— Хотела бы я возмутиться, но умом-то понимаю, что без этого никак, — проворчала она, выдохнув с облегчением. — И не заставлять же тебя в самом деле натягивать влажные шорты.

— Их наличие что-то бы поменяло? Думаешь, они хоть как-то бы мне помешали, реши я обмануть тебя и добиться большего?

— Естественно нет. Но я не слишком-то привыкла вот так запросто валяться рядом с малознакомым обнаженным мужчиной.

— Ночевать на тропическом острове у костра тебе, уверен, тоже не случалось. Относись к этому просто как к новому опыту.

— Все же предпочла бы такого опыта избегать. — Дыхание Полины становилось все равномернее.

Как бы там я ее ни напрягал, но впечатлений и физической нагрузки я ей обеспечил выше крыши, и усталость брала свое.

— Кем ты был в той, другой жизни, Марк? — сонно пробормотала моя Белоснежка, блаженно прищурившись от нежного касания моих пальцев рядом с мочкой ее ушка.

Чуть приподнявшись на локте, я наблюдал, как ее веки неумолимо слипаются. И что-то такое мне почудилось в ее чертах… такое смутно знакомое. Точнее — напоминающее о прошлой потере, заслуженной мною в полной мере, но от этого не менее болезненной внезапно. А я-то думал, что давным давно забыл о Василисе, и обо всем, что с ней было связано.

— Кем был? Да тем же, кем и сейчас: человеком, живущим в кайф. — И еще много, много кем.

Сыном, разочаровавшим и предавшим своего отца. Поганым другом. Конченым мужем даже для такой стервы, как Ольга. Женихом-изменником, что умудрился сперва замахнуться на то, что изначально было чужим, а потом еще и струсить.

Васька-Василиса. Волосы — живое золото. Глаза — зелень невозможная. Вся как из искушения и чистоты кристальной вылепленная. Как тебя такую было не захотеть себе? Даже зная, что перехожу дорогу другу единственному, бешеному Арсу, на тебе повернутому, кажется, вечность, даже четко осознавая, что ты какая-то непостижимая загадка для меня. А я ведь тогда был не из тех, кто разгадывает, а только тем, кто почти все купить пытается. Всегда ведь работало, а вот с ней — нет. Да и не сильно-то и долго я старался. Чуток поиграл в романтичного влюбленного, а потом съехал на старые рельсы.

И хорошо, что так вышло. Что она вовремя увидела, какое я дерьмо. Что сама от меня отказалась. Ведь я был слишком малодушен даже для этого. Это как найти случайно потрясающей чистоты изумруд, настоящее сокровище, вцепиться ручонками алчными в надежде, что сам рядом с такой истинной ценностью станешь выглядеть не такой дешевкой. Но надежды не оправдались: деньгами оправу Василисе мне было из себя не создать, а больше и предложить нечего.

Жадная до денег и всего, что они приносят с собой, Оленька, с готовностью закрывавшая на мою мелочную сущность глаза, способная на любую подлость, шантаж, — вот тот потолок, который я заслуживал. Но и отдать, честно отпустить добровольно Василису я не решался. Сделать такое — окончательно утратить уважение к себе и ту крошечную веру, что еще смогу, когда-нибудь, стать лучше и достойнее. Жить-то потом дальше нахрена?

Схватив ветку, с досадой швырнул ее в огонь, нахально прижавшись полностью к засопевшей беспечно Полине. Вот и с чего поперло на размышления в стиле благородного и совестливого героя второсортного романчика? Я тут, между прочим, девушку планомерно и без всякого стыда и раскаяния соблазняю, а не ностальгии по ушедшему предаюсь. Еще раз с подозрением зыркнув на Белоснежку, спросил себя: может, ну его на фиг вообще? Что-то как-то не так, не по плану идет у меня с ней. Ладно, утро покажет — оно имеет полезное свойство развеивать вот такие вот ночные псевдоромантические мороки.

Закрыв глаза, велел себе спать.

Глава 9

Бо-о-оже, как же хорошо-о-о…

Как же я люблю эти крепкие надежные руки, в которых мне всегда было так уютно. В которых я всегда чувствовала себя защищенной, в безопасности.

Тимка мой. Тимочка. Ну почему я раньше не сказала тебе о своих чувствах. Сколько ненужных событий могло пройти мимо, сколько ночей мы могли бы провести вместе, вот так, тесно прижавшись друг к другу. Сколько дней я могла бы начинать вот с такой чудесной неги: твое горячее дыхание у моей шеи, и чуть ниже, и вот уже рядом с ключицей, а тут и дисциплинированные мурашки резво маршируют навстречу едва угадываемым прикосновениям теплых сухих губ, что подкрадываются к вставшему по стойке смирно соску, подобно солдату на посту, вытянувшемуся во фрунт при виде командира.

