Само собой, я немного не об этом думала, окончательно вынырнув из сна и отдышавшись от самого сильного за всю мою жизнь оргазма. Это же надо… то есть кто бы мог подумать… С ума сойти, в общем. Ну и как мне реагировать теперь на такое «доброе утро» от Марка?

Закатить глаза и сыграть оскорбленную невинность? Возмутиться посягательством на мою телесную неприкосновенность? Но не полной ли я буду выглядеть тогда дурой, учитывая, что все сама и спровоцировала? И, кстати, наверняка в этом случае повторения этих потрясающий ощущений мне не видать, а я же толком не распробовала.

— Доброе утро, — прокаркала я ни капли не эротично и вдруг поняла, что головка-то бо-бо. Не так чтобы сильно, как можно было ожидать после моего алкогольного почти заплыва, но все же.

— Что, болит? Таблеточку дать? — сочувственно спросил виртуоз орального искусства, и не думая пока куда-то перемещаться. А вести осмысленный диалог с кем-то, чье лицо все еще находится между твоих абсолютно непристойно раскинутых ног… ну странно по-меньшей мере.

— Думаю, душ мне сейчас нужнее.

Ага, там я как раз могу скрыться, чтобы справиться с медленно, но неуклонно накатывающим смущением.

У меня только что был секс. С мужчиной, которого я едва знаю, собралась вроде как поливать презрением и игнором весь оставшийся отпуск, а также знать не хочу в принципе… Что там еще было? Что-то мои мозги только частично доступны. Ах, да! У нас не было ни одного нормального свидания, поцеловались мы всего разок и то по чистой случайности, но да… у нас был секс. Оральный. Потрясающий. Фееричный. И да, мне надо это как-то переварить.

— Пойдем в душ, мне он тоже сейчас необходим, — согласился Марк, но с места опять не сдвинулся, наоборот, еще и свой колючий подбородок примостил… ну чуть выше самого места своей недавней непристойной деятельности.

— Мы уже были вместе в душе, — зачем-то ляпнула я.

— Ага, и надеюсь, в этот раз ты выйдешь из него на своих ногах.

— Божечки!

Точно, вот на моменте совместного принятия водных процедур и заканчиваются мои вчерашние воспоминания. То есть я, бестолочь такая, отключилась, отдав себя полностью в руки… лапы загребущие этому маньяку куниллигунса?

— Ты бы свое лицо видела, Белоснежка, — рассмеялся Марк, чуть отстранился и взял и подул… туда.

— Ты не мог бы не делать этого?

— Чего?

— Не дуть и не разговаривать со мной в непосредственной близости к… — Господи, как же это, половым органам? Не совсем то. Вагине? Мама, роди меня обратно. Киске? Привет, зоофилия! Вратам наслаждения? Да застрелиться можно!

— Ну? Я весь в ожидании, — подначил меня засранец, ухмыляясь.

— Промежности! — выпалила я и вывернулась-таки из-под него, завозив ногами по кровати и ерзая на заднице, отползая подальше.

— Ну тоже вариант.

Я торопливо вскочила с постели, и он последовал за мной. Огляделась в поисках двери в ванную, как-то не припомню со вчера, где она, и тут же зависла.

— Боже, что это? — в восторге прошептала я, выйдя сквозь огромное, во всю стену, раздвижное французское окно.

— Это моя холостяцкая берлога, тот самый вид, который к морю передом. А вчера ты видела то, что к лесу задом, — обнял меня сзади Марк. — Нравится?

— Нет, — я на полном серьезе покачала головой. — Это не может нравиться. Или не нравиться. Это просто сносит крышу.

Моей крыше на самом деле было от чего улететь. Я такую красоту видела только на картинках. Широкий деревянный настил, повторяющий дизайн открытой террасы, с которой мы вошли вчера ночью, заканчивался огромным бассейном с прозрачными стенами, вода из которого стекала в кристально чистую лазурную воду мелководья. Слева от бассейна, выдаваясь в океан на крепких сваях, располагалась еще одна двухуровневая открытая терраса с шезлонгами и столиками, а справа от домика прямо в лагуну уходил довольно длинный деревянный пирс, у окончания которого на воде покачивался небольшой белоснежный катер.

— Я, знаешь ли, порой люблю провести несколько дней наедине с океаном, — Марк потянулся, совершенно не стесняясь нашей общей наготы. — И как насчет того, чтобы присоединиться ко мне на этот раз?

— На раз? Или речь идет о нескольких днях? — Мое смущение еще никуда толком не рассеялось, но было что-то в объятиях Марка такое, отчего часть неловкости перестала давить на меня.

