– В чем дело?

Уолтер тоже хотел подняться, но я вскинула руку, принудив его снова сесть.

– Ради Бога, дай мне сказать! Я хотела, чтобы все вышло как можно лучше, но… Боже мой, это мне просто не дано!!! Ну а раз так, будь что будет… – Я повернулась к нему и выпалила: – Уолтер, я тебя люблю!

Боже милосердный, сейчас меня стошнит! Стошнит прямо на любимое платье Элизабет. Схватившись за желудок, я возобновила свои метания.

– Прости, Уолтер! Я хотела устроить романтический вечер – не знаю, чего ради! Ведь прекрасно понимала, что не сумею, да и опыта у меня в этом никакого… я имею в виду, что никогда еще не любила того, кто… в общем, не любила взаимной любовью! Я не хочу этим сказать, что ты мне что-то должен, и не прошу любить меня в ответ, и… и вообще, не говори мне ни «да», ни «нет», потому что прямо сейчас я до того не в себе, что все равно ничего не пойму!..

При этом я так сжимала руки в кулаки, что кожа на ладонях начала гореть, как обожженная. Только на одно мгновение решилась я обратить взгляд на Уолтера и тут же – из страха, что увижу у него на лице усмешку, – отвернулась до хруста в шее. Ну и конечно, продолжала нести околесицу.

– Вскоре после… после той ночи, помнишь?.. Я хочу сказать, после ночи, когда мы… когда мы этим занимались!..

Нет, это совершенно невыносимо! Мне что, шестнадцать лет? Надо срочно взять себя в руки!

– Короче, тогда к утру я… мне просто вожжа под хвост попала!

– Да, я так и понял, – сказал Уолтер с мягкой улыбкой, которую даже невротичка похлещи меня не сочла бы обидной. – Но если бы ты тогда позвонила, я…

– Подожди! Монолог еще не закончен. Мне просто необходимо высказаться, а если ты скажешь хоть что-нибудь милое и приятное, я уже не найду на это сил! Я просто рухну тебе в объятия!

– Ну, это я уж как-нибудь переживу.

– Перестань! Не сбивай меня с мысли!

– Ладно, я весь внимание.

Уолтер сел прямее и принял серьезный вид. Приободренная, я опять забегала туда-сюда, стараясь вызвать в памяти тщательно разработанный сценарий.

– Так… на чем я остановилась?.. Ах да, на вожже под хвостом! Короче, я не совладала с ситуацией, и что мне, спрашивается, оставалось делать, как не забиться подальше и не заняться самоанализом? Поразмыслить, чтосо мной по большому счету не так, почему моя жизнь снова и снопа делает роковые зигзаги. Да и не жизнь это вовсе, а чистой воды саморазрушение! Ну и вот, я…

Тут я неосторожно повернула голову и наткнулась взглядом на улыбку Уолтера. Против всех ожиданий, это придало мне сил. Я даже отважилась снова примоститься у его ног.

– Ну и вот, я поняла кое-что важное. Меня с детства вес нахваливали, без конца повторяли, какая я способная и какое у меня большое будущее, а я… я всегда думала: однажды они разберутся, однажды они убедятся, что это все ерунда, а ничего-то во мне нет и никакое мало-мальски приличное будущее мне не светит. Что все это обман зрения, а наделе я ничего собой не представляю, я просто ничтожество и… – Поперхнувшись самообвинениями, я снова начала бегать перед сидящим Уолтером. – Теперь-то я понимаю, как глупо было так думать! Свои ошибки я совершила не потому, что и в самом деле ни па что не годилась, а просто желая доказать всем и себе, что ни на что не гожусь, чтобы перестать наконец оставаться всеобщей надеждой и натужно рваться к недосягаемым высотам, потому что за рывком ведь может последовать… ну, я не знаю… падение! И, думая так, я добилась худшего, чем падение, – просто осталась на месте и потихоньку растеряла все свои шансы. Не только ничего не добилась, но даже и не попыталась!

Я умолкла, чтобы перевести дух. Уолтер, уже без улыбки, терпеливо ждал продолжения.

– Словом, наворотила я немало, и чтобы хоть как-то привести все к общему знаменателю, дала себе слово… ну, совершить определенные шаги. Начать, что называется, с чистого листа. Таких шагов набрался изрядный список, и пот ей-богу, я прошла его от начала до конца! Я это сделала ради тебя, понимаешь? Чтобы быть тебя достойной!

Теперь фигура моего молчаливого слушателя расплывалась от слез, которые так и норовили хлынуть из моих глаз. Зато я довела задуманное до кон на. Невозможно поверить, но я это сделала!

Не ведая, что творю, я смахнула слезы тыльной стороной ладони и тупо уставилась на оставшиеся на ней черные разводы. Проклятая тушь! Метнулась к своему столу, выхватила сразу целую горсть бумажных платков, промокнула глаза, как сумела, и вернулась к Уолтеру.

– Знаешь что? Теперь, когда псе позади, я наконец понимаю…

– Что? – Он поднялся, взял мою руку в свою, накрыл другой и, слегка сдвинув брови, повторил: – Что ты понимаешь?

– Что все это была полнейшая глупость! – прохрипела я. (Господи, если б знать, как трудно будет это произнести!) – Это была чушь! Нелепица! Я всегда, с самого начата была достойна тебя, и если тебе самому так не казалось, то ты просто… просто болван, вот ты кто!

