— Ну если ты обломала меня с утренним сладким трахом из-за этого прощелыги подводника, то будем мы сегодня ночью элементы БДСМ осваивать! — раздраженно пробормотал я, хватая телефон.

Я, конечно, предлагал сразу забить на договоренности Полины с долбаным белозубым дайвером, потому как все равно считал, что она удумала нырять мне назло. Но в этом она проявила упорство, и пришлось тащиться с ней на первое занятие. Мистер КонЧи исстарался весь, изображая профессионализм, пристальное внимание и прочую хрень. Но я проявил не меньше стараний, обламывая ему все, отвлекая Белоснежку как только мог. А мог я много, учитывая, что знал теперь обо всех ее чувствительных местечках. Она же у меня просто порох чуть ли не повсюду. Ее достаточно по внутренней стороне запястья тихонечко погладить, незаметно выводя пальцами круги, и тут же все кожа в мурашках, соски твердеют, щеки розовеют. Глазами гневно так сверкать начинает, но я-то в курсе, что дыхалочка сбивается совсем не от злости. Короче, весь час первого занятия Полюшка у меня краснела, ежилась от мурашек, сопела подозрительно, что не ускользнуло от зенок гребаного Энцо. После мне, само собой, прилетело за мои провокации ладошкой куда придется, но, учитывая, что все закончилось все равно яростным сексом у стены, я был не в претензии и на следующий день опять без капли стыда принялся за свое. Свое, чучело ты брюнетистое рукастое! Ибо нечего эти грабарки тянуть и лапать мою рыбку под видом помощи или обучения. В итоге засранца все же бомбануло, и он заявил, что я свожу на нет все его усилия — чего я и добивался — и что нам с Полиной лучше посещать его в разное время. Да щаз! А нету у Белоснежки свободного от меня времени! Злодейский смех за кадром.

— Ну если ты к нему побежала… — Я еще и сформулировать не мог для себя, что готов сделать в наказание за такое самовольство, но заводился с каждой минутой все больше.

Одевался торопливо, набирая Полину, но она была недоступна. Пофиг, явлюсь сюрпризом.

Выбравшись из пикапа, потопал по пирсу возле лачуги дайвера, выглядывая свои пропажу. Энцо действительно развлекался, зажимая на мелководье девушку. Но не мою. Мокрые светлые пряди я разглядел издалека и, чтобы не припозориться, сверкнув злой рожей жертвы утреннего динамо, быстренько ретировался оттуда. Значит, к крольчишкам поплыла моя рыбка. Больше-то некуда.

— В смысле улетели? — Информация, поведанная уныло напивающимся с утра Каспером, медленно оседала в башке. — Куда?

— Домой, — невнятно буркнул приятель.

— Как это домой? Домой, в смысле куда домой? — Черт их знает, этих полоумных, может, они изначально где-то в отель заселялись и туда решили мотануть.

— В Россию. В холодную, промозглую, серую, унылую. Марк, ну разве у нас тут не лучше?

— Лучше, — автоматически кивнул я. — Совсем, что ли, улетели?

— Очень может быть, — вздохнул похотливый призрак, наливая себе еще, но я отнял у него и бутылку, и стакан.

— И ты мне ничего не сказал? Она же говорила, что еще пять дней. — Недоумение быстро превращалось в гнев.

Вот так решила со мной поступить? Уйти не прощаясь, будто я никто, пустое место? Поскакала всласть, и адьё, жеребчик?! Ах ты… Я тут целую прощальную вечеринку готовил втихаря, грандиозную гулянку с шашлыками и коктейлями рекой у Патрика, а ты…

— Не пять, — мотнул нетрезво головой Каспер и повторил с надрывом: — Не пять…

— И ты, бля, сидишь тут нажираешься? Не позвонил мне, не предупредил…

— А с какой стати? — вечный весельчак вскочил, встал напротив, набычившись, и уставился на меня покрасневшими глазами. — С чего ты решил, что весь мир вокруг тебя вращается? Ничего, что это у меня любимая девушка уехала? Для тебя Полья кто? Одна из многих, развлечение здесь и сейчас. А Лана для меня… — Он гулко стукнул себя кулаком в грудь. — Она здесь у меня. Так что вали ты со своими претензиями, Марк.

— Оки-доки, — вскинул я руки, хотя хотелось схватить приятеля за грудки и тряхнуть как следует за то, что ведет себя как баба сопливая, а не как мужик, которому на яйца шпилечкой наступили да еще и провернули несколько раз. — Раз тебе приятнее слюни-сопли на кулак мотать, а не действовать, чтобы вернуть свою женщину, то я оставляю тебя в покое.

— Да как я ее верну? На плечо перекину и в пещеру уволоку? — тоже повысил на меня голос Каспер. — Оторву от друзей, родных, от ее любимой работы, дома? Чтобы она возненавидела меня?