По крайней мере на какое-то время отпадает вопрос с тем, что делать конкретно дальше с этим мужчиной. Я признаю, что хочу делать с ним все. Но в жизни бы сама этого не предложила.

— Сколько захочешь терпеть мои домогательства, Белоснежка. Потому что я планирую домогаться часто и подолгу. — Он прижался губами к изгибу моей шеи, и, кажется, все волоски на моем теле послушно встали дыбом от прокатившейся по коже сладко-электрической волны.

— Ловлю на слове, — откинулась я ему на грудь, уже полностью расслабляясь, подставляясь под новые поцелуи и запуская пальцы в его растрепанные волосы.

— Поймала, ой как поймала, Белоснежка, — пробормотал Марк, нежно перебирая губами кожу на моей шее, чтобы добраться до мочки уха. — А задумывалось-то все наоборот.

— Что? — рассеянно спросила, чувствуя, как пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, когда его ладони огладили мои бока, скользнули по ребрам и обхватили грудь, чуть приподнимая, укачивая, как в чашах.

— Говорю, си… грудь у тебя — просто отпад башки, — ответил блондинистый соблазнитель, слегка подразнив кончиками немного шершавых больших пальцев соски, и моя поясница тут же совершенно непроизвольно стала прогибаться, будто я стремилась преподнести ему еще больше себя в надежде и получить больше. — И как я говорил, идеальнее своего обычного вида она смотрится только в моих руках.

Вспышка раздражения на его самоуверенность загорелась и погасла. Да пусть его! Все происходящее сейчас не имеет никакого отношения к реальности, к моей обычной жизни, так что какая разница, что он говорит, пока мне вот так хорошо.

Оставив на груди только одну руку, что, однако, прекрасно справлялась с задачей поддержания меня в состоянии предвкушения новой эйфории, Марк начал медленно пятиться обратно в дом, увлекая меня за собой, обнимая за талию и все не прекращая головокружительных поцелуев. Странное положение для движения, но мне и оно чудилось волшебным танцем, в котором он меня вел, куда ему вздумается, а я лишь чутко следовала, подчиняясь.

Да-да, вот теперь я действительно в полной мере понимаю женщин, падающих к ногам таких, как он. Искусных, опытных, знающих, как заставить испытывать великолепные ощущения еще, по сути, практически невинными касаниями, как заманить обещаниями роскошного удовольствия, заставить забыть девичью честь, мораль…

— Ты что опять бормочешь? — спросил демон разврата, заставив меня открыть глаза.

Когда я их закрыть-то успела? И как мы так быстро добрались до ванной?

— А? Ничего. То есть размышляю о твоем опыте.

— Хм… — Марк разжал объятия, и меня чуть качнуло. — Что-то, видно, он у меня недостаточен, или я неправильно его применяю, если ты еще и размышлять успеваешь. Непорядок.

Развернув меня к себе лицом и грозно нахмурив брови, он стал теснить меня к тумбе у раковины. Едва я коснулась ягодицами камня, Марк подхватил меня под них и усадил на гладкую поверхность. Моя… ну да, как раз промежность, что была уже разгоряченной или все еще разгоряченной, кто же его тут теперь разберет, соприкоснулась с прохладной поверхностью, и меня до самой макушки пронзило словно разрядом тока. Выдох вырвался с шипением, а вслед за ним и со стоном, ибо мой любовник не стал медлить ни секунды и сразу втянул в напористый поцелуй, обхватывая снова груди и сжимая их. Дышать вмиг стало нечем и незачем, в голове что-то взорвалось, создавая зону гудящей пустоты. Я вцепилась в плечи Марка, отвечая на поцелуй с такой отдачей, способность к какой за собой и не подозревала. Упивалась его вкусом, толкала свой язык к его, подаваясь грудью к его рукам. Ерзала на тумбе, сдвигаясь ближе к краю, пока не обхватила его торс ногами, сцепив пятки над задницей, оказавшись так полностью открытой, доступной. И да, я ничего в тот момент не хотела больше, чем того, чтобы он этой доступностью воспользовался. Немедленно!

— Тш-ш-ш… — сдавленно прохрипел Марк, отрываясь от моих губ и отпуская грудь.

Что за дела? Куда?

— Мне тут нужно… Потерпи секунду.

Он наклонился вбок и дернул один из ящиков тумбы.

— Бля… — За первым последовал второй, и еще. — Вот так и сиди, не смей сдвигаться или опять о чем-то думать!