— Да-а-а, — еле слышно шепчу, запуская жадные пальцы в отросшие локоны. И когда только успел так зарасти? Вроде только недавно подстригся перед… А перед каким событием он подстригся? — Хочу. Очень хочу. Всегда хотела, Тимочка.

— Белоснежка, ты либо закрой рот, либо открой глаза. Очень, знаешь ли, неприятно слышать чужое мужское имя из уст женщины, которую ласкаешь.

Что?

Какая Белоснежка?

Тима? Черт! Нет! Тимка женится!

А я у черта на куличках, застряла на чертовом необитаемом острове, с чертовым курортным жиголо, или как они там называются!

Хотя, по правде сказать, этот самый Марк — если он не врет и назвал мне настоящее свое имя — меньше чем за двое суток умудрился сделать так, что я уже не помню, сколько раз поменяла свое мнение о нем от самого плохого до отличного и обратно.

Открыла глаза и тут же уперлась взглядом в сердитый прищур того, кто, собственно, и держал меня в объятиях.

Точно не Тимка.

И никогда не станет кем-то, хоть отдаленно похожим на мужчину моей мечты — серьезным, обстоятельным, вдумчивым, спокойным и взвешенным. И брюнетом, между прочим. В смысле, от природы.

Скорее, спонтанным, насмешливым, даже ехидным порой, бесцеремонным, бесстыдным, чересчур откровенным в разговорах о сексе, слишком прямолинейным, ничего не обещающим, ни к чему не обязывающим. Блондином. Но блондином трезвым и честным.

Честным. По крайней мере в том, как он относится ко мне. Хотя правильнее будет сказать — от меня. И, кстати…

— Марк, ты меня хочешь? — спросила в лоб.

Выгоревшие на тропическом солнце брови взметнулись вверх.

— С первого взгляда, Белоснежка. У меня встал на тебя, как только я узрел ямочки на твоей шикарной заднице, по которой елозили эти блестящие черные локоны, — не помедлил он с ответом ни на секунду и не смутившись ни на йоту. Потому что где Марк и где смущение? Даже не на соседних континентах, похоже.

Он сжал широкой ладонью именованное шикарным место и, отодвинув покрытым утренней небритостью подбородком волосы, слегка прикусил мочку уха — не сильно, но жаркая волна щедро плеснула в самый низ живота, опалив внутренности и заставив бедра судорожно сжаться и потом инстинктивно попытаться раскрыться. Для него.

Для Марка.

Не для Тимы.

Сейчас, спросонья, пока здравомыслие мое еще не раскачалось на полную, признавать наличие влечения к едва знакомому мужчине оказалось еще проще, чем вчера. На удивление. А я-то думала, что утреннее солнце имеет совершенно обратный эффект. Или дело в том, где мы. Или в самом бесстыже откровенном Марке.

— А если я скажу, что тоже хочу тебя? — Я прикусила губу, с нетерпением всматриваясь в лицо капитана, отдавшего предпочтение не своей обожаемой белоснежной красавице яхте, уплывшей без него, а незнакомой девице, свалившейся по глупости в воду.

— То я отвечу, что ты сейчас пытаешься обмануть в первую очередь себя, Полин. Ты не меня хочешь. Не Марка Зарицкого. Ты хочешь воспользоваться моим телом, чтобы доказать что-то то ли себе, то ли кому-то, кто обидел тебя. Сильно обидел.

Не правда. Не. Правда.

Ладно.

Может, и правда. Но разве обязательно все портить, когда я взяла и решилась? Наплевать, по какой причине.

— Это меняет твое отношение ко мне?

— Не-а. Какой дурак откажется быть использованным такой красавицей? — И он, не отрывая взгляда от моих губ, сполз чуть ниже и лизнул открывшуюся в распахнувшейся льняной рубахе грудь. — Но тут есть нюанс, рыбка моя. Ты повторишь мне это на большой земле, когда мы вернемся на нее. И тогда я зажгу для тебя все звезды на небесах.

Дразнящее удовольствие от мимолетной ласки омыло меня, брызнув от места его влажного касания покалывающими искрами по всему телу, но избавить совсем от привкуса разочарования не смогло. Вот почему я вечно обречена быть какой-то неуместной или несвоевременной? Все у меня или потом когда-то, или уже поздно, или место с обстоятельствами не подходящие, или человек не тот.

