Какова была мораль этой побасенки, в которую я не особо поверил? В том, что есть такой тип женщин, с которыми «нахрапом» можно сделать только хуже. Что мне вчера и продемонстрировали совершенно явно и абсолютно очевидно.

Ну и ладно. Значит, эту форельку я поймаю «голыми руками». Кожа к коже. Полный контакт.

И тактика работала. Полина все чаще смеялась над моими шутками, все больше задавала вопросов напрямую мне, а не через Каспера или его подружку, тарахтящую без умолку, все ближе подвигалась ко мне, пытаясь укрыться от соленых брызг, почему-то в изобилии летевших в ее сторону. Естественно, случайно. Она смело ходила по стаборду[3], где я облюбовал штурвал на эту поездку[4], и даже, не задумываясь, опиралась на мое плечо и, так же не задумываясь, принимала мою помощь.

И мои тщательно продуманные аттракционы тоже отлично сработали. Крольчата, правда, сразу же оккупировали мое любимое прозрачное каноэ, в котором я с удовольствием покатал бы мою добычу. Сибоб ее сперва вообще испугал, потому что лезть с ним в воду она категорически отказалась. А на САП[5] она смотрела с подозрением. Но я предложил ей разместиться на самом носу доски, а сам взялся за весло и устроил ей неспешную прогулку по мелководной лагуне.

— Обещаешь, что мы будем плавать только там? — строго нахмурила она свои бровки.

— Клянусь, — прижал я ладонь к груди, а про себя торжествующе ухмыльнулся. Не понимаешь ты, Белоснежка, что даже сам факт постановки этого вопроса говорит о твоем бессознательном желании довериться мне. Ты почти уже поймана, моя рыбка!

Мы нарезвились вовсю: ныряли с доски (конечно, назвать нырянием бултыхание на глубине, где до дна ногами достаешь, смех один, но желание дамы — закон, никакого обмана с моей стороны), учил Полину стоять на ней, не падая в воду каждые десять секунд, брызгались и дурачились, как подростки. И ни-ни — никаких поползновений в «ту самую» сторону: исключительно напомнить, что пора опять намазаться, передать тюбик с кремом, «случайно» прикоснуться грудью к ее ноге, доставая бутылку с питьевой водой, взглядом показать, что от интенсивных ныряний треугольничек слегка сбился. В общем, только о-о-очень медленно «пошевеливаем пальцами». «Разворачивать руки широкой лопатой» будем на обратном пути.

По дороге к яхте мы все же поменялись с парочкой средствами передвижения. И мне бы обратить внимание на то, что Полина, в отличие от остальных пассажирок, которых я ранее катал на прозрачной лодчонке, вообще не глядит под ноги, не пытается рассмотреть дно, увидеть рыбок, коих под нами сновало множество. Она вперилась взглядом в яхту и явно не могла уже дождаться, когда мы до нее доплывем. Ну, действительно, нервничает человек на глубине.

Я показал всем, как пользоваться душем, где можно переодеться, и утвердительно кивнул на вопросительный взгляд приятеля. Через пятнадцать минут на палубе остались мы с Полиной, а крольчишки пошли в носовую каюту продолжать интенсивно сжигать калории при помощи возвратно-поступательных движений.

— В каком красивом месте ты живешь, Марк, — вдруг прошептала Белоснежка, свернувшись калачиком на диване. — Ты, наверное, даже не осознаешь, как тебе повезло.

— Ну почему же, — пожал плечами я. — Не такой уж я дубоголовый, чтобы не понимать этого. Я на самом деле не просто так оказался именно в этом месте. Я выбрал его сознательно. Ты же не думаешь, что я здесь родился?

— А где ты родился? — заинтересованно приподняла голову, оперев ее на руку, Полина.

О-па! Все, ну вот ты и попалась вся как есть, рыба моей мечты.

— Тоже у моря. В небольшом приморском городке, где много соленой воды и жаркого солнца. Почти как здесь.

— А зачем же ты уехал из одного райского места в другое? — удивилась девушка.

— Ну, причин было несколько. И не все мне приятно вспоминать.

— Несчастная любовь? — у нее саркастически приподнялась бровь. Но нет, дорогая, это слишком просто.

— Эм-м-м, давай не будем омрачать этот прекрасный вечер печальными воспоминаниями. — Да-да, я весь из себя такой загадочный, может, у меня там трагедь в прошлом, думай теперь об этом, солнышко, думай. Девушки ой как любят эту вот тень печали дней минувших в мужских глазах, чуть не текут. — Я же не спрашиваю, почему ты приехала сюда из одного из самых восхитительных на земле городов. Причем одна.