Он засмеялся, все еще хмурясь.

– Что?! – с вызовом потребовала я объяснений.

– В самом деле смешно, когда подумаешь, чем ты все это время занималась.

– Зато я сильно выросла над собой! – отпарировала я надменно, забыв о растекшейся туши, споткнулась о платформу, ткнулась носом Уолтеру в грудь и в этой позе осталась. – Я ведь не за этим тебя сюда вызвала… вернее, не только.

– А зачем же?

– Чтобы дать тебе еще один шанс.

– Вот это дельная мысль.

Я подняла перепачканное лицо, и мы впервые по-настоящему улыбнулись друг другу. В глазах Уолтера блестели и переливались бесчисленные отражения рождественских огоньков. Он легонько коснулся моих губ своими.

– Ты просто обязана как-то дать мне понять, что настал наконец момент перейти к поцелуям…

Не в силах говорить, я просто кивнула, и то, о чем так долго мечтала, наконец случилось. О! Как в самой романтической из романтических сцен, мне показалось, что я таю, растворяюсь в океане нежности и страсти.

Отстранившись друг от друга (что произошло далеко не сразу), мы еще некоторое время не разжимали объятий, медленно двигаясь в такт блюзу, что едва слышно доносился откуда-то извне. Я склонила голову Уолтеру на плечо и отдалась дивному ощущению того, что кем-то по-настоящему любима, кому-то по-настоящему дорога.

– Это была чистая правда, – вдруг прошептал он мне в ухо.

– Что именно?

– Тогда, ночью. Я сказал, что люблю тебя.

– Как, ты помнишь?! – От удивления я даже отстранилась.

– А почему бы мне не помнить? – Уолтер отвел от моего лица выбившуюся прядь. – Ведь не было дня, чтобы я не проклинал себя за это. Слишком поспешил, признаю, но я был тогда в полусне и не сознавал, что делаю.

– Это не могло быть правдой! – решительно заявила я. – Мы тогда были едва знакомы.

– И тем не менее. По-твоему, не бывает любви с первого взгляда?

– Ну да, в песнях и романах…

– Но ведь откуда-то оно должно было взяться, это понятие. Я только жалею, что не подождал более подходящего момента для признания.

– Можешь считать, что момент настал, – улыбнулась я. – Скажи это снова.

– Что люблю тебя?

Я истово закивала. Уолтер взял мое лицо в ладони и торжественно произнес:

– Помоги мне Боже, но я и в самом деле люблю Ванду Лейн!

– Красиво! – вздохнула я. – Хотя мне вполне хватило бы второй части. В следующий раз оставь Бога в покос, ладно?

– Договорились. Можем идти?

– Куда?! – Я схватила его за руку. – Еще ничего не закончено!

– Ну вот, так я и думал, – засмеялся Уолтер, обнимая меня.

Я решительно высвободилась и снова усадила его на «трон» Санта-Клауса.

– Сиди и не шевелись.

Проделав все необходимое (и не забыв подправить макияж), я взяла пульт дистанционного управления камерой и поспешила присоединиться к Уолтеру, а точнее, склонилась к нему, повернула его лицо к себе, держа в обеих ладонях, и нажала нужную кнопку. Вспышка на миг ярко осветила интерьер уголка.

– Разве мы не должны были смотреть в объектив?

– Всему свое время. Нам придется принять еще девять поз. – Я отбросила дистаиционку, пояснив: – Выставлено на десять фото.

Уолтер поцеловал меня – это сопровождалось вспышкой. Мы обратили к камере преувеличенно широкие улыбки – новая вспышка. Вспышки следовали одна задругой, только успевай принимать позу позабавнее. Мы веселились чем дальше, тем больше – пи дать ни взять два не в меру разошедшихся подростка.

Когда со снимками было покончено, я, вспомнив про свой подарок, повела Уолтера к елке.

– Извини, – огорчился он, принимая сверток, – а я не догадался захватить подарок.

– Не беда!

Настало время проверить, чем увенчалось наше кривлянье перед камерой. Пока я оценивала результаты, Уолтер подошел сзади и положил ладонь мне на талию. Жест показался мне таким естественным, словно он делал это сотни раз.

Некоторое время мы разглядывали и весело обсуждали снимки и спорили, какой получился лучше. В конце концов первый приз был единогласно присужден самому первому, где мы так романтически смотрели в глаза друг другу.

– Ты так и не развернешь подарок?

Кивнув, Уолтер принялся разворачивать желтую с блестками бумагу. Внутри находилась простая деревянная рамочка для фотографий. Я послала лучший снимок на печать, потом протянула его Уолтеру.

– Думаю, самое время тебе начать пополнять свою коллекцию.

Вставив снимок в рамочку, Уолтер надолго задержал на нем взгляд, легонько водя пальцем по стеклу. Едва заметная тень грусти пробежала по его лицу, но тут же уступила место улыбке.

– Спасибо, Ванда. Это отличный подарок.

Уолтер привлек меня к груди, и я расслабилась, слушая мерный стук его сердца, вдыхая его запах и думая о том, до чего же все это чудесно.

– Все в порядке? – спросил он.

Я поразмыслила, подыскивая уклончивый ответ, но махнула рукой на всю и всяческую осторожность и ответила совершенно искренне:

– Все хорошо, милый. Лучше и быть не может!