себя вести, только плотно переплел свои пальцы с моими.

– Ты права, нам давно уже следует поговорить, и прежде всего о том, почему вдруг ты тогда исчезла без следа среди ночи, чуть не до смерти меня перепугав. Думаешь, я это забыл?

– Как раз об этом у меня нет желания говорить. Ни сейчас, ни потом. Можно, я просто принесу извинения и будем считать вопрос закрытым?

– Если не об этом, тогда о чем же? – Уолтер обвел взглядом сказочный интерьер уголка и снова повернулся ко мне: – Это что же, призвано отвлечь меня от серьезных разговоров? Слабовато. Придумай другой способ, и если сумеешь, обещаю не настаивать. – Глаза его блеснули. – Но предупреждаю, тебе придется немало потрудиться.

Я с улыбкой положила руки ему на плечи. Уолтер тотчас снова потянулся ко мне в попытке обнять, но я всего лишь хотела усадить его на «трон». Сообразив это, он тотчас убрал руки – сама благовоспитанность! Я уселась у его ног на задрапированную бархатом платформу, разложила подол платья красивыми складками вокруг ног и подняла взгляд.

Освещенный переливчатым светом рождественских огоньков, Уолтер выглядел именно так, как в моих мечтах: воплощенная элегантность, замешанная на мужской силе и надежности. В моих глазах он был более чем красив – он был само совершенство.

Но вот мой идеал посмотрел с удивлением, и до меня дошло, что я уже довольно долго созерцаю его в полном молчании.

– По-моему, ты хотела что-то сказать, или я ошибаюсь?

– Хотела…

Меня вдруг бросило в жар, горло перехватило, хотя я не менее сотни раз репетировала перед зеркалом свое маленькое романтическое выступление. Понимая, что все вот-вот пойдет прахом, я вскочила и принялась расхаживать туда-сюда перед платформой.