— Стерпится, слюбится, как говорят у нас в России, — выплюнул я в ответ. — Если она твоя женщина, то будет только рада, что ее освободили от необходимости самой зарабатывать на жизнь.

— Ты не знаешь мою Лану и судишь только по своим бывшим, — огрызнулся друг, наступая сознательно на самую больную мозоль. — Ей нравится ее работа. Она любит делать людей красивыми.

— Любимая работа парикмахершей? Не смеши мои носки!

— Да хоть бы и так! Тебе-то откуда знать, каково это — любить свое дело, свою работу, то, чему ты учился и в чем хочешь быть если не лучшим в мире, то в числе самых первоклассных специалистов? Ты всю жизнь… — Друг споткнулся, встретив мой прищуренный взгляд.

— Ну давай, договаривай, чего ты замолчал? Я всю жизнь что? Ни хера не делал? Прятался за папочкиными деньгами? А потом решил спрятаться и от него самого?

Эй, Марк, дружище, а что, Каспер не прав, что ли? Чего сейчас обидки лепить, если ты лучше него знаешь, что именно так и обстоят твои дела. Ты — ноль. Никто. Никчемное пустое место на земле, если брать тебя без папиных денег. Без того самого бабла, на которое так падки были все твои недавние подружайки-однодневки, вернее, одноночки. А вот не было бы у тебя этого шикарного домишки, шикарной яхты, шикарного катера, пришвартованного у шикарного пирса, улыбки этой белоснежной, что тоже обошлась в свое время в немалые деньги именно папе, вот этого вот твоего шмотья льняного, с крутыми лейблами, стоившегого как весь гардероб немалой семьи на все сезоны, сколько бы ты стоил сам по себе?

— Так. Стоять. Все. Сейчас напихаем друг другу херни всякой, а потом пожалеем.

— Прости, Марк. Просто мне так больно.

— Проехали, дружище. Ты меня тоже прости за то, что повел себя как засранец сноб, — протянул я ему пять. — Ну что, как будем наших бессовестных беглянок искать?

— Не могу, — снова приуныл мой товарищ по несчастью в виде двух до хрена расторопных с отъездами русских красавиц. — Я слово дал.

— Кому?

— Лане. Месяц. Я должен ждать месяц, прежде чем что-то делать.

— Не понял. Что за дурь?

— Она сказала, что нам нужно проверить чувства, ей особенно. Вдруг все, что было между нами, — это просто очарование курортного романа и все такое.

— А это оно? — спросил его, но задумался сам.

— Нет. Не оно, — замотал растрепанной башкой Каспер синхронно с моим внутренним «я», что сегодня с утра пораньше решило страдать повышенной честностью и откровенностью, запинав куда солнце не заглядывает мою вечную гордыню, за которой… ну, по сути, один эгоизм и трусость.

— Ну так и нехрен сидеть и ждать у моря погоды, придурок! — рявкнул я.

— Но Лана сказала…

— Да я тебя умоляю! Твоя Лана — русская, я — русский. Кому, как не мне, знать наших ба… женщин. Будешь сидеть и вздыхать, и она сочтет тебя слабаком и тряпкой, что просто отпустил ее без борьбы.

— А если не выполню свое обещание дождаться, то окажусь тем, кто ни во что не ставит ее мнение и желания, — возразил этот отдрессированный эмансипированными дамочками похотливый призрак.

— Фигня! Хочет она месяц на раздумья — да ради бога! Но пусть делает это в твоем присутствии.

— Это как?

— Обычно! Приехал, поселился поблизости и отирайся рядом себе.

— Это как-то…

Пока Каспер подбирал определение придуманной мною авантюрной дурости, я решил его добить.

— Ты еще хорошо помнишь, как выглядит твоя конфетка? Вот прямо во всех красках? А теперь напряги извилину и осознай, сколько мужиков вокруг нее будет увиваться за этот гребаный месяц!

Бедолага аж с лица смуглого сбледнул, а потом оскалился — ну чисто зверюга кровожадная.

— Так, мы едем в Россию! Мне срочно нужна… эта шапка с ушами и пальто из меха!

— О, господи! — закатил я глаза. — Забей на эту униформу, блин. Собирайся!

Что там по факту мужикам собирать? Все уместилось в одну объемную спортивную сумку, и спустя пару часов мы уже вылезали из джипа на стоянке перед аэропортом. Добираться придется в несколько этапов и с кучей времени на ожидание пересадки, но кого это остановит? Не нас с Каспером.

Мы уже нервно мялись, проходя паспортный контроль, когда в зал влетел шеф полиции с двумя помощниками. Они бегом направились к нам, по ходу доставая шокеры.

— Мистер Зарицки, пожалуйста, выйдите из очереди и встаньте у стены с поднятыми руками! — скомандовал мне Менч.

— Что за дела? — шокировано уставился я на полицейских, что явно были настроены абсолютно серьезно. В смысле если не подчинюсь, то корчиться мне на гладком полу сию же секунду.