— На одну ночь? — фыркнула я, завозившись в объятиях Марка, подумывая гордо отстраниться, но, собственно, зачем себя лишать хоть таких приятностей? — Ох, похоже, я уже упустила свой шанс, ведь предложенная мне среда была вчера.

Щедрый даритель (хотя пока только обещатель сказочного наслаждения) потерся колючим подбородком о мое плечо, издав задумчивое «м-м-м».

— Скажем так: я расширяю… хм-м… или углубляю? Не суть, изменяю мое предложение. На одну, на две, на неделю. Готов быть использованным тобой до конца твоего отпуска.

Я даже приподнялась, оглядываясь на него изумленно.

— С чего это вдруг?

— Почему нет? Я никогда не был жадиной. К тому же вроде как виноват перед тобой, хотя по мне, так все здорово. Ну или, скажем, у меня особенный подход и отношение к землячкам. В общем, почему бы тебе самой не придумать ту причину, что больше придется тебе по душе.

— А потом?

Вот теперь сам Марк отстранился от меня, падая на спину и с удовольствием потягиваясь всем своим загорелым и по-прежнему очень-очень голым мускулистым телом.

— Белоснежка, не загадывай так далеко. Живи сегодня и сейчас. Кто знает, что произойдет завтра или через две недели? Я могу попасть в тайфун на своей яхте и вообще погибнуть. Или твой — кто там он тебе тот обидчик — позвонит, прилетит, приметелит, чтобы вымолить на коленях прощение. Хочешь меня? Получишь. Но не сейчас, когда в тебе говорит в первую очередь обида, злость, отчаяние и остатки адреналина после вчерашней ночи. Сейчас нам надо продержаться этот день, уберечь тебя от тропического солнца, найти пропитание, но главное — воду. Я видел, тут растут кокосовые пальмы не очень далеко.

Он легко вскочил на ноги и повертел головой, разминая шею.

— Значит, там есть вода? — Вот сейчас я вдруг ощутила, что во рту суше некуда. Или дело тут совсем не в обезвоживании, а в завораживающем виде на широкую спину, завлекательные ямочки на твердых ягодицах и восхитительный рельеф мышц на бедрах?

— В кокосах есть вода, точнее, кокосовое молоко.

Не поворачивайся! Имей хоть каплю совести! Ага, нет ее тут.

— Да как его пить, оно же такое густое? — пробурчала, тоже поднимаясь на ноги. Смотреть на него снизу вверх это… м-да.

— Оно густое в банках, продающихся в магазине. — Потянул меня на себя за руку, нахально удерживая от возвращения рубашки в пристойное положение. — А натуральный сок, или как его называют, молоко кокоса — бесцветная водичка. Иди пока умойся. Тебе ведь сейчас не страшно будет подойти к воде? Тут мелко у берега и хорошо видно дно. Самое главное — не наступи на морского ежа, это очень и очень больно. А потом сразу уходи с солнцепека. Крема у нас с собой нет, а лечить тебя от солнечных ожогов мне сейчас нечем. Так что старайся находиться все время в тени и обязательно надень не только рубаху, но и мои штаны. А я пойду добуду нам питье и еду. Раз уж ты обзавелась пока только одним гномом, придется мне поработать за семерых.

И этот нахал облапал уже обе мои груди и, чуть присев, потерся о них колючим подбородком так, что я аж взвизгнула, и смачно чмокнув оба соска по очереди, легко подскочил на ноги.

— Девочки налево, мальчики направо, смотри не перепутай.

И что это было?

Минуты три я еще сидела на песке, в недоумении хлопая глазами и уставившись в заросли, где скрылся Марк.

Это он меня продинамил так изящно? Или на самом деле говорит то, что думает?

«Капитан окинул нечитаемым взглядом свернувшуюся от страха клубком девушку, лежавшую на его широкой кровати — единственной из имевшихся на этом корабле. Сердце бедняжки сначала замерло, а потом забилось в необъяснимом ей самой трепете. Она здесь полностью во власти этого незнакомца. Беззащитная противостоять ему. Это ли не самое ужасное положение, в котором только можно очутиться? Почему же ее охватил не один только страх, а еще и предвкушение? Предвкушение чего-то… прекрасного?

— Леди, не в моих правилах принуждать к чему-либо женщину, попавшую в беду. Особенно такую чистую и невинную, какой видитесь мне вы. Я, хоть и считаюсь у себя на родине преступником, воспитывался как джентльмен, и имею понятие о таких эфемерных вещах, как честь и достоинство. Если вы решите продолжить наше знакомство после возвращения в Лондон, то я буду рад пригласить вас на прогулку по Ковент Гарден. Там и обсудим размеры вашего долга мне и возможные методы его оплаты…».