Она отвела взгляд и помолчала несколько минут, а я чуть прибавил скорость и отвернулся, якобы избегая встречи наших глаз.

Столкнулись два одиночества. Два израненных сердца, две хрупкие белоснежные яхты на синей глади океана… Ну и так далее по списку.

И тут она снова заговорила:

— Летим! Туманною чертою

Земля от глаз моих бежит.

Под непривычною стопою

Вскипая белою грядою,

Стихия чуждая дрожит.

Дрожит и сердце, грудь заныла;

Напрасно моря даль светла,

Душа в тот круг уже вступила,

Куда невидимая сила

Ее неволей унесла…

Какая прелесть! Прямо подфартило. Фета я тоже люблю и даже помню кое-что.

— Ей будто чудится заране

Тот день, когда без корабля

Помчусь в воздушном океане

И будет исчезать в тумане

За мной родимая земля.[6]

— О! Ты тоже любишь Фета?

А глазки-то как округлила! Что за женский сексизм? С чего это мужчины представляются вам бесчувственными чурбанами, умеющими лишь играть мускулами и мериться бородатыми пи… бородами, короче. А может, у нас ранимая душа? А может, мужчинам тоже «в холодный зимний вечер мне так хочется любить»?

— Ох, Марк. Я, наверное, все же должна перед тобой извиниться за свое вчерашнее поведение…

О, да, наступит момент, ты извинишься и даже расплатишься многократно, и нам обоим это понравится, но не сейчас. Работа профи еще не окончена.

— Кстати о нем. Прости меня. Я вчера был несколько не в себе и повел себя как свинья. Давай просто забудем. Мир?

— Конечно, мир, — с облегчение вздохнула Белоснежка.

Ну что ж, пора приступать к развороту ладоней в широкую лопату.

— Слушай, мне кажется, или я не закрепил каноэ на баке? Можешь глянуть?

— Конечно! Это вон там, на носу?

— Это называется бак. Посмотри, пожалуйста.

Ну, приступаем к самой ответственной части.

Полина легко подскочила на ноги и, взобравшись по двум ступенькам, начала пробираться на бак по привычной ей правой стороне борта. И в этот раз не заметила легкий крен в эту сторону. Ай-ай, надо быть внимательнее, рыбка. Можно случайно шлепнуться в чужую стихию.

Легкий рывок яхты, короткий визг, куча брызг справа. А нет, уже сзади.

Придется тебя спасать. И, понятное дело, получать за это заслуженную награду.

И тут я услышал совершенно неожиданное:

— Ма-а-арк! Я не умею пла-а-ава-а-ать!

Прозвучало как-то чересчур правдоподобно, не как просто испуг от неожиданности, а натуральная такая, стремительно назревающая истерика.

Э-э-м, как вообще можно не уметь плавать?

Ну, в том смысле, как здоровый человек со всеми конечностями и без особых ограничений любого рода может не уметь держаться на воде? Ведь человеческое тело не тонет само по себе. Утопить его может только паника. Не, я понимаю, что есть куча людей, которые не выиграют Олимпиаду, но уж элементарно раскинуть руки-ноги, лежа на спокойной воде на спине уж всяко должен каждый, разве нет?

Господи, женщины, какие же вы «логичные»! Ты провела со мной на воде полдня и только теперь утверждаешь, что не умеешь плавать? Или просто хочешь, чтобы я тебя спас?

— Ма-а-арк! Я глуби…

И она ушла с головой под воду.

Черт! Она же сказала, что нервничает на глубине. Так она ее небось панически боится и тут же забывает, что надо делать, чтобы не тонуть!

— Спасите! Тону-у-у!

Миллионы раз я повторял себе: море, а уж тем более океан, не терпят небрежности. Моя небрежность заключалась в том, что я пропустил мимо ушей немаловажную деталь о Полине — она, черт побери, безумно боится глубины! О чем она думала, соглашаясь на морскую прогулку на яхте? Что в любую секунду сможет волшебным образом телепортироваться на земную твердь, минуя мили водного пространства? Почему, блин-блинский, она отказалась надеть спасжилет в таком случае? Ведь я, как всякий капитан, выходящий в море с пассажирами на борту, предложил в самом начале?

Времени обдумывать возможные ответы на эти вопросы не было. Ее реально надо спасать.

Не теряя более ни секунды, я одной ногой спихнул на воду сибоб, лежавший на краю ступеней, а сам щелкнул тумблер скорости хода и сиганул в воду.