Он расцепил мои ноги, поставил ступни на поверхность тумбы, раскрывая еще больше, отскочил от меня и стал озираться.

— Да что такое? — едва справляясь с дыханием, спросила я.

— Черт! Резинки не могу найти… Потому что в холостяцкой берлоге они мне без надобности. Твою ж… Ага!

Он кинулся к валявшимся, видно, со вчера на полу вещам и тряхнул подхваченные льняные штаны.

— Ну славатехосподи! — пробурчал, выуживая из кармана несколько серебристых квадратиков. — Так можно и сердечный приступ заработать.

Расплывшись в порочной улыбке, он направился ко мне, все еще сидящей в абсолютно непристойной позе на тумбе.

Бом-бом!

Прокатилось громом с ясного неба по всему пространству бунгало.

Вздрогнув, я вопросительно приподняла брови, а Марк, нахмурившись, пожал плечами.

— Ждешь кого-то?

— Единственное, чего я жду, — так это оказаться в тебе. Может, сами как-то рассосутся?

Бом-бом! И тут же грохот, будто кто-то колотил в дверь ногой.

— Открывай немедленно, я знаю, что Полька у тебя! — послышался приглушенный голос Ланки. Очень-очень злой Ланки, насколько я ее знаю.

— Ой! — пискнула я, спрыгнув со своего насеста и заметавшись по ванной. — Я же, бестолочь такая, ей вчера даже не позвонила и ночевать еще не пришла!

— Она тебе что, мамочка — отчитываться? — ворчливо спросил Марк, ловя меня на ходу и подавая одну из своих рубах.

— Она мне подруга. И переживает.

— Подельница, а не подруга, — фыркнул он, натягивая штаны.

— Открывай! Или я сломаю эту дв… Ой! Больно-то как!

— Конфетка моя, ну успокойся, — увещевал еще невидимый Каспер, но, судя по новому трезвону и звуку пинков, безуспешно.

— Ты, если что, позади держись, а то крольчишка явно в боевом настроении, как бы не зацепило, — уже откровенно ухмылялся Марк.

— Ты! — Влетела ураганом в едва отпертую дверь подруга, тыкая в мужчину указующим перстом и прожигая взглядом, обещающим страшное возмездие. — Я все знаю! Ты напоил вчера Польку и утащил ее, чтобы гнусно воспользоваться! Гад! И не пытайся отрицать! Я собрала улики и показания свидетелей!

— Эм-м-м, — выглянула я из-за спины Марка. — Ну, вообще-то я сама напилась. И все остальное тоже не гнусно, а добровольно.

Почти. Состояние частичной невменяемости не в счет.

— Все остальное? — захлопала ресницами Ланка, теряя боевой дух. — То есть у тебя все было? С ним?

— Было бы, если бы кое-кто чрезмерно опекающий не примчался выручать кое-кого совсем не нуждающегося в спасении. И если вы выяснили все, то мы бы предпо…

— Ох, божечки-и-и! — завизжала подруга, восхищенно распахнув глаза и обозревая жилище Марка. — Это же уму непостижимо! Можно посмотреть? Одним глазиком. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Мой без пяти секунд почти настоящий любовник покосился на меня, а я пожала плечами, давая понять, что есть моменты, когда со стихией бороться бесполезно, нужно просто переждать. Марк вздохнул и сделал приглашающий жест для Ланы, которая мгновенно понеслась охающим и повизгивающим ураганом вперед, но уперся ладонью в грудь шагнувшему за ней внутрь Касперу.

— За это, — он указал в спину подруге взглядом, — с тебя компенсация. Метнись к Арни нам за завтраком.

Глава 16

Думаю, пора причислять Каспера к лику святых. Серьезно. Даже готов подписаться под каким-нибудь там прошением об этом или накатать его лично. И меня там внизу в приписке указать как кандидата в мученики. Я реально не понимаю, как у него хватает терпения, чтобы выдерживать столько дней на постоянной основе даже голос этой своей конфетки. Должны уже зубы слипнуться и все остальное тоже. Эти бесконечные восторженные вопли, визги, фоточки, позы…

Ладно, признаю, большая часть моего раздражения произрастает из района равномерно и неуклонно синеющих яиц. Это же надо так жестко обломать людей в самый последний момент! Вышку за такое впаять! В смысле, чтобы их с Каспером до самого конца отпуска кто-нибудь тоже тотально обламывал. Кстати, а когда у моей Белоснежки там отпуск заканчивается? Я хоть успею… все? А то с такими спасателями и подругами-наседками так и останусь полуголодным.