— Это мы как раз и собираемся прояснить, мистер Зарицки, — строго сдвинул густые брови шеф.

Я подчинился, и меня быстренько для начала отвели в чей-то кабинет прямо в аэропорту.

— Присядьте, — с ледяным выражением лица велел Менч.

— Мы же вроде уже проясняли раз. И у меня сейчас рейс.

— Вы никуда не летите. У нас открылись новые обстоятельства в деле.

— Да какие еще обстоятельства! — развел я руки, бросая сумку на пол.

— Вечером двадцать пятого июля многие посетители бара вашего компаньона Патрика стали невольными свидетелями вашего… э-э-эм… весьма бурного выяснения отношений с мисс Осипенкофф. Подтверждаете этот факт?

— Ну подтверждаю, — скривился я, получив укол фантомной боли от пострадавших тогда шаров. — Но это наши с ней…

— А так же эти опрошенные нами свидетели заявили, что бар вы покидали в одиночестве и совсем не в хорошем расположении духа.

— У меня были для этого причины. Для расположения в смысле. Веские.

— И это самое расположение привело вас к тому, что вы пошли и, так сказать, выпустили пар, изнасиловав случайно подвернувшуюся вам мисс Карпентер?

— Что? Какую еще мисс?.. Мы помирились с мисс Осипенкофф этим же вечером и не вылез… провели вместе все последние дни и ночи, не выпуская из виду друг друга ни на минуту.

— И мы можем с ней связаться, чтобы она подтвердила ваши слова? Дадите нам ее контакты?

— Хм… нет. Не прямо сейчас. Но вот Каспер может подтвердить, что видел меня тем вечером, ожидающим Полину у себя на крыльце. И что мы уходили оттуда вместе.

— Учитывая ту поспешность, с которой вы вместе с мистером Аламеда решили покинуть наш остров, боюсь, его слова особого веса иметь не будут. Вполне можно предположить, что он готов покрывать вас. Скажем, за хорошее вознаграждение. Вы ведь далеко не бедный человек, мистер Зарицки.

Глава 25

Я смотрела на мнущегося передо мной Тимура и осознавала, что совершенно перестала понимать себя. Ведь это же почти та самая моя хрустальная мечта, лелеемая на протяжении последних скольки, десяти или больше лет? Вот Тимур, вот цветы в его руках, вот практически мольба в его глазах, вот те самые слова, которые мне так хотелось услышать еще буквально три недели назад. Да что там хотелось — до воя, до вопля, до слез желалось услышать эти самые заветные: «Полька, я был такой дурак, прости меня!».

— Тим, а можно проще и без вот этой вот… — я покрутила в воздухе руками, — драмы. Я устала, как скотина, честно. Длительный перелет, смена часовых поясов, смена климата, сам понимаешь.

— Да, да, конечно. Я просто… Просто много понял за время нашей вынужденной… э-э-э… разлуки. И очень рад тебя видеть. Просто жутко рад. Наконец-то ты вернулась. Значит, теперь у меня… у нас все будет хорошо. — Мой старый друг, в которого я была влюблена так глупо и безнадежно, нервно потоптался у порога. — И что, даже чаем не угостишь? — как-то жалобно проблеял он.

Слушайте, ну я не виновата, что он именно проблеял. Как-то так по-идиотски протянул вот это вот «ча-а-а-ем», — будто козленочек, просящий у сестрицы Аленушки водицы напиться. Капец. И вот от этого у меня кружилась голова и трусились руки?

Боже! Да я просто клиническая идиотка!

— Тим, кончай придуряться и строить из себя самого обиженного в мире козленка, — не выдержала и рявкнула я. — Я больше тридцати часов на ногах. Отвали со своим чаем. За цветы спасибо. Все остальное — завтра, когда высплюсь. Адьё.

Выхватив из его рук так и не отданный мне букет грустных тюльпанов, я захлопнула дверь и задвинула со злостью дверной засов. Нехрен. А то еще припрется с утра пораньше типа на завтрак. С учетом того, что я когда-то сдуру дала ему запасные ключи от своей квартиры, он вполне мог. А я сейчас хочу только одного — спать. Два, нет, три дня, нет, чего уж мелочиться — буду спать всю неделю, раз уж последнюю практически не спала. Но там и грех было спать — надо было успеть хапнуть своего. А сейчас можно и оттянуться в любимой кроватке, под любимым пуховым одеяльцем, в которое я куталась круглый год, на любимой подушечке, обняв ее обеими руками и уткнувшись в нее носом — поза, в которой я спала только дома, потому только одна единственная в мире подушка, сделанная еще моей бабулей, так пахла — высушенными «на зиму» лекарственными травами, домашними булочками, бабулиным абрикосовым вареньем и топленым молоком. Какую бы наволочку после какого бы стирального порошка я ни надевала на эту подушечку, она всегда пахла именно так — моим счастливым детством.