И только оказавшись за бортом, понял еще одну важную вещь.

Я идиот.

Вернее, не так.

Я дурака кусок!

Я передвинул тумблер в противоположную сторону, увеличив скорость ласточки до десяти узлов. На сибобе, вдвоем, с учетом поднявшейся к вечеру зыби… Вариантов догнать нет.

— Держись, Белоснежка! Не колоти руками, расслабься. Я рядом!

— Марк! Марк! Я тону!

— Тш, детка, успокойся, я рядом, держись за меня! — Ноль реакции, продолжает молотить по воде, глаза широко распахнуты, взгляд почти остекленевший. — Только не души, пожалуйста!

Полина дышала рвано и поверхностно. Блин, похоже, еще чуть, и у нее случится полноценная паническая атака. Видал я как-то парня в самолете в таком состоянии. Не дай бог сейчас подобное.

— М… м… марк! Вы… тащи мен… ня немедленно! — Ее зубы начали выстукивать, как от холода. — Я б… б… боюсь глубины.

— Полин, тут неглубоко, правда. Метров пять, не больше. Это мелководье практически.

— Ты издеваешься? — взорвалась она. — Это три моих роста! Достаточно глубоко, чтобы я утонула! Где яхта? Где мы? Почему я не вижу твою яхту? Марк! Да говори же, не молчи!

— Полин, ты только успокойся, пожалуйста, и не паникуй. Все будет хорошо. Яхты нет, потому что она уплыла.

— Как уплыла? Почему уплыла? Куда она уплыла без тебя? И без меня, конечно? Это очередная твоя пикаперская дебильная шуточка? Да я тебя… Да я тебе…

Вот, пусть уж лучше психует, чем впадет в ступор от страха. Женщины в гневе на многое способны.

— Полин, прости. Никаких шуток. Ты свалилась в воду, я кинулся за тобой. Хорошо, что сибоб захватил — хоть на плаву продержимся без усилий.

— А где Каспер? Где Лана? — Она зашарила взглядом, который опять стал наполняться страхом, вокруг. — Они что, не увидели нас?

— Ты была слишком увлечена разговором со мной и даже не обратила внимания, что они уединились в каюте, чтобы… ну, дальше сама придумаешь для чего. Яхта идет по заданному курсу, до порта они дойдут на автопилоте, Каспер сможет пришвартоваться и заметит наше отсутствие. Я уверен, что он сообщит в береговую охрану. Завтра нас обязательно найдут.

— Завтра? Завтра? Да я не доживу до завтра, придурок!

— Доживешь, Белоснежка, еще как доживешь. В паре миль отсюда есть суша. Мы доберемся до нее где-то за полчаса, и там будем ждать спасателей. Но ночь придется провести на островке. Все лучше, чем в воде, держась всю ночь за сибоб.

— Боже, боже! Зачем я только согласилась ехать на эту дурацкую прогулку на этой дурацкой яхте с таким дурацким капитаном, который не может позаботиться о безопасности пассажиров!

Между прочим, до сих пор прогулка тебя вполне устраивала, ласточка моя никакая не дурацкая, за такое и всерьез обидеться могу, а насчет капитана… ну, знаешь ли, со всеми бывает. К тому же и не так все катастрофично. Скорее уж, вполне себе удачненько. Для меня. Так, а презики у меня в кармане этих шорт точно есть?

— Не хочу тебя пугать, милая, но если мы планируем в целости и сохранности добраться до острова, чтобы в безопасности переночевать на нем, тебе лучше сейчас успокоиться и молча делать то, что я скажу. Темнеет в тропиках очень быстро, глазом не успеешь моргнуть. Так что отпусти ручку сибоба и вытянись по мне всем телом. За шею не хватайся, держись за плечи.

— Я соскользну!

Нет, форелька, скользить ты будешь позже, когда я приступлю к качественной прожарке.

— Не соскользнешь. Мы поплывем медленно.

— Ты сказал, нам надо торопиться!

— А мы будем торопиться медленно. Нам надо проплыть всего две мили, не больше.

— Это сколько?

— Это чуть меньше четырех километров. Немного на самом деле.

— Немного? Почти четыре километра — это для тебя немного?

— Слушай, ну тогда представь себе, что ты гуляешь по Невскому проспекту. Ты же помнишь, сколько там идти?

— Четыре с половиной километра от Адмиралтейства до Лавры! Причем тут Невский?

— Ну-у-у, чтобы ты могла хотя бы примерно представить расстояние нашей морской «пешей» прогулки.